Глава 9

Глава 9

В день отъезда Котельникова в штаб заглянул командир взвода разведчиков Виктор Рассадин. Там был только начальник штаба. Рассадин попросил у него разрешения проводить старшего лейтенанта на аэродром. Начштаба не ответил. Казалось, он не расслышал обращения комвзвода. Рассадин почувствовал себя неловко и пояснил, что выполняет желание бойцов. Но не успел он договорить, как последовал злобный ответ:

– Я вас не вызывал! Вы свободны.

Узнав об этом, Котельников сам обратился с такой просьбой в штаб, когда там все были в сборе. Комбриг неестественно рассмеялся. Все, как по команде, кто активнее, кто сдержаннее его поддержали.

Котельникова это задело:

– Понял. Очень вам признателен за весёлую реакцию на мою просьбу. Однако без сопровождения своих боевых товарищей на аэродром я не поеду. Об этом доложу начальнику управления генералу Судоплатову.

Повернулся и вышел. Вместе с ним ушли оба его помощника, поджидавшие у входа в штаб: старшина Изотов и рядовой Белинов.

На аэродром Котельников отправился в сопровождении взвода разведчиков. Военврач Бронзов не отходил от него ни на шаг.

Где-то за полночь появился самолёт. С ходу пошёл на посадку. Перед самой землёй засветились мощные фары. Пробежал мимо сигнальных костров. Далеко в конце площадки его огни неожиданно погасли – самолёт словно исчез в темноте. Подбежавшие партизаны увидели задранный вверх хвост огромного фюзеляжа самолёта, уткнувшегося носовой частью в землю.

Выяснилось: когда фары высветили впереди опушку леса, скорость ещё была значительной, лётчики затормозили. Перед колёсами от юза вздыбилась горка земли. И тяжёлый двухмоторный «Дуглас» клюнул носом. Скапотировал. Фары уткнулись в землю. Хорошо, что командир Феофан Радугин успел выключить двигатели.

Не сразу, но всё же удалось вернуть самолёт в нормальное положение. На землю сошли незнакомые люди. Стало известно, что среди них был член ЦК Компартии Белоруссии Жданович. Партизаны сразу принялись выгружать ящики с боеприпасами и оружием. Тем временем лётчики возились у лопастей. Как оказалось, одна лопасть погнулась при капотировании.

Возня с выправлением изогнутых лопастей, к счастью, только с одной стороны у правого мотора, заняла много времени. Небо на востоке посветлело. А транспортные самолёты пересекали линию фронта только под покровом ночной темноты. Было объявлено, что вылет не состоится и самолёт останется дневать.

С полсотни партизан соединения Балыкова в спешном порядке принялись тащить огромную двухмоторную машину в лесную просеку. Обложили её срубленными деревьями. Замаскировали. Партизанское командование выставило у самолёта большую охрану, были перекрыты просёлочные дороги, выставлены заставы с пулемётными расчётами.

Когда окончательно рассвело, лётчики принялись выправлять ещё две погнутые лопасти винтов. В этом принимал участие и Котельников с двумя помощниками. Глядя на старания лётчиков, пытавшихся выровнять лопасти, он предостерёг, чтобы не прикладывали чрезмерные усилия при разгибании, поскольку это чревато повреждением «сателлитов».

Услышав замечание, лётчики удивились. Согласились, что такое в самом деле может произойти. Тогда лететь будет рискованно или даже невозможно.

Кто-то из членов экипажа спросил Котельникова:

– Откуда вы знаете, что там «сателлиты»? Вы лётчик? Или авиационный механик?

Объяснять не стал. Пригодились знания, полученные в авиационной школе Бухареста. Особенно экипаж был поражён, когда он вбил в землю столбик, чтобы проверить по нему при ручном вращении миллиметровую точность выправленных винтов в сравнении с лопастями, оставшимися невредимыми.

Провозились всё утро. Как только закончили восстанавливать лопасти, партизаны с трудом вкатили самолёт глубже в просеку. Все принялись по-настоящему маскировать его корпус. Плоскости обложили дёрном. Вокруг фюзеляжа установили срубленные деревца с зеленью. Так замаскировали, что никто из стоявших рядом не мог догадаться о том, что там находится двухмоторный транспортный самолёт.

Охрану также невозможно было обнаружить. Как, собственно, и партизанские подразделения соединения Балыкова, занявшие оборону вокруг аэродрома.

Все, кто был на так называемом партизанском аэродроме – партизаны и экипаж, – уехали на подводах в штаб балыковского соединения.

Котельников и сопровождавшие его боевые друзья верхом на своих лошадях, остальные на повозках вернулись на базу бригады с надеждой, что ночью самолёт сможет вылететь в обратный рейс.

День выдался солнечным, кругом было спокойно. Около одиннадцати дня донёсся шум моторов. Это облетал лес знакомый двухфюзеляжный «фокке-вульф». Покружив недолго, убрался. Часа полтора спустя донёсся более тяжёлый гул. В небе появился бомбардировщик, летевший настолько низко, что на плоскостях виднелись кресты. Покружил над лесом. Ещё через некоторое время послышались взрывы и вдали поднялся столб густого чёрного дыма.

Бомбардировщик убрался, но было ясно, что горит «Дуглас» экипажа Феофана Радугина. Туда устремились верховые партизаны и на повозках члены экипажа.

Уже издали они увидели догоравшие остатки «Дугласа». Котельников повернул назад на базу, намереваясь успеть к предстоящему сеансу связи с Центром, чтобы радировать печальную новость.

Едва он с двумя всадниками миновал заставу перед въездом в зону расположения бригады, из кустов неожиданно раздались выстрелы. Пули просвистели рядом.

Вмиг лошадь Котельникова свернула в кусты, что тянулись по обеим сторонам просёлочной дороги, а сам он выпал из седла из-за густых ветвей деревьев, преградивших ему путь. С помощниками произошло нечто похожее, но оба открыли в ответ автоматный огонь и, побросав коней, ринулись к кустам, откуда раздавались выстрелы.

Одновременно прибежал с нарядом дежуривший по лагерю лейтенант Борис Шидловский, поднятый по тревоге выстрелами.

К удивлению Котельникова, его помощников и дежурного наряда, навстречу им из кустов с маузером в руке молча вышел бледный, растерянный, натянутый, как струна, Сёмин. Котельников набросился на него с отъявленным матом. Наставил автомат:

– Вам Климова мало, теперь меня решили убрать? – выпалил старший лейтенант то, чего, казалось, не знал. – Не выйдет! Я не забыл и предупреждение просверлить мне висок, если буду затевать что-то против вас.

Сёмин не вымолвил ни слова, в то время как Котельников продолжал поносить его последними словами.

После всего произошедшего Котельников понял, что оставаться в бригаде нельзя. Он велел старшине Петру Изотову быстро забрать у Панкратова оставленную на хранение полевую сумку и привезти ему.

На это ушло менее десяти минут. Едва Изотов вернулся с сумкой, Котельников на ходу обнял его и Николая Белинова, поблагодарил их за верную службу и всё доброе, что для него сделали, и, не сказав куда отбывает, ускакал.

В соединении Балыкова он в нескольких словах рассказал о случившемся. Там уже находился экипаж сгоревшего самолёта – командир Феофан Радугин, второй пилот Бугримович, механик Луспекаян, стрелок-радист Троцкий.