Глава 4

Глава 4

Начальнику штаба Белову бойцы и командиры подразделений ставили в заслугу решение хозяйственных вопросов. Он создал пекарню, пошивочную для начальства, мастерскую по ремонту одежды и обуви личного состава, организовал ремонт оружия, вплоть до ручных пулемётов. И многое другое, что нужно в повседневной жизни. Не будь у него столь ярко выраженного лизоблюдства и угодничества перед начальством да бездумного фанфаронства, ему бы цены не было.

Сам того не замечая, он проводил в жизнь всё, что считал нужным начальник разведки. Льстило, что тот генерал.

Во время отсутствия Котельникова начальник штаба капитан Белов неожиданно отправил с группой на задание лейтенанта ГБ (в армии капитан – существовала такая разница до тысяча девятьсот сорок третьего года) Панкратова, заменявшего командира связи. Очевидно, Сёмин остерегался не только Котельникова, но и его заместителя. Как человек исполнительный, тот не стал категорически отказываться от выполнения приказа. Не хотел, чтобы в штабе бригады подумали, что струсил, учитывая сложность, а стало быть, рискованность предстоявшего задания. В то же время он заявил Белову, что не имеет права покидать взвод связи. Но тот и слушать не стал. Уходя, Панкратов поставил об этом в известность шифровальщицу Галину Соловьёву.

Менее чем через неделю после ухода Панкратова с группой из Центра поступила радиограмма, в которой командиру бригады Шмакову в резкой форме ставилось в вину включение в задание единственного исполняющего обязанности командира связистов. В депеше приказывалось немедленно принять меры к отзыву его и прибытии в подразделение тотчас доложить.

За полторы недели до возвращения Котельникова на базу Панкратов уже исполнял свои прежние функции в группе связи. И тут выяснились некоторые причины, сделавшие нежелательным его присутствие на базе. Через день после ухода Панкратова начальник разведки вызвал к себе старшую радистку-шифровальщицу Галину Соловьёву и вручил ей текст депеши для отправки в Центр.

Столь обширного материала за весь период работы радистов ни разу не передавалось даже в течение целого месяца. Радиограмма состояла из восьмисот четырёх групп, каждая из которых насчитывала пять цифр!

Радисты передавали её на протяжении двух дней. «Крутилка» при усиленном вращении часто перегревалась. Во избежание выхода её из строя приходилось объявлять перерыв. В этом промежутке отдыхали и «крутильщики» – крепкие парни, сбрасывавшие с себя рубахи, походили на вырвавшихся из парилки. При вращении ручки динамо-машина ревела почти как сирена при объявлении воздушной тревоги. В такой обстановке радисты отстукивали цифры на ключе Морзе, по несколько раз сменяя друг друга, что тоже не было принято.

Когда Галя Соловьёва, шифровавшая текст депеши и потому знавшая её содержание, наконец доложила начальнику разведки о том, что радиограмма полностью передана в Центр и на это получена условная «квитанция», Сёмин потребовал вернуть ему оригинал текста:

– Пожалуйста, принесите мне его. Это материал особой важности.

Минут через пять Соловьёва принесла Сёмину собственноручно написанный им текст. В других случаях она, как правило, сжигала его. Котельников иногда оставлял краткое содержание копии записи в журнале.

О столь необычном по продолжительности обмене связи с Центром радисты в красках рассказали вернувшемуся в расположение бригады Панкратову.

Панкратов понял, что начальник разведки отправил его на задание, чтобы в его отсутствие передать Центру необычную по объёму радиограмму. Очевидно, для этого существовала определённая причина.

Об отправленной в Центр радиограмме он проинформировал прибывшего после долгого отсутствия Котельникова. Оба уже не сомневались, что являются бельмом на глазу начальника разведки.

Котельников спросил своего заместителя:

– Соловьёва не говорила, о чём шла речь в этой депеше?

– Обмолвилась о каких-то химических веществах у немцев. Больше, пожалуй, ничего особенного. А что?

– Текст депеши она уничтожила? – поинтересовался Котельников. – Или уцелел?

– Я сразу её спросил об этом. Сказала, что Сёмин велел тут же вернуть ему весь материал.

Котельникова заинтриговало содержание радиограммы:

– При случае узнай у Гали подробнее, чем всё-таки было напичкано столь длинное послание руководству. В общих чертах…

Панкратов кивнул:

– Попробую. Незадолго до моего отбытия на задание она была чем-то расстроена, и у неё проскользнуло: мол, чёрт знает что творится, а посоветоваться не с кем. Почему она так говорила, я не узнал. Девка она скрытная.

– В нашей работе это не так уж плохо, – заметил Котельников. – Доверять ей, по-моему, можно.

– Думаю, что да. Она молчит, но, кроме неё, некому было поставить Центр в известность о моём отбытии с группой на задание. Она, конечно, радировала. Причём, как я узнал, в возмущённом тоне!

– Это о многом говорит, – отметил Котельников.

– Она больше всех в курсе дела, поскольку сама готовила шифровки.

– А как она относится ко всему происходящему, не говорила?

– Нет, но, думается, настроена критически. Не глупа, видит.

Панкратов решил, что лучше всего узнать у девушки подробнее содержание радиограммы во время утренней зарядки, когда все радисты и помощники покидают парашютный шалаш, а Галя остаётся расшифровывать ночное поступление.

Котельников одобрил. Панкратов помолчал, потом посмотрел на старшего лейтенанта и усмехнулся:

– Как вы это раньше сами делали… Подходящий момент!