Глава 11
Глава 11
С ходу он приказал подниматься и строиться. Чувствовал, что если приляжет, то нескоро сможет подняться, а Ипуть должна быть уже недалеко.
Когда тронулись, вскоре заметил, как поредел лес, затем потянулся редкий кустарник. Миновав его, вышли к крутому обрыву. В низине угадывалась заснеженная и скованная льдом река.
– Ипуть! – радостно вскрикнул Котельников. – Конец скитаниям!
В ответ послышались возбуждённые голоса:
– Неужто допёрли?
– Дотопали…
– Всё верно! – произнёс командир. – Но предстоит одолеть реку, к счастью, пёхом, а не вплавь! И на том берегу малость подняться. К лесу! Вот там заживём по всем правилам.
На противоположной стороне сквозь пелену лениво падавших снежинок во мраке проступала прямо уходившая от берега пологая возвышенность, за которой, благодаря снежному отблеску, угадывались в глубине очертания леса.
На этот раз никто самовольно не опустился на снег. Ждали команды.
– Послухайте сюды, как говорят хохлы! – решил пошутить для бодрости Котельников, обрадованный находкой мешка и тем, что наконец-то добрались до реки. – Может, сразу попытаемся перемахнуть на ту сторону?
– Как прикажете.
– Но предупреждаю! – повысил голос командир. – Пока не наступил день! Иначе все мы будем на реке, как на ладони! Прошу иметь это в виду. Что на другом берегу, мы не знаем. Ну, как?
Все довольно живо стали спускаться к реке. Котельников со своим бесценным мешком последним покинул осаждённый район Клетнянских лесов.
На реке, к удивлению, снег был приморожен. Не то что в лесу, где до одурения намаялись, погружаясь в сугробы выше колена. Не успевали вытащить оттуда ногу, как вторая чуть ли не по самое брюхо погружалась в снег. Здесь было намного легче. Котельников обрадовался:
– Затвердел. Правда, лишь неглубокий свежий слой.
Ипуть одолели, можно сказать, с ходу. Однако вдоль всего берега снова появились глубокие продольные сугробы.
Чтобы взобраться на склон, что уходил от берега, пришлось попыхтеть. Первые одолевшие его, не дотянув метров ста до опушки леса, один за другим падали среди молодых ёлочек и жидкого кустарника, покрытых слоем заснеженного льда.
Котельников упрашивал прилегших углубиться ещё хотя бы на пару десятков шагов, поскольку местность в какой-то мере всё же просматривалась. А немного дальше кустарник был гораздо гуще, да и сами ёлки намного крупнее.
Уговоры не помогли. Пожалуй, впервые за всё время пути. Будто все лишились сознания. Словно война закончилась!
Да и ничего настораживающего кругом не было. Повалились, прижимаясь на сколько возможно друг к другу. Лёжа нахлобучивали ушанки, приподнимали промёрзшие воротники и засыпали мёртвым сном с удовлетворением, которого давно не испытывали.
Вконец обессиленный Котельников опустился рядом с уже уснувшими Изотовым и Белиновым. Плотно запахнул полушубок, втянул голову в поднятый воротник. Под головой, как обычно, лежала полевая сумка, заменявшая подушку. Согреваясь собственным дыханием и засыпая, он не переставал думать о том, что надо было всё-таки настоять, чтобы ещё немного углубиться в лес… Светало.
Сказать, что он спал мёртвым сном, вряд ли можно. Чудилось, будто лежащий рядом Изотов переворачивается на другой бок и задевает его. Оглянуться, а тем более встать не хватало сил. И он снова, как и на привалах, уснул. Сквозь сон уловил нечто похожее на тарахтение мотора. Сначала решил, что мерещится. Но всё-таки проснулся и понял, что действительно откуда-то доносится звук работающего мотора.
Приоткрыл глаза. Уже совсем рассвело. Приподнялся, отвернул одну сторону воротника, сдвинул съехавшую набок ушанку, прислушался: «Да, точно! Шум мотора… Значит, где-то близко немцы…» Глянул в просветы между молодыми, причудливо заснеженными елями, перевёл взгляд на то место, где должны были лежать его спутники, и… обомлел! Рядом никого не было! Кроме спавших Петьки и Кольки. В доли секунды в голове пронеслась паническая мысль, что его покинули!
В смятении приподнялся на колени и тут же догадался: начал смахивать снег, под которым спали товарищи. Успокоился. Но почти тут же насторожился: вроде бы их мало. Стал тщательнее смахивать снег, чтобы понять, кто именно лежит рядом, оглядывал каждого спящего. Охватила тревога! Начал считать лежавших:
– Один, два, три, четыре, пять, шесть. С медсестрой семь. Я – восьмой. А было нас сколько? Было девять. Потом – минус Бавтута, на костре второй, Тихоня – третий. Значит, осталось шесть. Плюс трое с Лорой – девять! А тут семеро. Со мной! Тогда где ещё двое?
Впопыхах вновь пересчитал: спали шестеро!
– Я, значит, седьмой, – повторил он. – Точно! Приподнялся и огляделся. Вроде бы никого поблизости больше нет.
– А Васин? И хлюст… Куда их могло понести, идиотов?!
Оглядевшись вокруг, увидел едва заметные следы. Взглянул в сторону низины реки – метрах в двухстах по пояс в снегу, то падая, то снова вставая, пробирались два силуэта. Узнал в них Васина и следовавшего за ним Гороховского. Они шли в ту сторону, откуда недавно доносилось урчание мотора. Вдали справа, на значительной возвышенности, сквозь лениво падающий снег проглядывала часть не то дома, не то сарая со стоявшим вплотную к строению крытым грузовиком с высоченным шестом. И дураку понятно, что это мачта антенны. А грузовик – радиостанция. Естественно, немецкая! Понял, что оттуда исходит рокот мотора.
Он принялся будить одного, другого, но безрезультатно. Лишь Изотов зашевелился, но не отреагировал.
– Петь, а Петь! – тормошил его за ворот командир группы. – Слышь, Петька? Беда!
Приоткрыв один глаз, сонный и не соображающий Изотов не то охрипшим, не то сорванным голосом спросил:
– Ну сто? Сто?!
Котельников обомлел! На Петьку было страшно смотреть. Его лицо стало неузнаваемо. Рот и губы сместились куда-то в бок.
Всё же Котельников выпалил:
– Эти идиоты, Васин и Гороховский, с голодухи лезут в самое пекло! Недалеко село или хутор. Но там немцы. У них стоит большая крытая грузовая машина с мачтой! Значит, радиостанция там! Слышь, что говорю?! Я спускаюсь к реке, надо их догнать! Иначе им капут. И нам тоже, слышишь?
– Не снаю, сто хочешь… – с трудом вымолвил Изотов и смолк, закрыв глаза.
Было ясно, что на него рассчитывать нечего. Только время терять. Будить ещё кого-то бессмысленно. Хотя спросонья сам не очень-то соображал. Но всё же чтобы легче было догонять «идиотов», начал быстро расстёгивать ремни, сбрасывать с плеч задубевший от мороза полушубок и остальное, чем был обвешан, кроме свисавшего с плеча маузера. Забыв обо всём на свете, одурманенный пережитым и происходящим, он бросился вниз по склону к берегу. Снегу там было и вовсе по пояс. Преодолевая его, продолжал изо всех сил догонять Васина и Гороховского, медленно двигавшихся в сторону, где на возвышенности тарахтел мотор грузовика.
Котельниковым владела только одна мысль: успеть добраться до идиотов и вернуть их обратно! В гимнастёрке и свитере ему было гораздо легче передвигаться по заснеженному следу. В спешке и тревожном напряжении он не сразу заметил, что оказался без ушанки… Разгорячённый, стараясь не терять времени, запыхавшись, метался, как шальной, из стороны в сторону, скользил, падал, тут же поднимался, продолжая изо всех сил догонять шедших впереди.
Их уже разделяло не более двадцати шагов. Юрий хотел их тихо окликнуть, но в этот момент Гороховский упал в снег. Поднимаясь, увидел Котельникова. Видимо, что-то крикнул Васину, находившемуся впереди шагов на десять-пятнадцать. Тот мгновенно обернулся, держа наготове свой ППД. Стараясь не кричать и едва переводя дыхание, Котельников со злостью выпалил:
– Вы, кретины, вашу мать… Понимаете, что делаете? Там же немцы! Сейчас же обратно!
Васин выждал, пока неожиданный гость приблизится и, с ненавистью глядя на него, прошипел:
– Обратно? Нет, гад! Ты тоже пойдешь с нами!..
Котельников растерянно посмотрел на приблизившегося Гороховского: «В своём уме Васин?» Но и этот, к его удивлению, прошепелявил:
– Слыхал приказ? Давай, гад, иди вперёд!
– Ты-то куда? – укоризненно бросил в ответ Котельников. – Тебя там наверняка расстреляют, как всех ваших, оставшихся в Самотевичах! Ты же не Гороховский, а Гордон, Игорь! Твой отец мне рассказал!
– Иди, сволочь, говорят тебе по-хорошему, – агрессивно произнёс в ответ Игорь, явно не понимая последствий разыгравшейся трагедии, в том числе и для себя самого.
Васин, видимо, только сейчас обратил внимание на свисавший у Котельникова маузер, скомандовал:
– Колодку с пистолетом сейчас же отдай Гороховскому! Слышишь? Только дотронешься до рукоятки – даю очередь! Пристрелю!
– Вы с ума сошли! Там немцы! Грузовик с мачтой!
– Слыхал приказ? – прошепелявил Гороховский. – Сдавай оружие, пока не поздно!
Котельникова будто обухом по голове ударило. Он понял, кто перед ним. Опростоволосился! Предчувствовал, что Васин, возможно… Держал «два в уме»! – промелькнуло в голове.
Раздалась короткая очередь ППД. Пришлось снять с плеча ремень с маузером и передать подошедшему Гороховскому, который сразу перекинул его себе через плечо.
– Давай иди вперёд! Слышь, гадина!? – угрожая направленным автоматом, приказал Васин.
Котельников всё понял и тут же предложил:
– Вообще правильно, старший лейтенант, вы с Гороховским решили! Я готов идти с вами. Очень разумно поступаете… Мне тоже ни к чему такая жизнь. Но давайте пойдём не с пустыми руками! Вернёмся за остальными! К тому же там у меня рация и сумка, которая представит немалый интерес для немцев! Понимаете, старший лейтенант?! Прихватим, конечно, и «крутилку»!
Васин насмешливо перебил:
– Вот она, твоя секретная, заветная и бесценная! – он потянул за ремень, и рядом с висевшим у него за спиной вещевым мешком появилась кожаная полевая сумка.
Это был конец не во сне, а наяву. Васин – предатель! Теперь уже ясно!
Он скомандовал, направив на Котельникова автомат:
– Давай топай вперед, легавый! Не то прострочит очередь уже не мимо тебя, чекист подлый! Я не шучу!
Гороховский, всё это время наблюдавший, как Васин показывал снятую полевую сумку, вякнул:
– Слышишь, что тебе говорят по-хорошему?!
Котельников уже осознал создавшееся трагическое положение. Когда снимал с себя всё, что было на нём, не заметил спросонья отсутствия важнейшей «вещи», с которой ни на секунду не расставался, где бы ни находился! Непростительное опрометчивое упущение! Усталость, голод, к тому же обессиленный мозг уже не соображал.
– Эх, Котельников, засранец ты, а не чекист. Ещё и бывший пограничник, – обозвал он себя. – Зато теперь будешь отдуваться за собственные просчёты!
В голове отчаянно металось: «Что придумать?!», а секунды мчались, ища выход из смертельной ситуации, в которой он очутился по собственной дурости. Спасать хотел идиотов! А идиотом оказался сам! «В таком случае лучше смерть, но только не плен!» – подвёл он итог промелькнувших в одно мгновение рассуждений.
От всего нахлынувшего в голове застыл ужас. В груди кипела жгучая ненависть не только к предателям, но в основном к самому себе! Расправиться с ними голыми руками или зубами вцепиться, задушить, растерзать. Абсурд! Но что-то надо срочно предпринять!
Вдруг он вспомнил про финку в голенище правого сапога. Тут же преобразился, словно только сейчас понял, что ему грозит. Принял жалкий, трусливый вид, согласился идти с изменниками сдаваться фашистам и одновременно стал извиняться за нанесённую в походе обиду, унижался, молил о пощаде и, падая в снегу, тянулся к ногам Васина, успел даже на секунду коснуться губами его сапога, чтобы поцеловать… При этом старался незаметно в снегу просунуть руку в сапог и достать финку, которую сам запихнул поглубже.
В ответ последовал сильный пинок того же сапога в лицо. Котельников отлетел в сторону, из носа потекла кровь. Он снова попытался просунуть ладонь в голенище правого сапога.
– Да, мои дорогие Васин и Игорь, я виноват перед вами! Все сделаю, как приказываете. Но дайте отдышаться! Хотите – пристрелите, братцы…
– Пристрелю, если будешь канючить! – отрезал Васин. – Но только в ногу, чекистская мразь! Чтобы не подох, а остался жив и мог давать показания. Ага! Остальных вместе с твоей «крутилкой» заберут кому положено, – пригрозил Васин. – Давай топай, легавая паскуда! Слышишь, что тебе говорят?
– Иду я, братцы! – повторял фактически пленный, обращаясь в основном к Васину, но не выпуская из вида смолкшего Игоря, созерцавшего унижение и окровавленное лицо недавнего грозного командира группы.
– Ты мне зубы не заговаривай, собака. Думаешь, не знаю, что ты за скотина? – сурово предупреждал Васин. – Скоро встретишь своего товарища Скандилова, по которому тоскуешь. Он тебя ждёт! Так что давай, топай и не падай, или пристрелю. Слышь, гадина?!
– Значит, это ты, старший лейтенант, помог ему и всем остальным на совещании в землянке?
– Всё по заслугам! Теперь твоя очередь настала. Вставай, приказываю! Последнее предупреждение!
– Встаю, встаю я, господин старший лейтенант доблестной армии генерала Власова.
– Наконец-то скумекал, легавый пёс! А сейчас пошли. Слышь?!
Последовал крепкий пинок ногой, на который напросился задержанный. При этом он так кувырнулся в снегу, что пока поднимался, сумел наконец-то ухватиться за головку финки, подтянул её немного в голенище.
С лицом, окровавленным от полученных чувствительных ударов сапога, Котельников не прекращал просить прощение. Как бы поскользнувшись в снегу и почти прильнув к Васину, который оттолкнул его локтем, он в одно мгновение оттеснил туловищем в сторону ствол его автомата, мигом из сапога достал финку и со всей силой начал наносить молниеносные удары ему в горло, в лицо, в глаза…
Раздался дикий вопль и одновременно загремела очередь автомата, ствол которого Котельников сумел отвести круто в сторону. Продолжая с невероятной быстротой наносить удары, угодил наконец-то в глаз. Васин пошатнулся, продолжая стрелять, но остановился его автомат. И он повалился с захлёбающимся от крови храпом.
Стоявший в нескольких шагах Гороховский, видимо, не сразу сообразил, что происходит. Тут он спохватился, направил автомат на Котельникова, который сразу крикнул ему:
– Не смей, Игорь! Ты не при чём. Остановись!
Но тот оставался глухим, пытаясь второпях оттянуть затвор, который никак не поддавался, – видимо, примёрз или забился снегом. Но от дёрганья мог уже «разработаться», и последует очередь! Смертельная. Из подаренного тем же Котельниковым автомата.
Пришлось и с Игорем поступить так же, как с его дружком, оказавшимся засланным изменником-убийцей.
Весь в своей и чужой крови, Котельников настолько был возбуждён, что сняв свой маузер с плеча предателя, бросился бежать. Но вдруг спохватился! Он выпустил из вида свою драгоценную полевую сумку, вытянутую предателем у него из-под головы. Тотчас же вернулся и, снимая сумку с плеч хрипевшего в предсмертных судорогах изменника, бросил настороженный взгляд в сторону мачты с крытым грузовиком, затем добавил обоим «для верности».
Между тем рокот мотора гитлеровской радиостанции продолжался. Не исключено, что его шум приглушил происходивший в низине поединок. Всего в трехстах, максимум четырехстах метрах.
Котельников бежал из последних сил, задыхался и падал, оборачивался и бросал беспокойные взгляды в сторону мачты, где продолжал тарахтеть на возвышенности фашистский грузовик.
Поднимаясь вверх по склону, издали увидел радиста Федю Кукушкина с автоматом в руках и медсестру с накинутым на плечи его полушубком и ушанкой. Лора стояла в слезах, с осунувшимся почерневшим лицом и в испуге смотрела на взбиравшегося командира группы.
– Вы ранены в голову! – сочувственно, с трудом выговаривая слова, сказала Лора. – У меня бинт, дайте перевяжу.
Едва переводя дыхание, не в состоянии говорить, Котельников только спросил: «Как здесь, наверху?»
Лора ответила:
– Когда мы уходили – все спали. А когда сама проснулась, не сразу увидела вещи, лежавшие на снегу. Смотрю – автомат, а вас нет! Испугалась. Вижу, нет и моих Васина с Игорем. Тут же разбудила первого попавшегося. Вместе мы бросились к краю спуска. Увидели вас раздетого.
– Что случилось? – спросил наконец Кукушкин. – Кровь на лице. А где те два оболтуса?
Быстро одеваясь, Котельников махнул рукой:
– Расскажу потом. Слышите шум мотора? Там немецкая радиостанция! Срочно будите всех! Будем уматывать! Следы-то остались!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.