Глава 1

Глава 1

В просторной землянке штаба бригады комбригу Шмакову, комиссару Малюгину и начальнику разведки Сёмину найденная разведчиками парашютистка назвалась Таней Сиротиной.

Таня рассказала, что произошло при приземлении на парашютах во вражеском тылу:

– Выбросили нас ночью. Мой напарник – его оперативный псевдоним «Папа Коля» – приземлился хорошо, но меня отнесло куда-то ветром. К счастью, он нашёл меня очень скоро. Но со мной стряслась беда: угодила, как показалось, в овраг с водой. Но это было болото. Неглубокое, иначе мне бы оттуда не выбраться.

Все слушали девушку внимательно, иногда переглядывались, без слов выражая недоумение по поводу действий организаторов задания. Свои эмоции никак не выражал лишь начальник разведки Сёмин.

Девушка рассказала свою печальную историю. Окончила школу радистов при разведотделе штаба Западного фронта, затем вошла в прямое подчинение к капитану Николаю Свиридову. Согласно заданию, он должен был устроиться работать у немцев стрелочником, либо сцепщиком, либо обходчиком на железнодорожной станции Бахмач.

– Важно было закрепиться на данной станции, чтобы быть в курсе происходящего на всей железнодорожной ветке, – пояснила Таня. – Бахмач – крупная узловая станция.

Свиридов обязан был фиксировать количество железнодорожных составов немцев, перевозивших грузы, количество цистерн и их содержимое, определять характер перевозимой военной техники и, разумеется, передвижение живой силы, род войск, прислушиваться к новостям и слухам.

Согласно выработанной легенде, Таня должна была выдавать себя за дочь рабочего-железнодорожника, то есть капитана Свиридова. До поры до времени, пока не освоилась с обстановкой, оставаться дома. По документам ей значилось шестнадцать лет, хотя на самом деле минуло восемнадцать.

Полученные от «папы Коли» донесения Таня должна была передавать в штаб фронта с помощью малогабаритной рации «Север».

Она рассказывала обо всём этом довольно подробно, порой забавно. Медленно тянула слова и умиляла детской непосредственностью. В общем, воспринималась как ребёнок, брошенный в омут страшной войны.

Комбриг, комиссар, начальник разведки и под конец прибывший начштаба Белов прониклись к девчонке сочувствием и симпатией, к которым примешивалась откровенная жалость.

Особенно удивило услышанное комиссара бригады Малюгина, человека в летах, немало повидавшего в мирной жизни и на войне. Он понимал, что только по недомыслию, некомпетентности и обыкновенной человеческой чёрствости можно было послать на ответственное задание, связанное с риском для жизни, фактически ещё ребенка. Что и не преминул высказать.

– Многие там понятия не имеют, что такое война и тем паче работа в нелегальных условиях под приглядом опытной немецкой контрразведки, – сурово отозвался комбриг Шмаков.

– Таких работников следовало бы сначала сюда направить, чтобы узнали, что и почём, а уже потом наделять их ответственными функциями.

Присутствующие поддержали комбрига:

– Им надо как можно быстрее отрапортовать командующему фронтом о том, что во вражеский тыл направлено столько-то разведчиков, радистов, подрывников, – возмущался начштаба Белов.

– И за это им отвалят очередные звания и ордена!

– К сожалению, это так, – устало согласился Шмаков.

– Девочке бы ещё при матери оставаться, а не скитаться по тылам противника. – Ещё счастье, что она уцелела.

Таня продолжала рассказывать. Когда её нашёл капитан Свиридов, которого она называла не иначе, как «папа Коля», она уже было выбралась из болота. Помогло то, что в школе штаба фронта её научили подражать голосам разных птиц. У Тани неплохо получался совиный. Вот она и кричала, пока не охрипла и пока не нашел её Свиридов – промокшую, окоченевшую. Они сразу же направились к лесу. Парашюты свой и радистки он где-то закопал. Углубились в лес, но разжечь костёр не решались – понятия не имели, где оказались и что вокруг происходит.

Лишь когда рассвело и Свиридов убедился, что поблизости никого нет, он разжёг небольшой костёр. Таня обсушилась, немного отогрелась, попили кипятку. Но по-прежнему они не знали, где находятся. Свиридов вскарабкался на дерево. Кругом был лес, а там, откуда они пришли, – голое поле и справа две деревушки. Вполне могли угодить прямо на голову селянам, а может быть, и полицаям либо немцам.

Они быстро собрались и углубились в лес. У Тани разболелась ушибленная нога: выкарабкиваясь из болота, ударилась о камень. Теперь стало больно ступать. Но всё же они добрались до небольшой поляны. Здесь капитан Свиридов велел ей развернуть свою «музыку», то бишь рацию, чтобы передать штабу фронта о том, что приземлились благополучно и с наступлением темноты постараются установить своё местонахождение.

Таню слушали напряжённо, не прерывали вопросами. А она продолжала подробно рассказывать, что и как происходило дальше. Пока Свиридов шифровал свою первую радиограмму штабу фронта, Таня обратила внимание, что контрольная лампочка передатчика при нажатии ключа Морзе не загорается.

– То же самое происходило с вольтметром, – говорила Таня совершенно спокойно. – Я нажимала на ключ, но стрелка оставалась на нуле! «Папа Коля» обозвал меня растяпой, а себя дураком за то, что сначала обсушил меня, а не батареи. В воде они, видимо, замкнулись. Сколько мы их ни обтирали, ни сушили, ни очищали клеммы, всё было напрасно: стрелка вольтметра оставалась на нуле.

Общая картина была ясна, но почему Таня осталась одна? Что стало с капитаном?

Таня продолжала рассказывать:

– Расстроился «папа Коля», не смотрит на меня, сердится, будто я нарочно угодила в то чёртово болото. Я уж молчу, что у меня ноет нога и голова раскалывается так, что перед глазами стелется туман. Вижу, он уставился в меня и спрашивает: «Ты случайно не простудилась?» Что ему ответить? Говорю: «Нет». Но он не поверил, приложил руку к моей щеке, а она горит. Разозлился, стал ругать тех, кто отправил меня на задание. Идиоты, мол, нашли ему помощницу. Поносил всех из разведотдела.

В штабе десантной бригады сочувствовали девушке, понимали и капитана Свиридова.

– Когда папа Коля рассвирепел, я не выдержала и разревелась. Хотела даже сгоряча застрелиться… Отвесил мне папа Коля пощёчину и вырвал у меня «ТТ». Сказал, что когда понадобится, тогда сделает это как с изменницей Родины! Ужас, что было тогда со мной. Что я, шпионка какая-нибудь, чтобы так меня обзывать?!

По словам Тани, поздно ночью капитан Свиридов и прихрамывавшая радистка добрели до села, которое он заприметил днём с вершины дерева. Сначала ушёл один, оставив Таню на опушке. Вернулся быстро. В селе немцев и полицаев не было. Иногда они приезжали за продуктами, но не задерживались: как-никак лес близко.

В селе капитан договорился с одинокой старушкой оставить у неё на пару недель свою дочь Таню. Передал ей несколько банок с мясными консервами, соль и немного спичек, о существовании которых в селе уже позабыли.

Таня продолжала:

– Пока старушка прикладывала компрессы к моей распухшей ноге, «папа Коля» закопал в огороде у самой изгороди мою рацию. Потом показал мне место. «Чтобы ты на всякий случай знала, где она лежит!» – сказал он. Отобранный пистолет не вернул. Пояснил, что если немцы или полицаи дознаются о существовании пришелицы и найдут оружие, мне конец. «А так скажешь, дескать, искала свою старшую сестру, которая жила в Гомеле, но эвакуировалась, и с тех пор сама застряла в селе, так как в городе нечего есть». Он объяснил мне, что отправляется на поиски партизан, у которых надеется раздобыть питание для рации, либо с их помощью передаст радиограмму для разведотдела штаба Западного фронта, чтобы прислали батареи.

Таня привела слова капитана Свиридова перед уходом: «Наше пребывание здесь не имеет теперь никакого смысла. Мы остались без связи. Нас послали выполнять задание, командование ждёт результата. Мы же обречены на бездействие. Постараюсь сделать всё, что от меня зависит, чтобы задание было выполнено».

И ушёл. Я поплакала, конечно. Потом смирилась.

Терпеливо слушавший рассказ парашютистки комиссар бригады Малюгин прервал её:

– Молодчина, Танечка! У тебя хорошая память. Процитировала капитана, будто специально заучила! – Комиссар явно насторожила гладкость, заученность рассказа.

Таня покраснела, застенчиво пролепетала:

– Ведь в самом деле никакого проку штабу фронта от нас не было!

– И никаких вестей от капитана с тех пор? – поинтересовался начальник разведки Сёмин.

– Было очень грустно на душе. Как быть дальше? На инструктаже говорили о партизанах. Но где и как их найти? – лепетала девушка, и на глазах у неё блестели слёзы.

Она уточнила, что через несколько дней в хату старушки, где она пребывала в ужасном состоянии, заглянул сгорбившийся старик, попросил напиться. Старушка его знала, это был её односельчанин, живший на другом конце села. В руке он держал сапог. Тане сапог показался знакомым – на голенище были оборваны кусочки кожи. Присмотрелась: очень уж похож на сапог капитана Свиридова.

Таня вспомнила, что старик попил воды и, когда собрался уходить, она осторожно поинтересовалась, почему у него только один сапог? Он рассказал, что накануне услыхал взрыв, который донёсся со стороны леса. Минувшей осенью он слышал взрыв в той же стороне. Не поленился тогда и отправился посмотреть, что случилось. Оказалось, подорвался дикий кабан центнера на полтора. Мяса себе натаскал, хватило на всю зиму. Перепало тогда немного и хозяйке избушки.

– Старушка подтвердила, – сказала Таня, – начала благодарить односельчанина, говорила, что такого вкусного мяса в жизни не пробовала. Однако старик сказал, что в этот раз подорвался человек и что туда полицаи понаехали, а люди сказывали, что он был из леса. Будто партизан. Автомат валялся и два револьвера. Старик отправился поглядеть, может, это брехня. Да нет, сказал он, всё верно. Мужик лежал совсем уже чёрный. Другой сапог начисто разорвало. Этот он стащил с него. Мол, пригодится в хозяйстве.

Таня копировала мужика, точно прожила рядом с ним долгое время. Говорила, что пришла в ужас: верхняя часть голенища была опоясана ремешком с небольшой железной пряжкой сбоку. Она хорошо помнила, как незадолго до отправки на задание, когда они ждали лётной погоды, капитан пришивал к голенищам сапог узенькие ремешки с пряжечками.

Таня хотела сама сходить в лес, тем более, как говорил старик, это у самой опушки. На тропинке. Но старушка замахала руками и стала уговаривать её не ходить туда.

– «Ще хвронт тода шёл, коли наши солдатики вскрось тут бомбы понатыкали! – привела Таня слова хозяйки. – Оттого кабана убило, а тепереча вон человика и хто знае сколечко ще могут там погибнуть!»

Выбора у Тани не было – пришлось остаться на хуторе. Она утверждала, что сапог, вне всякого сомнения, принадлежал капитану Свиридову. К тому же хозяйка говорила, что иногда ночью приходят из леса люди. На это Таня и надеялась. Но в село нагрянули полицаи и несколько немцев. Пришлось ей быстро бежать в травяные заросли и там залечь.

Дальше она рассказала то, что было известно из рассказа мужиков: как в избе полицаи нашли две банки из-под консервов и Танин компас, а старушку увели с собой вместе с другими сельскими женщинами. И что с тех пор о ней ничего неизвестно, а Тане пришлось сразу после ухода немцев и полицаев перебраться на соседний хутор. Тоже к одинокой старушке.

Вскоре она вернулась в село, на всякий случай попросила соседку, если вдруг объявится её отец, передать, что она на хуторе в самой крайней избе у леса. За это отдала женщине свои сапоги. Прихватила рацию, выкопав её из тайника.

После печального рассказа к Тане обратился молчавший до сих пор начальник разведки Сёмин. Он касался исключительно отдельных деталей.

Девушка охотно отвечала, иногда отвлекалась на подробности, не имевшие прямого отношения к заданному вопросу, но генерал не прерывал, слушал внимательно и нет-нет, да вставлял доброе слово, иногда шутил.

Разговор не прекращался и во время еды, которой штабной повар угощал девушку в присутствии начальника разведки бригады. Чувствовалось, что беседа обоим пришлась по душе.

В Москву ушла радиограмма начальника разведки Сёмина с подробностями, касавшимися обнаруженной радистки штаба Западного фронта Татьяны Сиротиной и судьбы её бывшего командира капитана Свиридова.