Глава 12
Глава 12
Зная настроение генсека в канун праздника, начальник Первого управления НКГБ СССР Фитин изрядно волновался. А тут ещё пришлось отправить докладную, изъяв из перечня адресатов наркома обороны Маршала Советского Союза Тимошенко.
Всё это наводило Фитина на грустные размышления, но начальнику отделения 1-го отдела Журавлёву он приказал оставить в деле и экземпляр с вычеркнутой фамилией Тимошенко.
Пока машинистка перепечатывала первую страницу, Павел Михайлович думал о том, что в докладной приводилась положительная оценка, которую дала советской авиации вернувшаяся из СССР в «фатерланд» немецкая военная делегация.
Большое впечатление произвёл на Фитина рассказ наркома госбезопасности Меркулова о том, что на требование маршала Тимошенко незамедлительно начать мобилизацию резервистов Хозяин бросил: «У страха глаза велики».
Предсказать реакцию генсека на поступившее из Берлина сообщение не мог ни Павел Михайлович Фитин, ни нарком Всеволод Николаевич Меркулов, ни даже наркомвнутдел СССР Лаврентий Павлович Берия.
Неожиданности могли быть самые разные. Как в лотерее. Разница лишь в том, что там можно проиграть деньги. На худой конец, состояние, вплоть до последней пары штанов. Здесь на карту ставилась жизнь.
Всё это было хорошо известно Фитину. Даже по доходившим до него слухам, которых, кстати, он старался избегать. Не заострял на них внимание, стремился прежде всего выполнять свои обязанности руководителя внешней разведки. Трудился самозабвенно. Разумеется, выверял, взвешивал. Вплоть до мелочей. Детали, как правило, оставались незаметными для постороннего глаза. Порой казалось, что он совершенно беззаботен, а потом случайно выяснялось, что тем или иным вопросом он занимался вплотную и очень серьёзно.
Фитину было нелегко. Только немногие сослуживцы догадывались об этом. Мало кто задумывался о том, насколько тяжело на его посту оставаться совестливым, не идти на компромисс с честью, преодолевать ради этого напряжённость, которая постоянно сопровождала его, как тень.
Он словно брал себя за шиворот и не позволял сворачивать с пути, который считал честным. Шёл, как подсказывала совесть. Молча осуждал кичливость, бахвальство.
В минуты откровенности Павел Михайлович говорил: – Не по душе мне, когда наш работник говорит о себе, что он разведчик. Режет слух. Как музыканты говорят, «звучит фальшивая нота». Главное другое: есть у разведчика совесть, значит он – Человек. Нет её у него – стало быть, и человека нет. Пусть сто раз он считает себя отменным специалистом. Рано или поздно это проявится. А если совестлив, то он и честен, и благороден, и патриот своего Отечества. Такой человек не назовёт себя разведчиком. Другое дело – армейский разведчик. Там такое звание положено по штату. А у нас ценится только скромность.
Именно эти качества вынуждали Фитина пренебрегать риском, которому он подвергал себя при составлении докладных руководству ведомства и правительству. Старался не пропустить ни одной маломальской детали, характеризующей атмосферу или общую ситуацию, проливающей свет на отдельные обстоятельства и вовлечённые в дело личности. Придирой Фитин не был, но составлению любого документа придавал большое значение, брался за перо и редактировал. Почерк у него был разборчивый, вставки расставлял чётко и даже красиво. Машинистки не могли нарадоваться.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.