Глава 23

Глава 23

Месяца через полтора после освобождения края председатель Болградского городского совета Пашков вызвал к себе «главного ключника» – так Юрия иногда называли на работе – и поинтересовался, всё ли в порядке на складах. Затем, понизив голос, велел ему сходить в НКВД.

– Знаешь, где находится?

– Знаю, в бывшем отеле «Париж» Янкеля-извозчика!

– Правильно! А знаешь, что за учреждение теперь там?

– Конечно, знаю, – твёрдо ответил Юрий. – Железнодорожное!

Пашков удивился:

– Кто тебе сказал, что железнодорожное?

– Все в городе так говорят: КВЖД!

Председатель от души рассмеялся:

– Ничего, Юрик. Там ты всё узнаешь. Но только сходить надо, когда стемнеет! Попозже вечером. Понял?

В ответ последовал кивок.

– Скажешь, что ты от председателя горсовета и тебе нужен товарищ Горожанин! Запомнишь?

Юрий повторил фамилию.

В Бессарабии мало кто в начале советизации знал, что означают буквы НКВД. Но кто-то всё же проявил вслух свои знания, сказав, что это железнодорожное учреждение, которое находится где-то далеко на востоке Советской России и называется КВЖД. Поэтому Юрий так и ответил председателю городского совета.

В одном из просторных номеров бывшего отеля с громким названием «Париж» Юрий предстал перед человеком в военной форме. На рукаве у него был значок: обрамлённый позолотой меч, вокруг которого раздавленная змея, на петлицах по два кубика. Военный сразу спросил:

– У тебя оружие есть?

– Да, конечно! Револьвер, – ответил посланец председателя горсовета, словно разговор касался рогатки, которыми в детстве увлекаются мальчишки. – Два карабина, отнятых вместе с друзьями у румынских солдат, я передал новой городской цивильной охране – она теперь вместо бывшей румынской полиции. Стережёт национализированный склад с монопольными водочными товарами. А револьвер был в легковушке, которую мы с моим другом Валей Колевым увели от кофейни накануне появления парашютистов. Мы это провернули, пока жандармские офицеры в кофейне заполняли свои термосы. Вот его я оставил себе.

– Револьвер надо было сдать! – сказал товарищ Горожанин. – В городе повсюду были вывешены по этому поводу объявления! А ты почему не сдал?

– А почему я должен сдавать, если лично взял его в жандармской машине? На этой машине теперь ездит председатель нашего горсовета товарищ Пашков! Это он велел мне придти сюда. А револьвер может понадобиться для охраны складов.

– А ты знаешь, куда пришёл? – спросил военный.

– Конечно! В Эн-Ка-Вэ-Дэ, – чётко ответил Юрий. Так произнёс это название часовой при входе в бывший отель «Париж». По мелькнувшей у товарища Горожанина усмешке Юрий понял, что Пашков, очевидно, рассказал ему по телефону про КВЖД. Поэтому Юрий сказал: – Теперь знаю, что здесь не КВЖД, как вначале считал.

Незнание и путаница в названиях учреждений были тогда естественны. Кругом всё незнакомо, ново, во многом непонятно. В то же время большинство бессарабцев после двадцатидвухлетнего оккупационного режима унижений и бесправия восприняли освобождение края как наступившую благодать. Люди надеялись на перемены к лучшему, на воцарение справедливости. Особенно ждали установления равенства и братства. О них были наслышаны на ставших модными митингах, собраниях и бесконечных, непривычных выступлениях людей, которых называли тоже неизвестным ранее словом «агитатор».

Это был небольшой отрезок времени ознакомления с новыми советскими порядками, терминами, названиями. Не каждый мог их запомнить и запросто выговорить. Откровенное недоумение возникало при их произношении. Некоторые зачастую вызывали улыбку, какие-то высмеивались: «Заготживсырьё», «Стройпромсклад», «Стройпромбыт», «Стройпромбанк», «ЗАГС», «Уполнаркомзаг», «Горкомхоз», «ДКА», «Агитпункт», приставшее КВЖД вместо НКВД. И ещё целое множество незнакомых слов и словосочетаний.

Разговор в НКВД завершился взаимным пониманием. К тому же начальник больше не настаивал на сдаче револьвера.