Глава 14

Глава 14

Иногда по просьбе грузчиков, гагаузов и болгар из ближайших сёл, Юрий помогал им при расчётах за разгрузку или погрузку вагонов. Перепадал бакшиш (чаевые).

Кассир товарной кассы Стынысеску, когда «зашивался», привлекал «авиатора», как он его называл, к проверке оформленных в течение дня фрахтов: тоннажа и денежных расчётов. Это тоже давало незначительный заработок.

Вскоре они подружились. Познакомился Юрий и с его супругой, милейшей Флорикой, разбиравшейся в оформлении фрахтов лучше мужа.

Расчёты проводились в помещении кассы, где хранились значительные суммы денег. К тому же в суете кассир часто оставлял дверцу сейфа приоткрытой. Бывший «авиатор» чувствовал себя неуютно.

Однажды, войдя в помещение кассы, он увидел настежь открытую тяжёлую дверцу сейфа, внутри сейфа навалом лежали купюры. Юрий тотчас, как ошпаренный, выскочил в зал и через окошко для посетителей сказал господину Стынысеску, что никогда не посмеет войти в кассу, если сейф будет открыт. Он заявил:

– У вас по какой-либо причине может случиться недостача, и тогда на меня обязательно падёт подозрение. Мне это не нужно! Я хочу работать спокойно и не думать ни о чём, кроме оформления фрахтов.

Стынысеску был человек рассеянный. Жена постоянно делала ему замечания. Муж ценил подсказки супруги и пожелания «авиатора», частенько угощал его после работы чаем с вареньем и плюшками жены.

…В тот день, как обычно, Юрий помогал кассиру Стынысеску работать над фрахтами. Во второй половине дня товарную кассу посетил один из болградских коммерсантов. Стынысеску быстро от него отделался, поскольку предстоял отчёт перед инспектором, прибывшим из Главного управления дороги.

Юрий воспользовался оказией и уехал в город вместе с коммерсантом на его бричке. С кассиром условился, что прибудет на следующий день немного попозже, после отъезда инспектора.

Дома мать застыла в испуге, увидев сына, рано вернувшегося домой. Успокоилась, когда Юрий объяснил причину. Он привёл себя в порядок и поспешил в кофейню бай Авраама, где мог позволить себе выпить стакан сельтерской с сиропом, а иногда раскошелиться на пирожное «наполеон». Здесь он проводил почти каждый вечер. В кофейне постоянно работал большой радиоприёмник, и можно было послушать последние новости. К этому времени кофейня заполнялась посетителями: радиоприёмник был в доме далеко не у каждого.

«Радио-пост Бухарест-один» начало передавать приказ Военного министерства о призыве в армию, перечислялись годы рождения резервистов.

Юрию невольно вспомнился электрик «Зелёного дома», говоривший о предстоящем в скором времени большом призыве резервистов. «Стало быть, не блефовал Марчел!» – подумал бывший курсант. Диктор долго перечислял контингенты, мобилизационные пункты и вдруг внезапно смолк. На полуслове! Явно на радио произошла непредвиденная заминка.

Юрий насторожился. Вспомнил аналогичный перерыв при сообщении об убийстве легионерами премьер-министра Румынии Арманда Калинеску. Тогда в приёмнике так же мерцала зелёная лампочка и не раздавалось ни шороха. Теперь и здесь молчание странно затягивалось.

Посетители кофейни, следившие за передачей, недоумённо переглядывались. Вдруг из радиоприёмника донёсся на редкость чёткий голос диктора:

«Внимание! Внимание! Внимание! Здесь Радио-пост Бухарест-1. Сегодня, 27 июня, послу Румынии в Москве господину Гафенку была вручена ультимативная нота правительства Союза Советских Социалистических Республик о том, что оно не может больше соглашаться с оккупацией исконных русских территорий Бессарабии, а также Северной Буковины…

В этой связи в течение 48 часов Румыния обязана вывести свои войска с территории названных земель…»

Последовала заметная пауза. Наконец, донеслась музыка. Но её никто не слушал. Некоторые посетители расплачивались и уходили. Кофейня быстро пустела. Оставшиеся удивлённо и молча смотрели друг на друга. Недоумевая, переглядывались или намеренно отворачивались…

Историческое событие, которого бессарабцы ждали двадцать два года, казалось, вступало в завершающую фазу.

У Юрия перехватило дух. Захотелось во весь голос закричать «Ура!» Или ещё что-то, чтобы выразить обуревавшие его эмоции. Обнять, расцеловать первого попавшегося, разделить с ним радость, переполнявшую душу и сознание.

Вдруг он опомнился, сдержал порыв, оглянулся и вышел на улицу к невысокому палисаднику с установленными на тротуаре столиками и стульями для летней клиентуры кофейни. Должен был подойти Валя Колев – приятель по лицею. Его не было. По всей вероятности, полагал, что встреча, как всегда, состоится попозже, когда Юрий вернётся с вокзала на рейсовом автобусе.

Юрий поспешил домой, но перед полицейским участком, ярко освещённым электрической лампочкой, замедлил ход. Проходя мимо постового полицейского поздоровался, как это всегда делали не только он, но и большинство жителей, затем побежал, сдерживая возбуждение, словно только сейчас в иллюзионе Фишерова закончился невероятно интересный фильм.

Запыхавшись, влетел в дом, коротко рассказал матери об услышанном по радио и тут же побежал обратно в кофейню.

Валентин поджидал его. Уединились на скамейке, стоявшей рядом, у парикмахерской. Колев уже знал о сообщении по радио. Его отец был директором начальной школы, и дома у них имелся радиоприёмник. Издали они видели, как кофейню покидают последние посетители, а другие, видимо, наслышанные о чём-то, спешат туда, чтобы узнать толком, что же произошло.

Спросить первого встречного никто не решался. Смотрели друг на друга вопросительным взглядом. Как глухонемые. Ответом служила притворно-кислая гримаса либо лёгкое пожимание плечами, дескать, сам понятия не имею. Люди боялись вслух проявлять интерес к новости.

Многих услышанное сбило с толку. Кто-то соображал, что же за ним может последовать? Прикидывали, стоит ли вообще придавать значение этому сообщению? В мире кавардак. Проявление любопытства может повлечь за собой неприятности.

Сидя в темноте, Юрий и Валя обдумывали, что предпринять, чтобы достойно встретить советских.

В это время из темноты неожиданно появилась известная в городе фигура старшего полицейского. Быстрыми шагами он свернул в кофейню. Почти тут же вышел и быстро направился в находящийся через дорогу ресторан «Монте-Карло» бай Гицы Волкова.

Из кофейни вышел бай Авраам и начал поспешно задвигать большие ставни, закрывая одно за другим окна своего заведения. Друзья поняли, что он это делает по указанию старшего полицейского. Со стороны ресторана «Монте-Карло» донёсся грохот опускавшихся металлических гофрированных штор.

К палисаднику подкатила небольшая легковушка. Из неё вышли два молоденьких офицера жандармерии без фуражек. Они вошли в кофейню с термосами в руках. Было ясно, что они прибыли из Измаила, где находился жандармский гарнизон.

Юрий подошел к машине. Вся забита вещами, руль с правой стороны. «Фиат». Ему приходилось мыть такие машины в бухарестском гараже. Огляделись по сторонам – никого…

Не прошло и десяти секунд, как «фиатик» рванул с места с погашенными фарами. Конечно, за рулём Юрий и рядом – Валька. Но куда ехать и где спрятать машину, угонщики не знали. Валентин вспомнил о скирде с соломой на окраине города, куда ребята иногда ходили играть в футбол. Подъехали вплотную к скирде, свалили часть соломы на машину… Разными улицами поспешно разошлись по домам, условившись рано утром встретиться у кофейни.

Дома мать Юрия дожидалась его у открытого окна. Она тревожилась за него. Увидев ещё издали, что он вышел из-за угла со стороны окраины – там стоял столб с единственной на два квартала электрической лампочкой, – а не как обычно со стороны центра города, она бросилась к нему в слезах:

– Где ты так долго был? Прибежал, невнятно сказал про какое-то радио, я ничего не поняла. И, главное, сказал: скоро приду! Я уж не знала, что и думать!

– К тебе большая просьба, мамочка! Запомни, пожалуйста! Я пришёл домой ещё до одиннадцати часов вечера и сразу лёг спать! Ты поняла? Это очень важно! А я сейчас же лягу спать.

– Хорошо. Но для чего – не понимаю!

Раздался стук в дверь. Юрий замер…

На пороге появилась дочь портного Бланка. Она что-то шепнула Юре, и он сказал матери, что должен уйти, просил не волноваться.

– Так поздно? – удивилась мать.

Девушка улыбнулась и сказала несколько добрых, успокоительных слов матери Юрия. Мать успела сказать:

– Тебе же утром на работу!

– Не волнуйся, всё будет в порядке, – успокоил он маму, на ходу поцеловал её в щеку и убежал вместе с девушкой.

Когда они вошли в дом портного, Юрий увидел знакомые лица и среди них учителя Афанасьева. Известную в городе личность! Также там был Вова Булавицкий… Удивил Юрия приход Вали Колева. За ним, оказывается, сходила другая дочь портного. Оба, конечно, никому не рассказали о машине жандармских офицеров. Почему-то не было Бориса Терзи, тоже их единомышленника. Правда, он жил на окраине города.

По совету Афанасьева решили к утру водрузить красный флаг, но для этого нужен был красный материал. Белый тоже. Приготовили простыню. В мастерской закипела работа: дочери портного чертили, кроили, вырезали буквы, строчили. Готовили достойную встречу советским освободителям родной Бессарабии.

Афанасьев велел старшей дочери портного и Вале Колеву вместе с Юрием сходить к владельцу самого крупного в городе мануфактурного магазина. Разбуженный господин Гаснер, узнав о просьбе, набросился на них:

– Чего захотели! Красный материал? Ну-ка вон отсюда, сморкачи паршивые!

Возможно, в тот вечер он не слушал радио.

Несолоно хлебавши просители ретировались. Юрий всё же счёл нужным попробовать сходить к знакомому господину Петкеру. У него тоже был мануфактурный магазин, но поменьше. Петкер, несмотря на поздний час, не задавая вопросов, схватил ключи, открыл свою лавку и отмотал метров пять-шесть добротного красного шёлка.

Задолго до рассвета флаг был готов. Правда, Вова Булавицкий предложил, чтобы на полотне были буквы URSS. Афанасьев рассмеялся:

– С этим алфавитом пора распрощаться! Бессарабия русская и советская.

Старшим по установке флага он назначил гимназиста Шимчика[14]. Но поскольку тот был маленького роста, дал ему в помощники рослого Вову Булавицкого и одну из дочерей портного, которая пришивала буквы и серп с молотом.

Было ещё темно, когда они отправились устанавливать завёрнутый в газеты флаг во дворе примарии (ратуши) на самом верху пожарной каланче.

Пока привязывали флаг к железному ограждению, уже рассвело. Его заметили жандармы, проезжавшие на грузовике из Измаила. Они завернули к возвышавшейся над городом каланче. Раздалась стрельба. Жандармский фельдфебель пытался снизу пулемётными очередями срезать флагшток. Находившиеся на вершине каланчи Юрий и другие ребята сообразили лечь плашмя. Благо, верхняя кирпичная часть каланчи была увенчана высоким бетонным ограждением. Потому и уцелели. Вместе с флагом.

Утром стало известно, что в ночь на двадцать восьмое июня румынские войска, сконцентрированные на Днестре вдоль границы с СССР, по тревоге начали поспешно отходить в глубь страны.

28 июня 1940 года ранним утром части Красной Армии перешли бывшую границу с Румынией. Во главе одной из армейских колонн, проходившей по огромному мосту через Днестр, выделялся высоким ростом и белым маршальским мундиром нарком обороны СССР Тимошенко.

Сосредоточенный и сияющий, он шёл освобождать родные края, где на протяжении двадцати двух лет томились в неволе его близкие. В одном из ближайших к Болграду сёл жил его старший брат – обычный крестьянин, постоянно подвергавшийся преследованию румынских властей.

Обычно в канун Первого мая двое жандармов с наставленными карабинами препровождали его в полицейский участок. Почти по соседству с домом, где мать Юрия снимала квартирку у местного жителя. Ещё будучи мальчишкой, Юра в числе других видел его. Высоченного роста, сутуловатый, он шёл твёрдым, размеренным шагом, в самодельных постолах[15], старенькой овчинной безрукавке-телогрейке, ободранной кучме. Лицо изборождено морщинами, в руке – домотканая торба. Видимо, с прихваченным куском хлеба и какой-либо едой. В течение суток его держали в погребе для арестованных. На исходе следующего дня отпускали. Уже без охраны. Теперь всё это кануло в прошлое.

По мосту через Днестр, где прежде была граница, у города Бендеры (при румынах назывался Тигина) впереди армейской колонны рядом с маршалом Тимошенко в косоворотке, опоясанной чёрным шнурком, в кепке и сапогах бодро шагал первый секретарь ЦК компартии Украины Хрущёв.

Толпы ликующих бессарабцев с букетами цветов встречали воинов Красной Армии как истинных освободителей, разлучённых со своими родными из-за отсутствия в морозном январе восемнадцатого года возможности у молодого Советского государства оказать сопротивление вторгшимся захватчикам.