Глава 28

Глава 28

17 сентября навстречу наступавшим немецким армиям, оккупировавшим уже значительную часть польской территории, выступили войска Красной Армии. Они взяли под защиту проживавшие на территории бывшей Польши народы Западной Украины и Белоруссии. В эту акцию СССР был втянут по многократному настоянию правительства Германии, которое не хотело казаться одиноким в своих захватнических устремлениях.

Перекинуть долю вины на своего нового партнёра – старого врага было одной из заветных целей Гитлера. Главным же было образование общей германо-советской границы, следовательно, и будущего непосредственного фронта с Советами.

– С волками жить – по-волчьи выть, – определил свою тактику генсек.

А если бы СССР не воспользовался создавшимся положением на западной части своих границ? Прежде всего, с военной точки зрения он оказался бы в серьёзном проигрыше. Ибо в случае военного конфликта с той же Германией, который Кремль по-прежнему считал реальным, но которого всячески избегал, немцы получили бы громадное преимущество для развития наступательных операций против Советского Союза. Рукой подать было до столицы Белоруссии Минска.

Акция СССР против уже не существовавшего польского государства была по-разному воспринята за рубежом. Как и при заключении пакта и договора с нацистами, так и сейчас: одни клеймили её, другие считали стратегической необходимостью.

Оккупированную вермахтом территорию Польши немцы условно назвали «дистриктом Германского рейха».

Военные действия теперь перекинулись на границу Франции и Германии. Но серьёзных операций ни одна из стран не предпринимала. И та, и другая почти бездействовали. На всех участках фронта, как правило, отмечались лишь стычки местного значения, время от времени возникала, но вскоре прекращалась перестрелка дальнобойной артиллерии с французской фортификационной линии «Мажино» и с немецкой «Зигфрид». Ночами английские бомбардировщики совершали полёты над городами Германии, на которые сбрасывали тысячи тонн… листовок.

Война с Германией превратилась в обузу для англичан и французов из-за целого ряда причин. Она стала им в тягость. Солдаты и офицеры на фортификационной линии «Мажино» уезжали в отпуска, играли свадьбы, получали увольнительные. Неслучайно войну Германии с Францией прозвали «странной войной».

В узком кругу высокопоставленных англичан уже знали, что в германском Генеральном штабе в строгой секретности разрабатывается план под условным кодовым названием «Отто», в котором речь идёт о подготовке к вторжению на территорию России.

Сопоставив эти данные с усилиями рейхсмаршала авиации Германа Геринга, добивавшегося встречи с влиятельными людьми Великобритании, с помощью которых он рассчитывал склонить правительства Англии и Франции к заключению перемирия, в Лондоне и Париже пришли к выводу, что нет смысла наращивать военную мощь для активизации военных действий против нацистов.

Посол Германии в Советском Союзе Шуленбург информирует Министерство иностранных дел Рейха:

«Телеграмма № 385 от 18 сентября 1939 г. Москва – 15.59

Очень срочно! Секретно!

Получено в Берлине 18 сентября 1939 г. – 17.45

В ходе беседы со Сталиным, которая состоялась сегодня вечером относительно посылки советской комиссии в Белосток, а также о выпуске совместного коммюнике, Сталин довольно неожиданно сказал, что у советской стороны есть определённые сомнения относительно того, действительно ли германское военное командование в нужный момент станет придерживаться условий московского соглашения и отойдёт за линию, о которой была достигнута договорённость (Писса-Нарев-Висла-Сан).

Я горячо возразил, заявив, что Германия, несомненно, твёрдо намерена в точности выполнять условия московских соглашений, и сослался на второй пункт моего сообщения, сделанного Молотову 16 сентября в соответствии с инструкциями Министерства иностранных дел Рейха (см. телеграмму № 360 от 15 сентября). Я заявил, что Верховному командованию желательно отойти за намеченную линию, так как в этом случае войска могли бы быть высвобождены для западного фронта.

Сталин ответил, что он совершенно не сомневается в добрых намерениях германского правительства. Его беспокойство основано на хорошо известном факте, что военные обычно не склонны отказываться от уже оккупированных территорий. На это здешний германский военный атташе генерал-лейтенант Кёстринг заметил, что германские вооружённые силы всегда будут выполнять только то, что прикажет фюрер. Учитывая известную недоверчивость Сталина ко всему, я был бы признателен, если бы мне позволили сделать дополнительное заявление, носящее такой характер, чтобы рассеять его последние сомнения.

Шуленбург».

Министр иностранных дел Рейха Риббентроп отвечает на это послу Германии в Советском Союзе Шуленбургу в духе полного согласия с выраженной советским руководством идеей:

«Послу лично. Берлин, 19 сентября 1939 г.

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 385.

Прошу Вас передать господину Сталину, что Вы сообщили в Берлин о Вашем совещании с ним и что Вам теперь специально поручено от меня сообщить ему, что соглашения, которые я подписал в Москве по поручению фюрера, разумеется, останутся в силе и что мы считаем их краеугольным камнем новых дружеских отношений между Германией и Советским Союзом.

Риббентроп».

В Москве меняется реакция на ситуацию, сложившуюся на территории Польши. Об этом посол Германии граф Шуленбург информирует Министерство иностранных дел Рейха телеграммой № 395 от 19 сентября 1939 г.:

«Совершенно секретно!

Москва, 20 сентября 1939 г. – 02.23

Получено в Берлине 20 сентября 1939 г. – 04.55

Молотов заявил мне сегодня, что советское правительство считает, что созрело время для того, чтобы совместно с германским правительством окончательно установить структуру польской территории. В этой связи Молотов намекнул, что первоначальное намерение советского правительства и лично Сталина допустить самостоятельное существование остатка Польши сменилось пожеланием разделить Польшу по линии, проходящей вдоль Писса – Нарев – Висла – Сан.

Советское правительство желает без промедления начать переговоры по этому вопросу и хотело бы, чтобы они состоялись в Москве, так как эти переговоры с советской стороны должны вестись самыми высокопоставленными представителями власти, которые не имеют возможности покинуть пределы Советского Союза. Прошу передать Ваши указания по телефону.

Шуленбург».

В Берлине произошла некоторая заминка, и только на четвёртые сутки последовал ответ министра иностранных дел Германии:

«Послу Германии в Советском Союзе.

№ 417 от 22 сентября 1939 г.

Отправлено из Берлина 23 сентября 1939 г. – 03.40

Получено в Москве 23 сентября 1939 г. – 11.05

Совершенно секретно! Послу лично.

Ссылаясь на Вашу телеграмму № 395.

Мы также считаем, что пришло время совместным соглашением с Советским Союзом установить окончательную структуру польских территорий. Предложение русских о проведении границы вдоль хорошо известной линии четырёх рек полностью совпадает с точкой зрения Германского рейха.

Вначале я намеревался пригласить господина Молотова приехать в Германию для разработки этого соглашения. Но принимая во внимание Ваше сообщение о том, что руководящие лица не могут уехать из Советского Союза, мы согласны на переговоры в Москве. Вместо моего первоначального предложения поручить Вам проведение этих переговоров, я решил сам прилететь в Москву, особенно потому, что при данных мне фюрером полномочиях мы сможем избежать необходимости в объяснениях и быстрее закончим переговоры. Учитывая теперешнее положение, я не смогу пробыть в Москве более одного, самое большее, двух дней.

Пожалуйста, встретьтесь с господином Сталиным и Молотовым и телеграфируйте мне как можно скорее их ответ о предполагаемой дате.

Риббентроп».

Планы Советского правительства в отношении Польши приобретают новые черты, конкретизируются. Посол Шуленбург отвечает Министерству иностранных дел Германии:

«Телеграмма № 442 от 25 сентября 1939 г. – 22.58

Получена в Берлине 26 сентября 1939 г. –00.30

Очень срочно!

Совершенно секретно!

Сталин и Молотов попросили меня прибыть в Кремль сегодня в 8 часов вечера. Сталин заявил следующее: при окончательном урегулировании польского вопроса необходимо избежать всего, что могло бы вызвать трения между Германией и Советским Союзом. Поэтому он считает неправильным сохранять существование независимого польского государства на оставшейся территории. Он предлагает следующее.

Начиная с территории к востоку от демаркационной линии, всё Люблинское воеводство и та часть Варшавского воеводства, которая простирается до Буга, должны быть присовокуплены к нашей доле. Но зато мы должны отказаться от притязаний на Литву.

Сталин выдвинул это предложение в качестве предмета обсуждений на предстоящих переговорах с министром иностранных дел Рейха и добавил, что, если мы согласны, то Советский Союз немедленно займется решением проблемы прибалтийских стран в соответствии с протоколом от 23 августа, и он надеется найти в этом вопросе безоговорочную поддержку германского правительства. Сталин выделил при этом Эстонию, Латвию и Литву, но не упомянул Финляндию.

Я ответил Сталину, что доложу о его точке зрения своему правительству.

Шуленбург».

Между тем войска вермахта овладели столицей Польши лишь 27 сентября 1939 года. Поэтому поздравление народного комиссара иностранных дел СССР Молотова было воспринято в Берлине не без ухмылки: «У большевиков никогда не было чувства меры ни в чём. Либо без зазрения совести клеймят всех и вся, либо до неприличия заискивают… Наши дипломаты обязаны не забывать об этом, но и вида не подавать. Напротив, делать вид, что и этого недостаточно… Для русских подходит их собственная пословица: «Заставь дурака Богу молиться – он и лоб себе расшибёт»… Вот пусть сами и расшибают себе лбы!»

Германия, как отмечалось выше, стремится на данном этапе избежать любых недоразумений в отношениях со своим новым союзником. Он для неё сейчас чрезвычайно ценен по очень многим соображениям. В этой связи Риббентроп даёт соответствующие указания своему послу в Москве Шуленбургу.