Глава 16

Глава 16

Тем временем Андрейченко возвращался в Москву окольными путями и под другим именем. Маршрут длинный, утомительный. Но в определённой мере безопасный. Сюрпризы, разумеется, не исключались. Шум вокруг покушения в Роттердаме был поднят большой. Его эхо отдавалось в разных концах Европы и за её пределами. Полицейские, жандармские посты, сыщики, оуновцы рыскали в поисках следов повсюду. Особое внимание уделялось границам. Проинструктированы таможенники, железнодорожные проводники, диспетчеры автобусных концессий, портовые и авиаслужащие…

В всём этом проглядывал почерк Ярослава Барановского. Только он знал, что провиднику предстояла встреча с Андрейченко и что она, очевидно, состоялась. Показания официанта кафе о человеке, сидевшем за одним столиком с жертвой, были расплывчаты, противоречивы, не совпадали с внешностью предполагаемого убийцы. Единственное, что бросало тень на Андрейченко, – его исчезновение. Больше ничего.

Судоплатов дома, на прежней работе в ИНО. Выполненное задание имело неожиданно громкий результат: в закордонной националистической организации оказалось гораздо больше мин замедленного действия, чем предполагали высшие руководители НКВД и сам генсек ВКП(б). Как обычно в подобных случаях, он молчал. Словно не он был инициатором осуществлённой акции. Одни довольствовались этим, другие – ёжились и гадали.

Тем временем в стане оуновцев мины продолжали взрываться с колоссальным поражающим эффектом. В националистическом движении начался разброд. И не только в верхах, но и среди рядовых его членов. Подозрительность превратилась в эпидемию мстительности, перешагнула все мыслимые границы.

Неприязнь, зачастую и ненависть, которые испытывали друг к другу различные группировки и отдельные националисты, свидетельствовали о их крайне низком интеллекте, отсутствии элементарной культуры, обыкновенной человечности. Жестокость проявлялась в открытую и, проникая всё глубже в движение, разъедала его изнутри.

В ОУН разгорелся всеобъемлющий пожар. Германский абвер выступил в роли пожарного. В зависимости от интересов к конкретным вопросам, лил в бушевавшие страсти то воду, а то и масло. Одним оуновским заправилам выплачивал «страховые», других отстранял, а наиболее строптивых лишал жизни.

В ИНО и других подразделениях НКВД внимательно следили за развитием событий в ОУН и вокруг неё. На данном этапе цель достигнута. Обнадёживающе выглядела и перспектива. Националистическое подполье, по существу, блокировано, отдушины перекрыты, а уцелевшие блуждающие «самостийцы» сновали, как бездомные дворняги с поджатыми хвостами, на каждом шагу шарахаясь от страха оказаться на аркане НКВД. В определённой мере такого положения удавалось добиться благодаря Андрейченко и его людям. Но основа всего достигнутого была заложена ещё Шпигельгласом в бытность его заместителем начальника ИНО НКВД СССР. Его вклад в ослабление позиций ОУН – как за рубежом, так и внутри страны – неоценим.

Быть может, потому попытку приобщить к его «делу» Судоплатова оставили без последствий. Ушло в тайный архив и подготовленное ранее решение партбюро ИНО НКВД об его исключении из партии.

О деле почти двухлетней давности никто в наркомате и не вспоминал. По крайней мере, вслух. Хотя об операции «Ходики» и участии в ней Павла Анатольевича знал лишь ограниченный круг руководящих работников ИНО НКВД, не исключено, что кое-кто из его сослуживцев догадывался о причине, позволившей ему чудодейственным образом выйти сухим из собственной крови.

За время отсутствия Судоплатова (Андрейченко) в Москве маховик репрессий простых граждан и сотрудников НКВД продолжал раскручиваться, набирая силу. Его кровавые обороты болезненно воспринимались старыми работниками грозного ведомства.

Судоплатов знал, что ряд сотрудников за неведомые им самим проступки находятся под следствием, другие отбывают сроки наказания либо уже лишены жизни. Ужас состоял в том, что этому не было видно конца!

Судоплатов с грустью отмечал: за время его отсутствия дела на Родине пошли далеко не в лучшую сторону. С душевной болью принялся он за составление отчётной записки. Её выводы должны были способствовать улучшению практической деятельности органов внутренних дел в разоблачении национализма, повышении эффективности контрразведки, обеспечении надёжности государственных границ, упрочении боеспособности Красной Армии, безопасности страны в целом.

Уделяя этим вопросам многие страницы, всячески старался, чтобы между строк прочитывалась его обеспокоенность за безвинно страдающих людей, преданных партии и социалистической Отчизне.

По истечении месяца со дня возвращения в Союз он предстал с отчётом перед комиссией ЦК ВКП(б), состоявшей из двух ответственных партийных работников высокого ранга и начальника Особой группы при наркоме НКВД старшего майора госбезопасности Якова Исааковича Серебрянского.

Комиссия, выслушав доклад Судоплатова, утвердила его, признала удовлетворительной работу, проведённую за рубежом, выразила благодарность.

Через несколько дней он отбыл в положенный ему отпуск. Побывал вместе с женой Эммой Карловной в Харькове, где она прежде работала в ГПУ, задержались ненадолго в родном Мелитополе и уехали в Сочи в ведомственный санаторий.

На Черноморском побережье Кавказа стояла нестерпимая жара, донимала духота. Море, как обычно в таких случаях, сравнивали с парным молоком. В санатории чекисты относились друг к другу подчёркнуто учтиво, иногда даже дружелюбно, хотя и со скрытой недоверчивостью, что с недавних пор стало явлением обычным. Отдыхающие купались, загорали, ходили на танцы, смотрели фильмы, а натянутость в общении оставалась.