Дон Жуан

Дон Жуан

Практически все биографы Маяковского упоминают поэму о Дон Жуане, поскольку о ней много раз высказывалась Лили Брик. Вот один из ее рассказов:

«Я не знала о том, что она пишется. Володя неожиданно прочёл мне её на ходу, на улице, наизусть, всю. Я рассердилась, что опять про любовь – как не надоело! Володя вырвал рукопись из кармана, разорвал в клочья и пустил по Жуковской улице по ветру».

На этом история поэмы про очередную «несчастную любовь» не завершилась.

В воспоминаниях Лили Брик есть эпизод, в котором рассказывается, как рано утром в её квартире зазвонил телефон (это случилось, судя по всему, на следующий день после читки «Дон Жуана»):

«Глухой, тихий голос Маяковского: „Я стреляюсь. Прощай, Лилик!“ Я крикнула: „Подожди меня!“, что-то накинула поверх халата, скатилась с лестницы, умоляла, била извозчика в спину. Маяковский открыл мне дверь. В его комнате на столе лежал револьвер. Он сказал: „Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя“. Я была в неописуемом ужасе, не могла прийти в себя».

Если безоговорочно верить тому образу Маяковского, который возникает в воспоминаниях Лили Брик, именно такая его реакция должна была последовать на её рассерженную встречу поэмы «Дон Жуан».

Дальнейшие события описал Бенгт Янгфельдт (в книге «Ставка – жизнь»):

«Она лихорадочно увозит Маяковского к себе домой. Там он заставляет её играть в преферанс. Они играют, как одержимые… Лили проигрывает первую партию, а затем, к его радости, и все остальные…».

Других свидетелей этого инцидента нет – только одна Лили Брик. И причины, из-за которой Маяковский решил вдруг покончить с собой, она почему-то не указала.

О том, когда именно всё это происходило, у Янгфельдта сказано:

«По воспоминаниям Лили, этот эпизод имел место в 1916 году, но, скорее всего, он относится к следующему году; …и в письме 1930 года Лили говорит о попытке самоубийства Маяковского „тринадцать лет назад“».

Как бы там ни было, но над странной безысходностью поэта задумывались многие. И возникали вопросы.

Почему в ранних произведениях Маяковского речь постоянно заходит о несчастной любви и самоубийстве?

В самом ли деле поэт рвался поставить «точку пули в конце»?

Неужели он действительно бредил тем, что хотел покончить с собой?

Вопросы возникали. Но строки, которые оставил Роман Якобсон, при этом почему-то забывались. А ведь в них – убедительнейший ответ на все подобные вопросы: Маяковский поставил перед собой задачу – «переписать мировую литературу». И он начал переписывать её, выбирая произведения, герои которых погибали.

Но почему поэта интересовали те, кто расставался с жизнью, кто уходил, не долюбив, не доделав многих важных дел? Происходило это потому, что Маяковский всё ещё находился под впечатлением внезапной смерти своего отца. И он продолжал делиться впечатлениями от той невосполнимой утраты. Он по-прежнему очень боялся того, что и его жизнь может оборваться так же неожиданно. И ему очень хотелось, чтобы его героя (и его самого) пожалели. Но этого не происходило.

Маяковский пытался напомнить людям, что человек не просто смертен – он «внезапно смертен», как об этом через пару десятилетий скажет устами Воланда Михаил Булгаков. Но люди не понимали его. И тогда своим собственным самоубийством он хотел продемонстрировать реальность того, чему никто не хотел верить.

Из жизни ему уйти не удалось – помешала осечка. И тогда он принялся сочинять следующую поэму, «переписывая» роман Льва Толстого «Война и мир».