Первые жильцы

Первые жильцы

Самым первым жильцом, которого мы уже упоминали, был «знакомый Люды, грузин». Звали его Исидор Иванович Морчадзе. Он родился и поначалу жил в городе Кутаисе, где, по его собственным словам, занимался «революционной борьбой» вместе с Coco (Кобой) Джугашвили. В экспроприациях участие тоже принимал. О самом себе писал:

«Революция 1905 года заставила бежать меня из своего родного города, перейти на нелегальное положение и сделаться профессиональным подпольным революционным работником. В ноябре и декабре 1905 года я очутился в Москве, дрался на баррикадах в знаменитой в то время „Кавказской боевой дружине“. На одной из квартир, где собирался тогда революционный студенческий кружок, я встретился и познакомился с Людмилой Владимировной Маяковской, она тоже была революционеркой в полном смысле этого слова».

В 1906-ом Исидор Иванович узнал, что семья Маяковских переехала в Москву.

«Я разыскал их. Они в это время жили по Большому Козихинскому переулку, и первым их жильцом на этой квартире был я. Вот здесь, на этой квартире, я впервые познакомился с Володей. Хотя он был моложе меня на шесть лет, мы с ним подружились…

Разговор у нас всегда, когда мы оставались одни, вёлся на грузинском языке. Он часто заходил в мою комнату, и часто мы с ним говорили и вспоминали про город Кутаиси».

Вскоре у Маяковских появились и другие жильцы, о которых в «Я сам» сказано:

«Студенты жили бедные. Социалисты».

В 1922 году, когда сочинялись автобиографические заметки, партия эсеров была объявлена вне закона. Видимо, поэтому партийную принадлежность первого жильца Маяковский не указал. А между тем, Исидор Морчадзе был не просто «социалистом», а членом партии социалистов-революционеров (эсеров). И «бедным» он в ту пору не был – сам себя охарактеризовал так:

«Вся семья Маяковских знала, что я участник экспроприации, знала, что я большие деньги имел на руках, и, несмотря на то, что они жили бедно и часто нуждались, не им, ни мне не пришло в голову хоть одну копейку истратить на личную жизнь».

Про хозяев квартиры, у которых снимал комнату, Морчадзе написал:

«Семья Маяковских, включая и маленького Володю, была настоящей революционной семьёй. В этой семье всегда радушно и одинаково тепло встречали всех, кто имел отношение к революции. Слово „революционер“ – это был уже пропуск, чтобы попасть в семью Маяковских. В этой семье жили и дышали революцией… На первом плане стояла революция, и ради неё мы переживали всякие лишения».

Когда в этих революционных делах «маленькому Володе» было что-то непонятно, он обращался к Исидору Ивановичу:

«Он забрасывал меня целым рядом вопросов.

– Вы дрались в Москве во время революции 1905 года на баррикадах?

– В какой дружине?

– Действительно ли ваша дружина охраняла великого Горького?

– Почему ваша дружина называлась Кавказской? – и т. д. без конца.

Отвечать приходилось подробно, ибо короткие ответы его не удовлетворяли, приходилось удовлетворять его любопытство и объяснять ему, что «Кавказская боевая дружина» была очень хорошо вооружена, все имели маузеры; охраняла революционные митинги того времени, а также и жизнь некоторых видных революционеров, которых чёрная сотня готовилась убить. В числе этих революционеров первое место занимал Максим Горький, которого особенно ретиво защищали мы, дружинники, и чуть не дрались из-за того, чтобы попасть на квартиру Горького и охранять его… Жил Максим Горький тогда на Воздвиженке, сзади Московского университета».

Как видим, 13-летний Маяковский называл Горького «великим»!

Постоялец, так хорошо умевший объяснить всё непонятное, в квартире на Большом Козихинском прожил недолго. Александра Алексеевна Маяковская писала:

«Он вскоре уехал, а вместо себя поселил товарища – студента второго курса, тоже грузина, социал-демократа».

В путь Исидора Ивановича позвали всё те же революционные дела. Он писал:

«Скоро мне пришлось уехать с квартиры Маяковских в Западный край, в города Вильно, Ковно, Минск, Вержболово и Великовышки. Здесь я организовал в выше перечисленных городах передаточные склады оружия. Оружие закупал контрабандным путём через Германию. Ко мне приезжали товарищи из разных городов, и я снабжал всех их оружием, готовясь к новой революции. Деньги на это были взяты посредством экспроприации банка «Купеческое общество взаимного кредита», находившегося в Москве на Ильинке. Это была первая экспроприация, в которой участвовал пишущий эти строки. Было взято 850 000 рублей».

Грабёж «Общества взаимного кредита» был осуществлён партией эсеров 7 марта 1906 года, незадолго до приезда в Москву семьи Маяковских.

Вместо себя в квартире на Большом Козихинском Исидор Морчадзе оставил Василия Васильевича Канделаки. В «Я сам» о нём сказано:

«Помню – первый предо мной „большевик“ Вася Канделаки».

К новому жильцу часто приходили его друзья, тоже социал-демократы. Канделаки позже вспоминал о гимназисте Маяковском:

«В действительности, он увидел вскоре много большевиков в своей комнатке. Это были студенты Московского университета, товарищи и приезжие. Говорили, курили, спорили много и горячо. Тащили ворох нелегальщины.

Иногда, спохватившись, оглядывались на неподвижно сидевшего долговязого мальчугана. Я успокаивал:

– Это сын хозяйки. Володя Маяковский, свой.

В горячке учёбы и кружковщины мне было не до «ребёнка», каким я считал Володю».

Мать этого «ребёнка» тоже писала о «спорах» и о «ворохах нелегальщины»:

«Я беспокоилась, не мешает ли Володя своим присутствием студентам, но они мне говорили: „Володя серьезный мальчик, много читает, и нам он не мешает“.

К нам часто приходили студенты и курсистки, боровшиеся на баррикадах в 1905 году и участвовавшие в демонстрации на похоронах Баумана. Эти волнующие, интересные разговоры увлекали Володю. Он всё это хорошо знал и понимал».

Обратим внимание, что молодые люди в ту пору называть себя «большевиками» не могли. Те, кто состоял членом Российской социал-демократической рабочей партии, считались «эсдеками». Разделение на сторонников Ульянова-Ленина {«большевиков») и сторонников Плеханова {«меньшевиков») происходило лишь в партийной верхушке. К тому же в апреле 1906-го в Стокгольме прошёл шестой съезд РСДРП, который был назван «Объединительным», и на нём было принято решение: забыть все прежние разногласия и работать дружно.

В столицу Швеции приехал тогда и делегат от социал-демократов Кавказа Иосиф Джугашвили – под псевдонимом Иванович. Другой делегат, Климент Ефремович Ворошилов (под псевдонимом Володин), потом вспоминал, каким он встретил кавказца Кобу:

«У него были удивительно лучистые глаза, и весь он был сгустком энергии, весёлым и жизнерадостным. Из разговоров с ним я убедился в его обширных знаниях марксистской литературы и художественных произведений, он мог на память цитировать полюбившиеся ему отрывки политического текста, художественной прозы, знал много стихов и песен, любил шутку».

О том, что было связано с этим съездом социал-демократов, широкой публике стало известно лишь много лет спустя. А тогда, осенью 1906 года, москвичи обсуждали совсем другое событие. О нём – Владимир Джунковский:

«30 октября Москва омрачилась новым злодейским покушением. Когда градоначальник А.А.Рейнбот шёл пешком по Тверской, отправляясь к церкви Василия Кесарийского на освещение школы и богадельни, в него была брошена бомба, которая, по счастливой случайности, перелетев через него, упала на мостовую и взорвалась, не причинив никому вреда. Преступник был схвачен, но в эту минуту успел ещё сделать несколько выстрелов из револьвера, тоже никого не задевших».

Неудача в покушении заставила террористов охоту за Анатолием Анатольевичем Рейнботом продолжить. И через какое-то время в Большом театре во время дававшейся там оперы «Аида» неподалеку от ложи градоначальника была задержана эсерка Фрума Мордуховна Фрумкина, пришедшая в театр, чтобы застрелить Рейнбота. В её сумочке нашли браунинг. Террористку отправили в Бутырку. Там она, каким-то образом раздобыв оружие, стреляла в помощника начальника тюрьмы и ранила его.

Вот о чём тогда говорили, а также «спорили много и горячо» молодые социал-демократы, собиравшиеся в квартире Маяковских.