6. СОЗДАНИЕ ЛИЧНОСТИ

6. СОЗДАНИЕ ЛИЧНОСТИ

Для нас майор Мартин давно уже стал реальным человеком, однако это чувство, причем как можно полнее, должны были разделять с нами и те, кому придется обследовать тело и изучать документы, имевшиеся в портфеле. Чем меньше сомнений возникнет у них, тем больше шансов на успех всей операции. Я был совершенно уверен, что немцы обратят внимание на самые незначительные детали и попытаются найти упущения в «гриме» майора Мартина, чтобы убедиться в подлинности всей истории, а значит, и документов, которые попадут к ним в руки. И я не ошибался: как мы узнали позже, немцы обратили внимание даже на дату на корешках двух театральных билетов, обнаруженных в кармане майора Мартина.

Мы постоянно говорили о майоре Мартине, и это выглядело так, будто мы перемывали косточки другу за его спиной. По правде говоря, нам порой действительно казалось, что Мартин существует и мы его давно знаем. Тем не менее мы стремились сделать его характер и наклонности такими, какие удовлетворяли бы нашим целям.

Как я уже говорил, мы решили, что майор Мартин — блестящий офицер, пользующийся доверием у начальников. Упущения по службе, которые он допустил, весьма обычные: потерял удостоверение личности и не продлил своевременно свой пропуск в штаб.

На этом мы строили характер, подтверждая его бумагами, которые окажутся в карманах майора. Это был единственный способ дать понять немцам, что за человек Мартин.

Он не прочь иногда весело провести время, и поэтому у него может заваляться приглашение в ночной клуб. Отсюда вполне обосновано письмо из банка, в котором говорится, что майор превысил свой кредит. Приезжая в Лондон, он мог останавливаться в армейском клубе, и, значит, у него должен быть счет за проживание там. Так крупица за крупицей облик майора Мартина вырисовывался все отчетливее.

Но как сделать его по-настоящему живым человеком?

В нашем распоряжении был только один способ — положить в карманы Мартина письма, из которых можно узнать некоторые подробности его личной жизни. С другой стороны, остановите на улице любого прохожего и осмотрите его карманы — в них вряд ли найдутся письма о сколько-нибудь серьезных вещах. Рассматривая проблему с этой точки зрения, мы пришли к заключению, что человек хранит при себе письма, дающие яркое представление о его облике, только после обручения, когда он строит планы будущей семейной жизни. Поэтому мы решили обручить Билла перед его отъездом в Африку.

Итак, в конце марта майор Мартин познакомился с хорошенькой девушкой по имени Пэм и почти сразу обручился с ней. (Ох уж эти романы военного времени!) Она подарила ему свою фотографию (любительскую, разумеется), а он ей — обручальное кольцо. У него было два письма от нее — одно, написанное во время загородной поездки, а другое — в конторе (когда хозяин вышел по делам), чрезвычайно взволнованное: жених намекнул ей, что его посылают куда-то за границу. У него имелся также счет за обручальное кольцо (неоплаченный, конечно, ведь его кредит в банке исчерпан). И наконец, отец майора со старомодными взглядами на жизнь не одобряет свадьбы военного времени и настаивает, чтобы его сын незамедлительно составил завещание, если уж он окончательно решился на такой глупый и неосмотрительный шаг.

Мы понимали, что полнее охарактеризовать майора Мартина при помощи нескольких писем просто невозможно. Однако письма должны выглядеть как подлинные, и кто-то должен написать их. Конечно, мы могли написать их сами. Многие из нас знали (и слишком хорошо!), как выглядит письмо из банка о превышении кредита, а некоторые получали любовные письма и успели составить завещание, но я решил, что во избежание ошибок лучше положиться на специалистов.

Кое-что устроилось очень просто. Например, один из нас получил приглашение в «Кабаре-клуб». На билете не проставили фамилию, и ночной клуб был обеспечен. Достать письмо о превышении кредита тоже оказалось нетрудно. Через другого нашего товарища, имевшего связи в главной конторе «Ллойде банка», мы получили оттуда письмо, датированное 14 апреля, на имя майора Мартина, в котором содержалось требование о возмещении перерасхода в 79 фунтов. Позже меня спросили, всегда ли письмо по поводу такой сравнительно небольшой суммы подписывает главный управляющий банка. Я и сам думал об этом, так как знаю из горького опыта, что такие письма обычно подписывает управляющий отделением. Когда я выразил беспокойство по этому поводу, меня уверили, что письмо может прийти и из главной конторы, хотя, как правило, подобные письма подписывает управляющий отделением. Немцы, надеялись мы, не разбираются столь детально в вопросе о превышении кредита, и, в конце концов, даже если сумма и была маленькой, отец майора Мартина был, совершенно очевидно, человеком значительным. Письмо из «Ллойде банка», подписанное мистером Уиттли Джонсом, гласило:

«Ллойде банк лимитед,

Главная контора, Лондон ВЦ 3

14 апреля, 1943

Лично

Майору морской пехоты У. Мартину,

Клуб армии и флота,

Полл-Молл, Лондон, Ю31

Дорогой сэр,

Мне стало известно, что, несмотря на повторные обращения к Вам, превышение Вашего кредита, составляющее 79 фунтов 12 шиллингов 2 пенса, все еще не покрыто.

Обстоятельства заставляют меня сообщить Вам, что, если эта сумма плюс 4 % не будет внесена Вами, нам придется принять необходимые меры для защиты наших интересов.

Искренне Ваш Э. Уиттли Джонс,

Главный управляющий.»

Мы устроили так, чтобы письмо из банка, которое следовало послать майору Мартину в Военно-морской клуб, якобы ошибочно направили в Клуб армии и флота на Полл-Молл, где портье написал на конверте: «По этому адресу не значится». И приписал: «Возможно, Военно-морской клуб, Пикадилли, 94». С нашей точки зрения, эта надпись весьма убедительно доказывала подлинность письма, поэтому мы решили, что майор Мартин будет хранить его в конверте.

Один из нас связался с Военно-морским клубом, и оттуда мы получили счет, помеченный 24 апреля, в котором указывалось, что майор Мартин, член клуба, жил там с 18 по 23 апреля включительно. Это свидетельствовало о том, что 24 апреля Мартин находился еще в Лондоне.

Так же сравнительно легко мы достали счет за обручальное кольцо. Я выбрал фирму «С.Дж. Филлипс» на Бонд-стрит, имеющую международные связи в торговле ювелирными изделиями. В Германии, думал я, вероятно, найдутся счета этой фирмы, и сравнение с ними убедит наших «друзей» в подлинности счета майора Мартина. Счет был датирован 19 апреля, но из него явствовало, что кольцо куплено 15-го.

Разумеется, мы сталкивались с трудностями, добывая эти и другие документы, — ведь мы не могли сказать, для какой цели они нам нужны. Если просто попросить подобные документы и сказать, что они необходимы для секретных целей, это обязательно вызовет разговоры. С другой стороны, если придумать правдоподобную причину, то на людей, к которым приходится обращаться, можно положиться.

Итак, по моей версии кто-то интересуется офицерами, которые временно ощущают нехватку денег. Нам, мол, нужны документы, которые указывали бы на недостаток денег и которые можно оставить в комнате одного офицера, где их увидит подозрительный человек. Тогда мы сможем понаблюдать за его поведением. Всем моя история казалась вполне реальной, нам охотно помогали, и никто нас не подвел.

Теперь, когда все документы были готовы, требовалось найти «героиню».

Прежде всего нам была нужна фотография Пэм — невесты майора Мартина. Мы попросили наиболее привлекательных девушек из различных отделов адмиралтейства одолжить нам свои фотографии якобы для проведения опознания одной женщины. Это делают, смешав большое количество фотографий совершенно невиновных людей с двумя или тремя фотографиями подозреваемого лица, чтобы свидетель мог выбрать из них фото того человека, о котором идет речь. Девушки дали нам по нескольку фотографий, и мы собрали довольно солидную коллекцию. Из нее мы выбрали одну, а остальные через неделю вернули. Девушка — владелица фотографии — имела доступ к совершенно секретным документам, и мы могли сказать ей, что хотим использовать ее фотографию в качестве снимка вымышленной невесты в одной операции, которую мы проводим. Она дала согласие. Теперь встал вопрос о письмах.

Никто из нас не горел желанием написать любовные письма — в конце концов, мы не имели женской точки зрения на любовь. Просить же знакомую женщину написать первосортную «песню любви» — дело щепетильное. Поэтому мы попросили девушку, работавшую в одном из наших учреждений, уговорить кого-нибудь из своих приятельниц сделать это. Она согласилась, но так и не назвала нам имя той, которая написана два великолепных письма майору Мартину. Я решил, что первое письмо будет написано на почтовой бумаге моего шурина, ибо, на мой взгляд, ни один немец не устоит перед чисто английским адресом, который там стоял: «Мэннор-Хаус, Огборн-Сент-Джордж, Мальборо, Уилтшир». Вот это письмо, датированное воскресеньем 18 апреля:

«Мэннор-Хаус, Огборн-Сент-Джордж, Мальборо, Уилтшир.

Телефон: Огборн-Сент-Джордж, 242

Воскресенье, 18-е

Мне кажется, дорогой, провожать на вокзал таких людей, как ты, — одно ив самых скверных занятий. Отходящий поезд оставляет такую пустоту в душе, что безнадежно пытаться заполнить ее всеми теми вещами, которые доставляли удовольствие пять недель назад. Этот чудесный золотой день, который мы провели вместе! О, я знаю, это уже говорилось раньше, но если бы время могло иногда остановиться на мгновение!.. Но не надо, возьми себя в руки, Пэм, и ж, будь глупышкой.

Мне стало немного легче от твоего письма, но я задеру нос, если ты перестанешь так говорить обо мне. Я ведь совсем не такая, и, боюсь, ты сам скоро это увидишь. Вот я приехала сюда на воскресенье, в это благословенное место. И мама, и Джейн очень милы, они все понимают, а я не могу выразить словами, как мне тоскливо. И я жду понедельника, чтобы вернуться к своей работе и немного забыться. Какая идиотская потеря времени!

Билл, милый, напиши мне, как только ты устроишься и твои планы станут более определенными. И, пожалуйста, не дай им отправить тебя куда-то в голубые просторы, как это принято делать теперь, теперь, когда мы нашли друг друга в этом большом мире. Мне кажется, я не вынесу этого…

Люблю тебя всем сердцем.

Пэм.»

Второе письмо она написала на простой канцелярской бумаге. Сначала почерк был довольно четким, потом внезапно сменился торопливыми каракулями: вернулся начальник, надо заканчивать (!). Вот это письмо:

«Контора

Среда, 21-е

Ищейка покинула свою конуру на полчаса, и вот я снова лишу тебе всякую ерунду. Я получила твое письмо сегодня утром, когда выбегала из дому, — опаздывая, как всегда. Какое божественное письмо. Но почему такие мрачные намеки относительно того, что тебя могут куда-то отправить?! Конечно, я сохраню все в тайне — я ни с кем не делюсь тем, что ты мне рассказываешь. Тебя посылают за границу, да? Я этого не хочу. НЕ ХОЧУ, передай им это от меня. Милый, почему так случилось, что мы встретились во время войны? Как все нелепо. Если бы война кончилась, мы уже были бы почти женаты и ходили бы вместе по магазинам, выбирая занавески и т. п. И я бы не сидела в этой мрачной конторе и не печатала бы целый день идиотские протоколы. Я знаю, это бесполезная работа, которая ни на минуту не приближает окончания воины…

Милый Билл, мне так нравится мое кольцо — это скандальное расточительство, хотя, ты знаешь, я обожаю бриллианты, — я просто не могу оторван, от него глаз.

Сегодня иду на какую-то скучную танцульку с Джеком и Хейзл. Мне кажется, они пригласили еще какого-то мужчину. Ты знаешь, какими всегда оказываются их друзья. У него обязательно будет торчать кадык и блестеть лысая макушка. Неблагодарно с моей стороны говорить так, но не в этом дело — ты ведь знаешь да?

Послушай, милый, я свободна в следующее воскресенье и в понедельник, на пасху. Я, конечно, поеду к своим. Пожалуйста, приезжай тоже, если сможешь. А если не сможешь уехать из Лондона, я приеду к тебе, и мы отлично проведем вечер. (Да, кстати, тетя Мэриэн велела привести тебя к обеду в следующий раз, когда я у нее буду, но это можно отложить, правда?)

Идет ищейка. Куча любви и поцелуй.

Пэм.»

Мы считали, что нам повезло с любовными письмами.

В роли отца майора Мартина выступил молодой офицер, который создал блестящий tour de force[6].

Письмо от 13 апреля и приложение к нему были столь характерны для лица старых времен, что выдумать их казалось просто немыслимым. Никто, кроме человека старой школы, не мог бы написать так. Вот это письмо и приложение:

«Тел. № 98

Гостиница «Черный лев»,

Молд, Северный Уэльс

13 апреля, 1943

Мой дорогой Уильям,

Я не могу сказать, что эта гостиница сейчас так же удобна, как в довоенное время. Однако я остановился здесь, поскольку это единственная возможность не навязывать себя еще раз твоей тетке, чей дом, в связи с уменьшением количества слуг и строгой экономией топлива (я признаю это необходимым в военное время), стал почти непригодным для жилья, по крайней мере для человека моего возраста. Я собираюсь пробыть в Лондоне 20 и 21 апреля, когда, несомненно представится возможность встретиться с тобой. Прилагаю копию письма о твоих делах, написанного мною Гуоткину в контору фирмы «Мак-Кенна и К». Как ты увидишь, я пригласил его позавтракать со мной в «Карлтоне» (который, как мне известно, еще открыт) без четверти час в среду, 21 апреля, и я буду очень рад, если ты найдешь возможность присоединиться к нам, Мы, однако, не станем откладывать завтрак из-за тебя, поэтому я надеюсь, что ты, если сможешь прийти, постараешься быть пунктуальным.»

Твоя кузина Присиилла просила передать тебе привет. Она выросла и стала разумной девушкой, хотя я не могу сказать, что ее работа в добровольческой сельскохозяйственной армии благотворно сказалась на ее внешности. Боюсь, в этом отношении она похожа на своих родственников с отцовской стороны.

Твой любящий отец.»

«Копия

Тел. № 98

Гостиница «Черный лев»,

Молд, Северный Уэльс

10 апреля

Мой дорогой Гуоткин,

Я обдумал Ваше последнее предложение относительно тех денежных расчетов, которые я собираюсь произвести в связи со свадьбой Уильяма. Условия брачного контракта, которые Вы наметили, кажутся мне вполне разумными, за исключением одного пункта. Поскольку в данном случае семья жены не вносит своей лепты, я считаю неправильным, чтобы жена Уильяма после его смерти сохранила пожизненное право на тот капитал, который обеспечиваю я. Я соглашусь на это только в том случае, если в результате брака появятся дети. Поэтому я прошу Вас переписать проект брачного договора с гарантией, что, если у Уильяма будут дети, доход с капитала выплачивается жене только до тех пор, пока она снова не выйдет замуж или дети не достигнут совершеннолетия. После этого капитал переходит в распоряжение детей.

Я приеду в Лондон 20 апреля. Буду очень рад, если Вы согласитесь позавтракать со мной в «Карлтоне» без четверти час в среду, 21-го. Если Вы принесете с собой новый проект, мы сможем изучить его после завтрака. Я написал Уильяму и надеюсь, он присоединится к нам.

Искренне Ваш

Дж. Мартин

Ф.А.С. Гуоткин, эсквайр, «Мак-Кенна и К»,

14, Уотерлоу-Плейс, Лондон, ЮЗ 1.»

Мы выбрали гостиницу «Черный лев» в Молде не только из-за ее чисто английского адреса, который сам по себе был очень убедительным. Мы учитывали также, что майор Мартин родился в Кардиффе. Надеюсь, владельцы гостиницы простят нам, что мы воспользовались их почтовой бумагой и поставили под сомнение удобства, которыми справедливо славится «Черный лев».

И наконец, я попросил своего приятеля, служащего фирмы, нанести последние штрихи на картину письмом на почтовой бумаге фирмы «Мак-Кенна и К»:

««Мак-Кенна и К»,

Поверенные в делах

Исходящий Мак-Л/ЕДж

14, Уотерлоу-Плейс, Лондон, Ю31.

19 апреля, 1943

Дорогой сэр,

Мы благодарим Вас за вчерашнее письмо, в котором Вы возвращаете одобренным проект Вашего завещания. Мы включим пункт о даре в 50 фунтов Вашему вестовому. Мистер Гуоткин вручит Вам чистовой экземпляр, когда встретит Вас за завтраком 21 — го сего месяца, с тем чтобы Вы могли его подписать. Налоговый инспектор затребовал у нас сведения о размере Вашего денежного содержания за 1941–1942 гг. для установления суммы пособия, которое Вам следует получить в текущем году. Мы обнаружили, что у нас таких данных нет, и поэтому будем Вам признательны, если Вы их нам сообщите.

Искренне Ваши

«Мак-Кенна и К»

Майору У. Мартину,

Военно-морской клуб,

94, Пикадилли, Лондон, 31.»

Когда мы прочли подряд все эти документы, они вызвали у нас представление о живом человеке. Мы считали, что большего сделать нельзя с помощью тех немногих бумаг, которые по логике вещей могут быть найдены в карманах погибшего офицера.

Мы приняли некоторые меры предосторожности, прежде чем «вручить» эти письма майору Мартину: все письма, кроме любовных, я носил в своих карманах несколько дней, чтобы они имели нужный вид. С любовными письмами было труднее, особенно с одним из них, написанным на очень тонкой бумаге. Майор, конечно, читал их и перечитывал, и они не могли выглядеть так, будто он их недавно получил. Один из наших офицеров предложил просто смять их и расправить. Но если кусок бумаги смять, никакое разглаживание не скроет того, что он был смят. А разве Вилл Мартин смял бы эти письма! И я делал то, что делал бы он: снова и снова читал их и аккуратно складывал. Только в отличие от него я регулярно тер их о свои брюки.