Шальной Казанова

Шальной Казанова

Вячеслав Шалевич: «Стараюсь не ханжить, говорить правду, но тактично»

В детстве с арбатской ребятней он играл в руинах разбомбленного Театра Вахтангова, а потом всю жизнь на его сцене. Множество ролей он сыграл в кино. Любил красивых женщин, самозабвенно предавался страстям и за это платил очень дорогую цену: умерла любимая жена, сына пришлось спасать от увлечения наркотой. Сильный человек преодолел все. У Александра Блока он нашел пророческие строки:

Пройди опасные года.

Тебя подстерегают всюду.

Но если выйдешь цел — тогда

Ты, наконец, поверишь чуду…

Незадолго до своего семидесятилетия он вновь стал отцом.

— Вячеслав Анатольевич, подурачиться любите?

— Обожаю.

— В молодости повесничали?

— Н-е-ет! Никогда. Паясничать мог.

— Своевольничали?

— Еще не разучился.

— Случалось ли Шалевичу быть шальным?

— Меня даже в школе называли шалявой.

— Слышали фразу: «Тут ночью на Арбате пошаливают»?

— Сам довольно долго пошаливал.

— В юности лазили в чужой сад?

— Нет. Я городской. И природу просто не знал. Мои шалости были невинными. Во время войны был я с детдомом в деревне. Увидел на траве какашки козьи и спрашиваю: «Что это такое?» Меня разыграли: «Собери побольше и отнеси повару — он тебе конфетки сварит». Набрал я, в двух руках принес. Ну, он меня изрядно поколотил. Бегал за мной — еще поддать.

— Пострадал мальчишка за наивность… Все эти глаголы я отыскала в словаре Даля — они объясняют корень вашей фамилии. Так что вашим белорусским предкам дали фамилию за их повадки и привычки. Расскажите, пожалуйста, о своих родителях.

— Хотя я детство провел во дворе Вахтанговского театра, но родители мои — люди не театральные. Я воспитывался с мамой. Она разошлась с отцом до моего рождения. Даже карточки его долго не показывала. Работала она секретарем-машинисткой в Министерстве обороны, была горячей активисткой. Про папу я мало чего знал. Потом, когда уже стал популярен, приехал я в Бийск для встречи со зрителями. И вдруг меня ошарашили: «Вас ищет отец». — «Какой еще отец?» — вздрогнул я и все-таки решил его повидать. Подошел к нему и спросил: «Вы кто?» — «Я Шалевич Анатолий Иванович». — «Вы мой отец, что ли?» Он ответил смущенно: «Я так подумал…» Мы долго с ним сидели, мирно разговаривали. Оказывается, отец был репрессирован и потом остался после лагерей в месте ссылки — в Бийске.

— Наверное, он был заметной фигурой до ареста?

— Крупным начальником НКВД. Когда я его спросил: «Почему же ты нам с мамой из ссылки не писал?» — он мне объяснил, что сам к этим общим репрессиям, к сожалению, причастен. Вот и нес свой крест. Он сбегал по случаю в магазин. И хотя я непьющий, на этот раз себе позволил… В зрительный зал я пришел веселый. И первый вопрос меня окрылил: «Как вам понравился Бийск?» Я признался чистосердечно: «Я его еще не видел, но он мне стал родным — я встретил здесь отца». Люди встали, что-то кричали, аплодировали…

Вернувшись в Москву, я поразил маму своим рассказом про отца, передал ей его новую фотографию. Она долго вглядывалась в его лицо, а потом тихо-тихо сказала: «Да, теперь была бы золотая свадьба». И встрепенулась: «Ну ты сказал ему, что замуж я больше не вышла, фамилию его сохранила, тебе высшее образование дала?» Сквозь эти слова лилась такая тоска и ревнивая гордость, что я прослезился. Через какое-то время отец написал, что хочет с нами повидаться. И моя добрая, жертвенная мама поглядела на свои иконы и предложила мне: «Перед приездом отца сними иконы». Тут я взорвался: «Это еще зачем?» Мама простодушно оправдалась: «Он их не любил…»

— Мама доверяла вашему выбору — учиться в Щукинском?

— Она этого очень не хотела! И ни разу в училище не появлялась.

— Почти сразу после школы вы женились. Хотя бы спросили у мамы разрешение?

— Спросил, конечно. А что было делать, если мы комнату нашу в коммуналке разделили занавеской? Но «зеленый» наш союз просуществовал всего 15 дней.

— А вторая любовь и второй брак вновь за занавеской?

— Нет, я жил у второй жены, тоже в коммуналке. Правда, потом нам дали квартиру… Из нее-то я через два года ушел.

Москва слухами полнится. О сумасшедшей любви Шалевича к ленинградской актрисе Валентине Титовой театральная публика судачила и, пожалуй, завидовала: актер совершал во имя встречи с любимой невероятные поступки. После спектакля мчался на вокзал, садился в «Красную стрелу», чтобы утром быть у ее ног с розой в руке, а потом вновь в Москву, торопиться и опаздывать на репетицию в Вахтанговский. Совсем извелся женатый человек. Однажды, после гастролей театра в Венгрии, романтичный любовник вручил жене подарки и вновь безоглядно направился в Ленинград, к соблазнительной Валентине. И больше не вернулся. А ее потом увел режиссер и актер Владимир Басов…

— Говорят, вы, уйдя от жены, оставили ей квартиру?

— Так я воспитан, к сожалению…

— Прошу вас, расскажите про вашу третью, любимую жену Галину.

— Мы прожили с ней 31 год. Она была очень красивой, обаятельной женщиной. Ее все любили.

В любился Шалевич в Галину с первого взгляда. Очень высокая, длинноногая, мастер спорта, художник-модельер, пришла с подругой в кафе выпить чашечку кофе — он увидел и погиб. И женился. Когда Вячеслав Анатольевич познакомил меня с их сыном Иваном, только тогда я представила облик его матери. При огромном росте в нем поражает античная лепка торса. У красивого парня взгляд чуть-чуть ироничный, смешливый и очень добрый… Сразу попадаешь под его обаяние.

— Галя мучительно рожала Ваню. И слава Богу, он появился на свет. В юности Ваня был похож на девушку, а сейчас видите какой мужчина. У нас с Галей была большая жизнь… Она мучительно уходила — почти полтора года страдала (говорит тихо-тихо). Было страшно тяжело и сложно. Врачи, клиники — неотложных забот было достаточно. А вот когда ее не стало, тут пришла боль… Галя до самого конца оставалась красивой.

— Как эту трагедию перенес Ваня?

— Трудно. Первые три с половиной года он буквально отрешился от всего. И тогда мне досталось еще больше.

— Арбатская канитель и опасность коснулись его?

— На него пагубно влиял Арбат еще при жизни мамы. Тогда здесь были лотошники, ребят соблазняли наркотиками. Ваню и «на счетчик» ставили. Я бегал за этими бандитами, разговаривал с ними. Вмешивались и мои товарищи. Очень много было перипетий. Этот Арбат — ловушка для детей. Их от себя нельзя отпускать. А наша профессия этого не позволяет. Окружение нашего двора очень сильно влияло на Ваню. Но случилась беда: его друзья умерли от наркоты. Он остался один и — струсил. И выполз! Сейчас Иван работает звукорежиссером в нашем театре. Очень хорошо в этом разбирается и компьютером увлечен.

— У вас с ним возникли дружеские отношения?

— Да. Он женился на актрисе нашего театра. Сначала скрывал свое увлечение, а теперь все счастливо сложилось.

— Вячеслав Анатольевич, вы вновь женаты на очень красивой женщине. Как говаривал Цезарь, пришел, увидел, победил. Выбор у вас безупречен, глаз — алмаз. Посвятите, при каких обстоятельствах вы встретились с Татьяной?

— Было это на дне рождения моего друга. Посадил он Татьяну рядом со мной. Я повернулся и позволил себе привычную шутку: «Ой, какая красивая женщина! Я вдовец. Могу и жениться». Мы, артисты, на красивое смотрим с любопытством. У нее замечательные глаза. Вдруг мне кто-то говорит: «А у нее двое детей». Тут случился маленький испуг. И я сам себе запретил всякий соблазн. Татьяна — врач. Была разведена. Все случилось до меня… Невзначай мы все-таки встречались.

И тут друг предпринял роскошный выезд за грибами. Я не любитель ни грибов, ни рыбной ловли, ни шахмат — мне это кажется скучным. Татьяна пришла к машине со своей девочкой. Увидел я трехлетнюю прекрасную девочку — одно лицо с мамой! — и в нее влюбился. Все в лес, а мы с девочкой у костра. Она весело разговаривала, такая чаровница. Глядя на нее, я как бы почувствовал притяжение к ее маме. Татьянин мальчик был уже юношей.

— Грибная вылазка вас не сосватала?

— Мои друзья, видя мою медлительность, предприняли беспроигрышный ход. Наш театр поехал на фестиваль в Авиньон с «Балдой» по Пушкину. Я не играю в этом спектакле. Мои верные околотеатральные друзья, узнав, что я не еду в Авиньон, подарили мне возможность поехать во Францию с Татьяной — сделали визу, путевку, гостиницы, и я, как снег на голову, упал к нашим вахтанговцам. Вот был сюрприз! Мы ездили с ней в Париж, в Канны, в Ниццу. Замечательные дни. Там все у нас с Татьяной и слюбилось. После Авиньона мы поженились.

— Ваня одобрил ваш отважный шаг?

— Он принял все очень хорошо. Полюбил Татьяниных детей. Мамы моей уже не было. Из моих родных остался только Ваня и двоюродная сестра. А тут — столько родни! У меня уникальная теща — роскошная, обаятельная. Мы с Таней отважно умудрились родить девочку Аню.

— Сколько же вам тогда было лет?

— Шестьдесят восемь!

— Уникальный отец.

— Да нет — многие в моем возрасте сумели детей родить: Любимов, Гомельский, Белявский. Наша Аня — чудо. Совершенно замечательное существо. Ее крестная — гречанка. Летела из Греции, чтобы крестить мою дочь. Я познакомился с греками крымского происхождения давно, когда Театр Вахтангова был на гастролях в Греции. Прилетела моя гречанка в Москву и, представьте, влюбилась в мою тещу Веру Ивановну. Я всегда поднимаю первый тост за здоровье хозяйки огромного семейного клана.

— Великий Южин говорил: «Театр — это актер». С прошлого века эта мысль не устарела?

— Она справедлива всегда. Если есть великие артисты, значит, и театр велик. Был Товстоногов — у него были великие артисты, и Художественный, и Театр Вахтангова славны своими великими артистами. По Вахтангову, прежде всего на театре властвует его величество актер. Актерское обаяние и отдача — вещи алтарные. Мы на сцене в какой-то степени проповедники. Я застал в театре великих артистов. О них сложены легенды.

— Вы теперь возглавляете Театр имени Рубена Симонова. И, значит, точно в вас когда-то угадали «строителя».

— Я согласился принять театр во имя великого Рубена Николаевича. Из Театра Вахтангова я не ушел, но все время отдаю своему молодому детищу.

— В репертуаре у вас есть костюмные спектакли. Преодолевая бедность, где вы их берете?

— Я здесь и художественный руководитель, и директор, к сожалению. Мне пришлось в вопросах финансов пройти ликбез. Честно говоря, мне не нравится, когда спектакли ставятся «на досках». Мы делаем серьезные декорации. «Доходное место» оформлено блистательно. У нас классные костюмы. Главный художник театра — Александр Авербах. Для нас работает талантливая Светлана Синицына. Нам повезло, когда Михаил Александрович Ульянов снял «Три возраста Казановы»; я попросил отдать спектакль нам. Состоялась торжественная передача. Мы получили и декорации, и костюмы. И я вместе с нашими актерами сыграл Казанову. Борис Мессерер пришел и уложил в нашу маленькую сцену декорации вахтанговского спектакля.

— Какой он, ваш Казанова?

— Он уже постарел, одинок. Молодость оживает в его воспоминаниях. На закате жизни Казанове даруется влюбленность в девочку. И он принимает трагическое, но необходимое решение — уйти. Потрясающая поэтическая форма! Замечательная поэзия Марины Цветаевой.

— Влюбленный, вы ведь тоже писали стихи?

— Мне очень близка поэзия. Мало кто знает, что Рубен Симонов писал стихи. Я почти все их знаю наизусть. Ценю в стихах концовки. Нынешние поэты почему-то не стремятся к сильному высказыванию в последней строфе. К большому сожалению, поэтический театр уходит. Мы играем «Сирано де Бержерака» — поэзию высочайшего класса. Но играем как бы в прозе. Нет былого театрального возвышенного невероятия.

— Сколько ролей вы сыграли в кино?

— Когда-то считал — было 79.

— Какие роли живут в вас?

— Те же, что помнят зрители. Когда-то за один день картина по стране окупала себя. У советских фильмов была совершенно феноменальная зрительская аудитория.

— Как же случилось, Вячеслав Анатольевич, что, играя в фильме «Хоккеисты», вы не катались на коньках?

— Я схулиганил. Меня спросили, когда пригласили на роль Дуганова: «Умеешь кататься?» Я ответил: «Да!» Мне принесли ботинки с коньками, и тут до меня дошло: свои коньки в детстве я привязывал к валенкам и гонял по переулкам. Во время съемок моей третьей опорой была клюшка. Немножко, правда, научился. Минуты на три меня хватало. Меня дублировал Старшинов в принципиальных матчах. На него надевали мой парик, мою «восьмерку». И снимали реальный матч. По радио на стадионе объявили: «Сегодня вместо “Спартака” и ЦСКА будут играть “Метеор” и “Ракета”». Хоккеисты играли в костюмах нашего фильма. На трибунах — реальные люди. Гагарин, например. Монтаж был убедительный. Сценарий фильма написал Юрий Трифонов — об этом мало помнят. Там играли Рыбников и Жженов!

— В «Трех тополях на Плющихе» ваш персонаж не вызывал зрительского сочувствия.

— Татьяна Михайловна Лиознова меня уговорила на эту роль. На первом же съемочном дне я понял ее удивительный замысел. Своим рассказом она создала обстановку, ощущение — и сразу: «Мотор!» И предложила нам жить в обстоятельствах. Настроила — и мы пошли. Мой герой — первый парень на деревне, полюбил самую красивую девушку. Но, видно, жизнь поставила перед ним столько проблем, что пришлось ему стать куркулем. И он забыл самые счастливые свои ощущения. Талантливейшая Лиознова придумала не просто треугольничек Ефремов — Доронина — Шалевич… Это влюбленность, любовь, жажда нежности — и их полная несостоятельность. Даже бесправие на счастье.

— Вы счастливый актер?

— Буду блюсти скромность. Мне слали письма, предлагали руку и сердце, и фотографии на память…

— Совершенно необъяснима судьба фильма «Мастер и Маргарита» Юрия Кары. Что с ним?

— Говорят, над этой вещью висит какой-то рок. Но Кара снимал библейскую часть фильма в Израиле, на Святой земле. В фильме блистательно играет Иешуа Николай Бурляев, замечательный Ульянов — Пилата; там Настя Вертинская — Маргариту, Раков из Ленкома сыграл Мастера. Там Гафт. У меня роль первосвященника Каифы. Кара не стремился к трюкам. Он ставил режиссерскую треногу и спокойно снимал. И получилось талантливое, хрестоматийное прочтение романа Булгакова. Эту фантастическую историю режиссер прошел шаг за шагом.

Роковую роль в судьбе фильма сыграли финансы. Из-за отсутствия денег не получился «Бал Сатаны». Продюсер, затеявший съемку картины, поступил как равнодушный хозяин — взял коробки с лентой и ушел, не оставив копии даже Каре. Юрий с ним судился, но все осталось по-старому… Однажды я получил приглашение посетить ресторан, а заодно посмотреть «Мастера и Маргариту». Я так и ахнул. Приглашения, оказывается, были разосланы всем исполнителям. Но рискнули прийти только двое. Остальные не поверили в эту авантюру. И вот я впервые вижу фильм. Может быть, несколько устарела лента по киноязыку, но каждый эпизод с замечательными артистами превосходен.

Я разговаривал с хозяином фильма. Оказывается, он для рекламы показывает посетителям ресторана «Мастера». Любопытствовал, что с этим фильмом ему делать. Да расскажи на телевидении, как снимался этот фильм, покажи куски — и уже он будет жить.

— Вячеслав Анатольевич, один ваш друг сказал мне о вас — он резок, но справедлив.

— Убежден, что конфликтные ситуации мы обязаны, как я говорю, «переспать», остановиться, подумать. Моя теперешняя должность предполагает жесткость. Но я сначала «пересплю», а потом приму решение. Никогда не забуду, как обошелся со мной Рубен Николаевич, мой постоянный кумир. Был у меня период сумасшедшей влюбленности: я не явился в нужное время в театр, и меня автоматически должны были уволить. Уже и местком, и худсовет приняли суровый вердикт. Все требовали наказания, но Симонов поступил по высшей справедливости. Когда мы вернулись из летнего отпуска и началось распределение ролей, Рубен Николаевич на художественном совете попросил для меня главную роль. «Почему Шалевич?» — допытывались наши идейные столпы, он им проницательно ответил: «Потому что у него очень плохое душевное состояние». Вот это была школа! Вот это класс! У меня действительно тогда было печальное состояние.

— Могли бы позволить себе выигрышный, но не безупречный поступок?

— В силу своего характера я очень стеснителен. Вряд ли я позволю себе столь крупно лукавить. Себя я не выпячиваю; появляется иногда похожее желание, но мой внутренний запрет сильнее.

— Рисковали чем-нибудь, чтобы проверить собственное уважение и к жизни, и к себе?

— Множество раз. Мой приход в Театр Симонова — огромный риск. В такой форме мне и было предложено: «Попробуйте». Слава Богу, сейчас кое-что складывается.

— Случалось ли наломать дров, а потом опомниться и повернуться лицом к судьбе?

— С молодости у меня появилась привычка возвращаться в одиночестве к тому, что я натворил. Тихонечко анализируя, понимаю: во многом виноват сам. Сыну всегда внушал — научись слушать, не руби сгоряча. В одно время я стал «невыездным». В чем дело? Я же не пью, не выхожу пьяным на спектакли. Мне популярно разъяснили: «Вы громко разговариваете за столом». Горкомовские уши в таком случае решали, что я пьян. В театрах случались неординарные пассажи. Так, народный и очень популярный артист Маковецкий запустил в нашего директора стулом и был полтора года дворником при театре. И чудно справился.

— Ваши друзья связаны с театром?

— Здесь у меня есть партнеры, друзья, например Миша Воронцов — мы с ним 40 лет вместе, сообща писали инсценировки. А вот близкие друзья — люди не театральные. Им я могу пожаловаться в горе, вместе с ними порадоваться счастью. Они всегда скажут правду прямо в глаза и по поводу игры моей, и моей режиссуры. И о семейных делах говорят со мной участливо. Это настоящее.

— Что вы не принимаете в сегодняшней жизни?

— Неискренность. Сам стараюсь не ханжить, говорить правду, но тактично, по-булгаковски, «удовлетворить отказом».

— Как вам удалось сохранить упругость походки, гордую выпрямленность, мужскую крепость?

— Я не делаю зарядку, иногда даже выпиваю. Правда, в юности увлекался гребным спортом. На Москве-реке, где церетелевский памятник Петру возвышается, была стрелка. Там обычно соревновались, и мы своей четверкой занимали второе место в Москве. Я радуюсь людям. Если мне в компании кто-то не нравится, тихо ухожу.

— Что более всего не терпите в мужиках и цените в женщине?

— В мужчинах — неприлична тупость, такая, как в анекдоте: когда-то Бог решил помочь людям. Он пошел в больницу, надел белый халат и стал ждать больного. Еле втащился человек на костылях. «Сколько лет страдаете?» — спросил его Бог. «Да лет тридцать». — «Ну, встань и иди, сын мой», — сказал Бог. Больной встал и без костылей пошел. В коридоре встретил его родственник и спросил: «Ну как новый доктор?» — «Да такой, как все. Даже давление не померил».

В женщине ценю любовь, а она предполагает и терпимость, и юмор. Мне по сердцу слова Марины Цветаевой: «Чуть женский голос, и опять живу».

23 мая 2003 г. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.