Глава 1. Загадка

Глава 1. Загадка

В ноябре — декабре 1870 года в русских периодических изданиях перепечатывалась одна из корреспонденции газеты «Голос» от 12(24) ноября, присланная из Франции, за подписью «В-ичь»:

«Вчера мне рассказали в одном лионском кафе трагикомическую одиссею одного молодого русского, который чуть-чуть не был повешен за шпионство на французской границе.

Дело в том, что в Петербурге появился необычный феномен по части различных изобретений в виде молодого человека приятной наружности.

Этот молодой человек, если я не ошибаюсь, студент математического факультета, и, как говорится в биографиях великих людей, с самых юных лет занимался различными приложениями математики к жизни.

Фамилии его я не знаю…

Молодой человек, размышляя о приложении математики и механики, додумался, говорят, до каких-то замечательных результатов: он изобрел важные улучшения в системе воздушных шаров и, разумеется, хотел воспользоваться своим открытием. У меня нет никаких подробных данных. Но в Петербурге люди весьма серьезные и почтенные приняли в нем участие, но что прикажешь делать в Петербурге по части воздушных шаров? Петербург, насколько можно судить, пока не нуждается в воздушной почте, и воздушные шары занимают его, надо полагать, весьма посредственно.

Молодому изобретателю советовали отправиться в Тур и предложить Гамбетте свое открытие.

Получить аудиенцию у Гамбетты — дело совершенно невозможное, до такой степени он занят.

Молодой изобретатель не говорит ни на одном языке, кроме русского. Спрашивается, на каком бы языке он стал объясняться с Гамбеттой, который, как мне известно, не говорит по-русски?

Но все равно: сказано — сделано. Молодой изобретатель отправился за границу и… приехал цел и невредим в Женеву, хотя в виде весьма странном.

В одно прекрасное утро жители Женевы увидели выходящим из дебаркадера железной дороги молодого человека, одетого в красную мужицкую рубашку, в поддевке, в громаднейших сапогах.

Под мышкой у него находился большой сверток бумаг, и никаких других вещей и багажа не оказалось.

…Через несколько дней молодой изобретатель отправился в дальнейший путь. На всякий случай он визировал свой паспорт во французском консульстве, заплатив за это 10 франков, и… двинулся.

На границе дело приняло другой оборот. Паспорт был взят и оказался в порядке, но собственник паспорта вызывал подозрение.

В настоящее время на русских смотрят во Франции с большим недоверием (с тех пор как появился известный циркуляр князя Горчакова, газеты стали говорить о вероятном союзе России с Пруссией).

В настоящее время во Франции никто не сомневается в том, что такой союз действительно существует. Некоторые реакционные газеты начали уверять, что в прусской армии, сражающейся во Франции, находится более 50 000 русских солдат (!). Такая нелепость не вызвала никаких опровержений, и французы, разумеется, поверили.

Я думаю, этот слух о 50 тысячах русских солдат повредил в особенности молодому изобретателю.

Молодой человек был приглашен в отдельную комнату для объяснений.

— Вы какой нации? — спросили его.

— Рус, руссо, русский.

— Из какой местности?

После долгих переговоров (объяснялся русский жестами и мимикой) оказалось, что багажа нет, а есть сверток бумаг. Математические формулы, непонятные чертежи возбудили сильное подозрение. Очевидно было, что это снимки французских крепостей и шифрованные бумаги, которые везутся из Германии какому-либо генералу…

…У чиновников не осталось сомнения в том, что изобретатель — важный прусский шпион, надо отправить его в тюрьму.

Публика узнала о поимке шпиона, мигом образовалась громадная толпа и стала серьезно ажитироваться.

После шумных манифестаций решено было шпиона повесить.

— Какие тут тюрьмы? Зачем отправлять в Лион или Тур, покончим с молодчиком разом!

Дело принимало скверный оборот, если бы изобретатель не догадался показать рекомендательное письмо, которое ему было дано кем-то из известных лиц в Крезо, где находятся теперь отряды гарибальдийцев.

Публика решила отправить его в Крезо под конвоем. В Крезо, разумеется, дело разъяснилось немедленно, и наш соотечественник находится уже на пути в Тур.

Эта история с нашим соотечественником дошла до Лиона, и Лион в продолжение нескольких дней потешался ею.

Говорят даже, что в одном кафе предполагается петь комическую песенку, которую сочиняет сейчас один из лионских поэтов, а композитор пишет музыку.

…Могу уверить вас, что не сочинил ни одной буквы.

Я знаю множество англичан, швейцарцев, американцев, бельгийцев, которых сажали и которым приходилось весьма жутко. Но до сих пор я не слышал, чтоб что-нибудь подобное случилось с русским, и история молодого изобретателя, кажется, первая история в этом отношении».

Автор заметки, видимо, Николай Васильевич Щербань — он был в это время парижским корреспондентом газеты А. А. Краевского «Голос». История, рассказанная им, показалась столь удивительной русской публике и прессе, а герой столь необычным, что газеты одна за другой перепечатывают корреспонденцию со ссылкой на «Голос», вероятно, с тайной надеждой, что среди читателей найдется кто-то, кто хоть немного знает об этой истории и ее герое. И такой человек находится,

В газете «Сын Отечества» 24 ноября 1870 года публикуется такое письмо: «В «Голосе» помещена корреспонденция, в которой рассказывается трагикомическая одиссея одного молодого русского, который отправился в Тур к тамошнему правительству с предложением ему своего нового изобретения по части воздушных шаров и который на пути своем чуть-чуть не был повешен за подозрение в шпионстве на французской границе.

Такой необычный случай с нашим соотечественником обратит на себя на первых порах всеобщее внимание в нашем обществе. Каждый, кто прочтет эту корреспонденцию, невольно задастся вопросами: правда ли это? Если правда, то кто этот молодой человек, решающий проехать всю Европу, не зная ни одного из европейских языков?

Если правда, то почему он отправился во Францию, а не предъявил своего открытия здесь, в России?

Если изобретатель знал (в чем нельзя сомневаться) все те трудности, которые ему предстоят в его сношениях с французским правительством, при незнании языка, с одной стороны, и при исключительных обстоятельствах — с другой, то почему он и его советчики («люди весьма серьезные и почтенные», по выражению корреспондента) предпочли путешествование во Францию России?

Такие вопросы невольно родятся по прочтении письма из Лиона. Потом, поговоривши об этом интересном казусе, пожалуй, все и совсем о нем забудут, как, впрочем, всегда у нас.

Я имею возможность поведать вам и читателям «об интересном новом русском молодом изобретателе», как называет его корреспондент «Голоса».

Отправившийся во Францию изобретатель вовсе не студент математического факультета, а простой рабочий Тульского оружейного завода, воспитывавшийся в кадетском корпусе и выпущенный оттуда в юнкера русской армии.

Фамилия его — Ладыгин[1]. Занимаясь действительно с самой школьной скамьи математическими науками и, следовательно, имея сильное призвание работать на более обширном и лучшем поприще, чем юнкерство, он, разумеется, скоро оставил военную форму.

Недостаток в средствах к жизни скоро заставил его обратиться к физическому труду, и г. Ладыгин поступил на завод и работал в Туле по кузнечной части.

Среди такой работы из-за куска хлеба он не переставал заниматься тем, что его постоянно занимало, — математикой и прикладными к ней науками.

Плодом этих занятий у него явилось изобретение машины, в которой электричество вошло двигателем в применении к воздухоплаванию.

Какого рода эта машина, какие основания ея, принятые изобретателем, об этом я не могу вполне сказать, да и не вправе говорить. Скажу только, что изобретенная Ладыгиным машина дает возможность подниматься от Земли с грузом 2000 пудов и двигаться по воздуху по всем направлениям — по желанию.

Насколько оправдывает свое назначение эта машина, так же судить не могу; могу только привести рассмотренные одним петербургским профессором здешнего Технологического института план машины и математические вычисления, на каких она основана, которые были вполне подтверждены в их основательности и верности в теории, следственно, вопрос сводится к тому, насколько практика препятствует осуществлению идеи. Вот за этим-то осуществлением своей идеи и поехал наш изобретатель во Францию.

Он молодой еще человек. Я слышал от него самого, что он обращался со своим открытием здесь, в Петербурге, в одно ведомство, но ученый комитет этого ведомства назначал ему три раза сроки, в которые ему обещали рассмотреть его открытие, каждый раз откладывая рассмотрение на будущее. Кто после этого скажет, что г. Ладыгин поступил нерасчетливо и опрометчиво, отправившись во Францию?

Может быть, он ошибается в самой возможности осуществления своей идеи? Но кто же не ошибается, да притом он только того и хочет, чтобы ему было доказано, ошибается он или нет, напрасно ли он увлечен или нет».

Надо надеяться, прочитали эту статью и в канцелярии военного министра России, «генерал-адъютанта, генерала от инфантерии и кавалера Милютина», на имя которого 10 сентября 1870 года «Александр Николаев сын Лодыгин» отправил прошение о рассмотрении его проекта: «Опыты, произведенные комиссиею над применением воздушных шаров к военному делу, дают мне смелость обратиться к Вашему превосходительству с просьбою обратить Ваше внимание на изобретенный мною электролет (выделено Лодыгиным) — воздухоплавательную машину, которая может двигаться свободно на различных высотах и в различных направлениях и, служа средством перевозки груза и людей, может удовлетворить в то же время специально военным требованиям, как оружие наступательное и оборонительное, так как, поднявшись на желаемую высоту, можно не только безопасно следить за действиями неприятеля, но и уничтожить его боевой и провиантский обозы, бросая сверху разрывные и зажигательные снаряды, и таким образом без напрасной траты людей обезоружить неприятеля…»

В коротком прошении, за тридцать лет до первых полетов самолетов, перечислены многие его будущие применения: перевозка людей и грузов — в мирное время, бомбометание — в военное, а в последних строчках видно стремление изобретателя без напрасной траты людей «обезоружить неприятеля».

Лодыгин просил «о назначении комиссии для рассмотрения его теории» и о том, чтобы даны были «средства для устройства пробной машины».

Но русское министерство не вызывало изобретателя даже для более подробного расспроса о его проекте и знакомства с его «теорией» воздухоплавания.

Как выяснилось позже, он, не имея средств для постройки летательного аппарата, употребил время ожидания на то, чтобы разработать электрические лампы, нужные для полета ночью, и даже сумел провести первые опыты с ними.

Только когда «Голос» опубликовал заинтриговавший публику рассказ о путешествии изобретателя по Европе, военный министр, может быть, устыдясь медлительности своих чиновников, может быть, спохватившись, что изобретение уплывает за границу, наложил резолюцию на прошении: «Пусть г. Лодыгин объяснит свое предложение комиссии, учрежденной при Главном штабе».

Но Лодыгин теперь далече… Статья в «Сыне Отечества» заканчивается замечательными словами — ив укор военному министру, и в укор всему обществу:

«Как бы то ни было, а г. Ладыгин поехал во Францию на свои последние средства, в русском армяке, рубашке на выпушку и в длинных сапожищах, с одними бумагами, покрытыми математическими формулами, да чертежами, чем, разумеется, обратил на себя всеобщее внимание и попал в письма корреспондентов.

Пожелаем ему удачи в достижении цели, к которой он стремится, и запишем его имя в список русских изобретателей: они почти все без средств и без помощи».

…Кто написал это письмо, полное не только боли и горечи за вынужденного отправиться в рискованное путешествие юношу, но и за других русских изобретателей, которые «почти все без средств и без помощи»?

Он скрылся за коротким псевдонимом — буквой К. Так подписывались многие: молодой журналист Сергей Кривенко — друг Лодыгина с детских лет; профессор Виктор Львович Кирпичев — крупный специалист в области механики и сопротивления материалов (с 1870 года преподававший в Петербургском технологическом институте, где были слушателями и Лодыгин и Кривенко.

Именно Кирпичев дал положительный отзыв на проект лодыгинского летательного аппарата). Так подписывался и великий князь Константин, который вскоре примет участие в судьбе молодого изобретателя, и еще многие другие.

Мог быть автором статьи и Сергей Николаевич Терпигорев-Атава (известный в те годы журналист, позже — популярный писатель, автор замечательных книг! «Оскудение» и «Потревоженные тени»).

«Беспощадный и ревностный летописец эпохи дворянского оскудения», — как называла Атаву критика, — сам дворянин и сам жестокий обличитель дворянства, нигилист, хорошо знал и Лодыгина, и его семью. Мог бы и он написать статью в «Сыне Отечества», но в Петербурге ходили упорные слухи, что Терпигорев также уехал во Францию — то ли вместе с Лодыгиным, то ли вслед за ним. Верить этим слухам можно: в биографическом очерке о Терпигореве-Атаве В. Быков сообщает, что Сергей Николаевич в 1870 году ездил в Париж «с одним изобретателем в области электричества», а в «Историческом вестнике» за 1890 год названо и имя изобретателя — А. Лодыгин.

Подпись «К» мог поставить и любой другой человек, едва ли теперь можно выяснить имя его, но — спасибо этому таинственному незнакомцу! Он первый пожелал молодому дарованию удачи в достижении цели, он первый предложил записать его имя в список русских изобретателей. Список вовсе не почетный по тем временам. В него и попасть-то потомственному дворянину считалось зазорным! Но зато этот список исторический, потому что попавшие в него уже не забудутся человечеством, а коли забудутся вдруг по велению сильных мира сего или по небрежению современников, то непременно вспомнятся потомками позже, потому что список этот — сама история человеческого общества, движут которую люди-творцы. А у потомков есть хорошее качество — вновь и вновь, чувствуя, как далеко вперед ушли они от прадедов, обращаться назад: к истокам своих достижений и побед.

Сколько живого интереса у журналистов и читающей публики вызвал рассказ о молодом изобретателе в «Голосе», можно судить по тому, что перепечатан он был не только столичными, но и провинциальными изданиями, и, конечно, газетой «Дон», выходящей в Воронеже, где учился Лодыгин.

Отзыв же на нее в «Сыне Отечества» породил еще больше загадок и толков.

Посмотрим на все это глазами землян 70-х годов прошлого века. Действительно, как можно в век воздушных шаров — рабов ветра — создать управляемый аппарат тяжелее воздуха? Как можно в эпоху, когда и паровой двигатель в диковинку, уповать на электрический? Когда пока и само электричество для многих — дверь за семью печатями! Да может ли что-нибудь из всего этого выйти?

Наконец, почему сын потомственного дворянина, получивший прекрасное, по мнению многих, специальное военное образование, меняет офицерский мундир на робу молотобойца, занимается низменным для своего сословия изобретательством и отправляется во Францию без гроша в кармане да еще в народном русском костюме, в котором в эти годы щеголяли нигилисты?

Идет 1870 год… Пять лет уже прошло с того дня, когда выстрел Каракозова в царя гулом прокатился по всей России. Охранка сужает круг возле деятелей «Земли и воли», направившей его разящий пистолет. Но на сцену уже вышли неистовые фигуры анархистов Бакунина и Кропоткина, мятущихся духом Лаврова и Лопатина…

Русские литераторы, и особенно критики, пишущие о народе, о жгучих проблемах современности, — кумиры молодого поколения. Брожение среди молодежи прорывается первыми попытками «хождения в народ»: бросается учеба, карьера, теплый сытый дом ради трудной жизни рабочего человека.

«Проклятым богом поколением» назовет реакционная печать молодых людей 70-х годов. «Кающимся дворянством» иронически окрестят тех из родовитых, кто пойдет отрабатывать свой долг у народа в шеренге разночинцев.

«Нигилистами» — отрицателями, разрушителями — посчитает их Тургенев.

«Народники» — такое имя останется за ними в истории России — огромное массовое движение, в котором будут люди разных сословий, наций, взглядов и судеб…

Но какими непостижимо сложными путями приходили они к пониманию неоплатного долга перед народом! Как трудно, с муками, прозревали и, едва завидев свет впереди, устремляли взор свой назад — в темь веков, где копили ошибки и заблуждения в наследство внукам и правнукам их далекие предки…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.