Глава 5 Сесиль Битон. Неразрешимая загадка красоты

Глава 5

Сесиль Битон. Неразрешимая загадка красоты

Мечта фотографа Сесиля Битона исполнилась: ему было двадцать восемь, когда в 1932 году он наконец-то встретил Гарбо на вечеринке.

Мы помним, что Сесиль уже несколько лет был без ума от Гарбо и, находясь в Калифорнии, преследовал ее буквально по пятам, желая заполучить ее фото для обложки «Вога» или для книги, над которой он тогда работал. Был период, когда фотограф вернулся в Англию. И вот, наконец, в построенном в испанском стиле роскошном особняке Гулдинга, где остановился Битон, знаменитый фотограф и кинозвезда встретились. Внезапная встреча затянулась до рассвета.

Грета Гарбо была на полтора года младше его. Их связь развивалась бурно, но, как всегда, – вдали от посторонних глаз. И эта пресловутая закрытость – единственная причина, по которой так сложно описать взаимоотношения Гарбо с близкими ей людьми.

Некоторое время Сесилю удавалось скрывать их встречи и даже хранить молчание на публике, но летом 1934 года он публикует несколько портретных зарисовок кинозвезд в книге «Очерки». Часть текста посвящена Гарбо. Эта же зарисовка воспроизведена почти полностью и в книге «Беглые заметки Сесиля Битона» (1937 год). Для опубликования этого наглядного портрета мы обратимся к известной книге уже называемого нами биографа Хьюго Виккерса. Он пишет: «Поскольку сегодня их практически невозможно отыскать, поскольку они весьма точны и, самое главное, поскольку, с некоторым запозданием, они стали причиной крупной ссоры между Сесилем и Гарбо, мы сочли нужным привести их полностью.

«Гарбо. Она прекрасна, как северное сияние, но если мы сравним Грету Гарбо на экране и в жизни, это будет подобно сравнению де Ласло с Леонардо. Тот образ, что предстает перед зрителем, полон магнетизма, он весел, трагичен, чувствителен, исполнен мудрости, но и другие актрисы притягивают и завораживают нас до тех пор, пока не остановится кинопроектор и иллюзия, созданная режиссерами и их помощниками, не уступит место действительности. Лишь только Гарбо, после того как погасли софиты и убраны декорации, вместе с дождевиком набрасывает на себя благородство. В реальной жизни она обладает таким разнообразием качеств, которые экран просто не способен воспроизвести с технической точки зрения, так что даже если бы она и не являлась обладательницей самого красивого лица нашего времени, все равно все остальные современные красавицы меркли бы по сравнению с нею.

Кожа ее гладка как мрамор и обычно покрыта легким, абрикосового или медового оттенка загаром; ее волосы на ощупь нежнее шелка, блестящие и ароматные, подобно волосам младенца после купания. Ее нос столь чувствителен, что, кажется, способен ощущать тончайшие ароматы, которые недоступны окружающим и которые, возможно, исходят от ее собственной красоты. Зубы ее крупны и сверкают ярче жемчужин, а ее чувственный рот на самом деле очерчен более тонко, чем это кажется на фотографиях. Что же касается ее глаз, то таких еще просто не было в природе. В них читается и любопытство, и сострадание, и томность, они глубоко посажены и поражают незабываемой голубизной. У них темные крупные зрачки, а ресницы столь длинны, что невозможно поверить, будто они настоящие, ведь только у детей, да и то не у всех, мы встречаем столь поэтическое украшение. И Гарбо обладает такой трагичной детскостью.

Губная помада и лак для ногтей тускнеют рядом с ней. Она не пользуется косметикой, за исключением черной символической линии на веках – это символ вневременной моды, неизвестный доселе нашей цивилизации, символ, подсказанный инстинктом и который мир тотчас поспешил перенять. Она подобна Дебюро, бледная, неприкаянная, воздушная или же безрассудно веселая. Ее руки, хотя она и зовет их руками кухарки, длинные и сильные, с квадратными ногтями. Она с вызовом вдыхает дым сигареты, зажатой двумя прямыми пальцами.

Действительно, она постоянно прибегает к помощи рук и, будучи прирожденной актрисой, сопровождает свою речь жестами и мимикой. Высокого роста, она, однако, пропорционально сложена, а ее ступни – узкие и длинные, как у греческой статуи. Она ловка и подвижна, можно даже сказать, настоящая гимнастка. Ее одежда всегда поражает элегантностью, хотя и лишена присущего женским нарядам изобилия рюшек и складок; собственно говоря, у нее даже нет вечернего платья. Она покупает себе одежду в местном магазине Армии и Флота, где моряки и прочий рабочий люд приобретают себе комбинезоны и свитера.

Правда, все эти качества можно было бы при желании обнаружить не у одной только Гарбо. Магия же, которая интригует и озадачивает многих мечтателей, неуловима и обманчива. Даже самые неутомимые из ее почитателей приходят в отчаяние от того, что не могут разгадать секрет ее притягательности. В резком повороте головы, в открытом, откровенном выражении лица, в мальчишеских гримасах, в надменном взгляде из-под полуопущенных век, таком высокомерном и равнодушном, что у другого наверняка считался бы признаком непомерной гордыни, – во всех этих проявлениях осознанной красоты, которая при малейшем подражании становится неуклюжей, или самонадеянной, или смехотворной, во всем этом есть нечто такое, что Голливуд не способен уничтожить. В присутствии этой неразрешимой загадки все остальное тускнеет и меркнет. Она презирает те фильмы, в которых «вынуждена сниматься. Диалоги вызывают в ней скованность, и она то и дело ворчит, что ей приходится изображать из себя секс-символ. Ей бы хотелось играть романтические роли – Жанну д’Арк или Гамлета, а ее заветная мечта – сыграть Дориана Грея. Ей бы ужасно хотелось играть с теми актерами, что наделены искрой божьей и вдохновением, однако режиссер подсовывает ей вещи вроде «Маты Хари», поскольку с его точки зрения нет причины менять политику, и после вялых и недолгих споров она, скрепя сердце, вынуждена сдаться.

Она наделена чувством юмора и подчас способна предаться веселью, однако несчастна, неврастенична, болезненна, поскольку совершенно случайно, вопреки себе самой, стала той, кем вовсе не собиралась быть. Здоровую крестьянскую девушку разрекламировали как некую экзотическую шпионку. Она должна соблюдать диету, ей запрещено прикасаться даже к морковке, так что не только здоровье, но и ее нервы пострадали от треволнений популярности. Если случайно замечают, как она спешит по переулку, то тотчас кидаются за ней вдогонку, чтобы разжиться какой-нибудь историей, и эта нескончаемая охота изнуряет ее, и, доведенная до предела, она бросается в слезы и запирается у себя в комнате на несколько дней, отказываясь впускать даже горничную. Она даже не в состоянии читать. По этим причинам она неспособна развиваться как личность. Прекрасно, что она оберегает себя от тлетворного влияния Голливуда, но Гарбо теперь настолько замкнулась в самой себе, что даже когда время от времени позволяет себе отдых, он не становится для нее событием. Ее ничто и никто в особенности не интересует, она несносна, как инвалид, и столь же эгоистична и совершенно не готова раскрыть себя кому-либо; из нее получилась бы занудливая собеседница, постоянно вздыхающая и полная раскаяния. Она суеверна, подозрительна, и ей неизвестно значение слова «дружба». Любить она тоже не способна. Она поверила в роль королевы Христины и стряхнула с себя апатию, в результате чего мы увидели Гарбо не как фантом, а как реальную и полную благородства личность. В течение последующих лет мы начали задаваться вопросом, почему же эта неразрешимая загадка с ее романтическими идеями и духовными исканиями не сделала дальнейших усилий, чтобы освободиться от оков, которые, если верить ей, она всей душой презирала. Затем последовала «Дама с камелиями». Ее трактовка роли Маргариты наполнила юмором и жизнью набивший оскомину роман. Ко всеобщему удивлению, роль получилась просто потрясающая. Мельчайшие оттенки эмоций и веселье начальных сцен не шли ни в какое сравнение с прежним безразличным весельем. Гарбо превратилась в любящее, страдающее человеческое существо. Когда она умирала, то у нее был не просто больной вид – у нее был вид человека, который провел в постели долгие месяцы. Она была так слаба, что не могла даже улыбаться, сохранив, однако, гордость, присущую статуям Бернини. В какие-то моменты казалось, что она вобрала в себя всю мудрость Лилит, и именно благодаря всему этому мы впоследствии задавались вопросом, играла ли она с истинным пониманием или же ею двигал один лишь голый инстинкт. Если она способна создавать такие шедевры, то непременно должна появляться в ролях, исполнить которые по силам только ей. Но вполне возможно, что магия ее обманчива, и поэтому, введенные в заблуждение великой актрисой, мы создаем из нее идеал, которым она никогда не станет».

Как видим, в его рассказе ничего не говорится об их близких, интимных отношениях. Как не говорится и о связи Гарбо с другим претендентом на ее сердце – вернее, претенденткой. Ею была поэтесса и драматург Мерседес де Акоста. Эта любовная связь развивалась параллельно с романом Греты Гарбо с Сесилем Битоном.

И если Сесиль всячески подчеркивал нелюдимость и отрешенность актрисы, то ее душевная и постельная подруга Мерседес открыла нам другую, неведомую Гарбо: «…Принято думать, что Гарбо нелюдима и серьезна. Это одно из заблуждений, лежащих в основе возведенной вокруг нее легенды. Но все легенды строятся на слухах, на том, что известно понаслышке. Разумеется, она серьезна, коль речь заходит о серьезных вещах, и, разумеется, не носится взад и вперед, нацепив на лицо, подобно большинству американских чиновников, ухмылку от уха до уха. Однако это вовсе не означает, что она нелюдима и ей чуждо чувство юмора. Если на то пошло, только ей по-настоящему свойственно чувство истинного юмора».

Впрочем, кроме юмора поэтесса обнаруживает и другие, казалось бы несвойственные тонкой романтичной натуре прекрасной шведки черты. И если раздражение звезды еще можно понять, определив его причины в вынужденной жесткой диете («Гарбо постоянно сидела на диете и, по словам Мерседес, частенько действовала ей на нервы занудным перечислением блюд, к которым она ни за что не притронется»), то как же понять ее этакий детский садизм по отношению ко всяким там букашкам-таракашкам? Вот что рассказывала вегетарианка и страстная любительница животных Мерседес: «У нее была ужасная привычка, найдя в траве или в доме какую-нибудь букашку, обязательно ее сжечь. Она, бывало, подпаливала клещей, пауков, косеножек, водяных жуков. Я впервые увидела, как она это делает, когда мы сидели на лужайке и она обнаружила у себя на ноге клеща… Я увидела, как она сняла его с ноги и, чиркнув спичкой, поднесла к нему пламя. У меня внутри все сжалось».

Впрочем, с годами Грета отплатила ей той же монетой откровения, когда сказала: «…она причинила мне столько вреда, столько всего нехорошего, она распускала жуткие сплетни и вообще была вульгарна. Она вечно строит какие-то козни, вечно что-то вынюхивает, и ей не заткнешь рта. Она как тот еврей – чем больше грязи вы выливаете на него, тем скорее он возвращается к вам снова».

* * *

Итак, когда знаменитый фотограф и знаменитая голливудская звезда познакомились, был конец мая 1932 года. В это время Гарбо уже имела постоянных любовников в лице актера Джона Гилберта, подруги Мерседес де Акоста и, по всей видимости, Харри Эдингтона. Все остальные были не в счет; случайным и временным в этом высшем обществе публичного искусства значения не придавали. Эти связи могли быть как для души, так и для дела. Америка начала 20-х—30-х годов ХХ века являла собой рассадник беспорядочных связей, впрочем, как и погрязшая в войнах и революциях Европа.

Поздней весной 1932 года Сесиль Битон гостил в Голливуде у Гулдингов. За несколько месяцев до этого Эдди Гулдинг женился на нью-йоркской танцовщице Марджори Мосс, которая еще недавно сопровождала Мерседес в Калифорнию. То, что у подружек была любовная связь, жениха не смутило. Шафером на их свадьбе был партнер и любовник Гарбо Джон Гилберт.

Конечно же, Сесилю было известно, что Грета иногда навещала Гулдингов, а поскольку ему не давала покоя мысль познакомиться с ней и сделать серию ее фотографий, то он надеялся, что она когда-нибудь все же появится там, пока он гостил у своих друзей.

Однажды Сесиль надел новую куртку из лайковой кожи, шорты из змеиной кожи, белые носки и ботинки. После чего выглянул из окна, осматривая окрестности, и к своему удивлению, увидел Грету Гарбо. Та сидела по-турецки на садовой скамейке вместе с Гулдингами и курила сигарету. Актриса тоже была одета во все белое.

Сесиль спустился вниз…

Далее все, кто описывает сцену их знакомства, обращаются к опубликованному дневнику Сесиля Битона «Годы странствий». Автор подробно описывает эту встречу; из всех встреч эта представляется наиболее интригующей. Сесиль вспоминал, как Гарбо «обрушила на него полный залп своего магнетического очарования, как она восторгалась его молодостью и красотой, его белыми индийскими туфлями, как Гулдинги словно перестали существовать для своих обоих гостей, как они с Гарбо ходили, обняв друг друга за талию, и дружески жали друг другу руки».

В какой-то момент взаимного восхищения Гарбо вынула из вазы чайную розу и, подняв высоко вверх, произнесла: «Вот роза, которая живет, умирает и исчезает безвозвратно». Это была лишь актерская игра; но нельзя забывать, что актерство и стало основой ее видения мира и ее естественного существования. Кавалер взял у нее розу, засушил в своем дневнике, привез домой и повесил в рамке у себя над кроватью. Во время распродажи дома, после его смерти, некий фотограф из Новой Зеландии приобрел эту розу за 750 фунтов стерлингов.

Вечеринка продолжалась, обе пары беседовали, обедали, разыгрывали шарады, мирно потягивали «Беллини». И вот Гарбо принимает приглашение Сесиля посмотреть его комнату и фотографию его дома в Англии. Тогда же произошел их первый поцелуй. Он пишет, что красавица сказала ему: «Ты – как греческий юноша. И если бы я тоже была юношей, я бы сделала с тобой такое…». Фантазии били через край… «Никто не ложился до самого утра. Лампы выключили, и вакханалия при свете камина стала еще более бурной».

Когда наступило отрезвляющее утро, Гарбо села в свой роскошный автомобиль и уехала. «Я с трудом верил в то, что произошло», – признавался он. Сесиль подумал, что больше никогда ее не увидит.

Однажды Сесиль Битон получил письмо от своей подруги – они познакомились в Нью-Йорке в конце 20-х годов и оставались дружны, – которая писала: «Грета сказала мне вчера, что познакомилась с тобой, когда ты был здесь в прошлый раз. Ты же мне ничего не сказал об этом». Давнюю подругу фотографа звали Мерседес де Акоста. И она была близкой подругой Греты Гарбо. После короткой разлуки, ближе к зиме 1933 года, Гарбо и Мерседес возобновили свои отношения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.