Раскол

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Раскол

Во время съемок полуденной встречи Мэрион с ее любовником Сэмом в мотеле бушевали немалые страсти. Несмотря на задорный диалог и недвусмысленные декорации, на бюстгальтер и нижнюю юбку на Джанет Ли, а также несмотря на полуобнаженный торс Джона Гэвина, Ли и многие члены съемочной группы отмечали, что недостаточная эротичность отношений между главными героями приводила Хичкока в ярость. В этой сцене режиссер не собирался эксплуатировать откровенную порнографию; тем не менее он и сценарист Стефано старательно сделали эпизод таким, чтобы не только подчеркнуть, что «Психо» принадлежит к фильмам шестидесятых годов, но также и ввести вуайеристическую тему, используя киноприем, который пронизывает весь фильм. «Одна из причин, почему я хотел сделать эту сцену именно так, в том, что к тому времени зритель стал меняться, — признался Хичкок Франсуа Трюффо. — Как мне казалось, откровенный поцелуй в этой сцене не понравится более молодым зрителям, они могут подумать, что это глупо. Знаю, что сами они ведут себя именно так, как Джон Гэвин и Джанет Ли на экране».

Прежние хичкоковские киноэротизмы (самый долгий поцелуй в кино в фильме «Дурная слава» (1946), сексуальное подшучивание в фильме «Окно во двор» (1954), а также в фильме «Поймать вора» (1955) бледнели на фоне первых сцен в фильме «Психо». Костюмер Рита Риггс рассказывала: «Для двух актеров было крайне неловко, едва поздоровавшись, сразу прыгать в постель, но мистеру Хичкоку нравились все эти вольности, и он хотел посмотреть, насколько наэлектризованно и ново будет смотреться сцена между двумя не знакомыми друг с другом актерами». Скрипт-супервайзер Маршал Шлом вспоминал: «Он казался каким-то демоническим, сидя в своем кресле с неподвижным, серьезным лицом, но сцена была пламенной, и мистер Хичкок это знал. Он чувствовал, что сцены в отеле и в ду?ше должны быть сделаны так, чтобы он не сомневался, что они сделаны правильно. А поскольку у него были большие трения с цензурой, он старался, чтобы все было сделано с хорошим вкусом».

Никогда прежде в американском кино эротический дуэт не исполнялся в горизонтальном положении, не говоря уже о полуобнаженности актеров. «Я была так заинтригована работой Хичкока, — вспоминала актриса Ли, — что до последнего момента не осознавала, что нахожусь на съемочной площадке в нижнем белье. В то время это казалось невозможным. Снимали сцену в закрытом павильоне, но самое смешное было в том, что все, кто наблюдал из-за кулис, выглядели так, будто действительно перед ними происходило нечто».

«На экране Джон Гэвин смотрелся великолепно, но, к сожалению, на самом деле он был холоден, как рыба», — рассказывал член команды, говоря об актере, которого очень хвалил агент по актерам Генри Уилсон, ранее поставлявший студии «жеребцов» из своего «стойла» — таких, как молодые красавцы Рок Хадсон, Гай Мадисон, Рори Калхун и Тэд Хантер. Хичкока откровенно раздражало, что дубль за дублем Гэвин не мог преодолеть свою ледяную сдержанность. Наконец, режиссер крикнул «снято» и занял Джанет Ли в съемках второстепенных эпизодов. «Казалось, что сцена идет не так, как хотелось Хичкоку, — рассказывала Джанет Ли, старательно подбирая слова. — Этот эпизод должен был с самого начала раскрыть всю страстность отношений, чтобы оправдать огромную жертву Мэрион и тот риск, на который она идет». Абстрактными, но выразительными средствами Хичкок подсказал Ли, чтобы она взяла дело в свои руки, как и должно было быть. Ли покраснела, молча согласилась, и Хичкок словно получил факсимиле нужной реакции. Но недовольство режиссера Джоном Гэвином возрастало. Приватно Хичкок называл актера «деревянным».

Рита Риггс, которая после «Психо» работала еще в двух картинах Хичкока, вспоминала: «Ни разу не слышала, чтобы во время съемок этого эпизода режиссер повысил голос, но когда мы просматривали отснятый материал, то заметили, что на экране Джон Гэвин слишком часто виден со спины». А Хелен Колвиг добавила: «У него с Джоном были натянутые отношения. Помню, как тот сообщил через ассистента режиссера, что хочет войти в дверь особым образом. Хичкок посмотрел неодобрительно и сказал ассистенту: «Не беспокойтесь, мы затемним его лицо. Можем вывести его за кадр в одно мгновение». Думаю, Джон действительно старался произвести впечатление на Хича, но на самом деле он лишь раздражал его».

«Не люблю конфликтовать, — однажды признался Хичкок, — но я никогда не поступлюсь моими принципами. В своей работе я определил четкую линию. Терпеть не могу людей, которые работают не в полную мощь. Это предательство… От таких людей я избавляюсь».

Джанет Ли заметила, что одной из отличительных черт гения Хичкока был его метод эффективной эксплуатации пассивности Гэвина. «Странным образом, — говорила она, — для атмосферы напряженности это сработало превосходно. Настоящая страсть могла бы оправдать кражу Мэрион. Но недостаток полной самоотдачи со стороны Сэма мог заставить некоторых зрителей спрашивать себя: «Действительно ли он ее любит?» От этого образ Мэрион вызывал еще больше сочувствия, что было так необходимо Хичкоку. Это могло также пощекотать нервы зрителя в надежде, что между Мэрион и Норманом могли бы возникнуть какие-то отношения во время странной, но приятной сцены за ужином в мотеле».

Хотя Хичкок не выражал откровенное недовольство актерским составом, мало кто мог охладить его так сильно. Гэвин стал аутсайдером, в то время как Хичкок нашел Ли и Перкинса более привлекательными и живыми актерами. «Тони был и остается очень закрытым человеком, — вспоминал один знакомый Хичкока. — Но он был сильно увлечен фильмом, хотел принять участие во всем. Хичкоку это нравилось, и он ему очень сильно помог. Тони относился к делу чрезвычайно серьезно».

В отличие от Джанет Ли, на подготовку которой Хичкок тратил значительное количество времени, Перкинс мало или вовсе не общался с режиссером до съемок. Джанет Ли вспоминала: «Тони с удивлением узнал, что Хич и я встречались до начала съемок. Но я думала, не потому ли так случилось, что он хотел сохранить некую дистанцию к не совсем светской манере того, как Тони играл Нормана». Перкинс признался: «В фильме «Психо» я поначалу смутился. Когда мы начали работать над фильмом, я фактически не виделся [с Хичкоком], всего лишь однажды [до начала производства], и я был очень признателен, когда все отнеслись со вниманием к тому, что я думал, поэтому я добросовестно и с пониманием подошел и к герою, и различным сценам фильма. Я почувствовал себя увереннее, делая все больше предложений и генерируя различные идеи. В течение месяца у нас сложились хорошие отношения, но я по-прежнему сомневался, показать ли ему страницу диалога, который был сделан так уныло. Он сидел у себя в гримерной, читая присланную самолетом газету «Лондон таймс», что он часто делал в перерыве между съемками. Я сказал: «Мистер Хичкок, по поводу моей речи в завтрашней сцене». Режиссер ответил: «Э-э-э, угу», не отрываясь от газеты. Тогда я продолжил: «У меня есть несколько идей; может быть, вы захотите их выслушать». После этого я как-то замялся. Он кивнул и произнес: «Хорошо». И тогда я начал рассказывать ему свои соображения. Хичкок сказал, что это замечательно. Я забеспокоился: «Но… но… но… они могут вам не понравиться». На что режиссер успокоил меня: «Уверен, они очень хорошие». Он опустил газету и продолжил: «Вы об этом много думали? Хочу сказать, вы действительно обдумывали эти идеи? Вам действительно нравятся ваши изменения?» Я ответил: «Да, думаю, что эти изменения правильные». После этого он закончил наш разговор словами: «Хорошо, мы так и сделаем». Думаю, что в тот вечер я работал над ними с удвоенной энергией, и уверен, что когда мы приступили к съемкам, он даже не взглянул на первоначальный вариант. Для него все было правильно».

Перкинс добился невероятной подлинности не только во внешнем поведении Нормана Бейтса, но и в его внутреннем состоянии. «Моей идеей было, чтобы в фильме Норман нервно жевал конфетку, — рассказывал про своего героя Перкинс, который должен был стать национальным антигероем. — Он ни за что не замыслил бы зло против кого бы то ни было. У него не было злых, негативных намерений. В нем нет никакого зла».

Несмотря на явную преданность Перкинса своей роли в фильме, особого внимания Хичкока была удостоена Джанет Ли. В перерывах между съемками он постоянно смущал ее всевозможными каламбурами, стишками и бесцветными шуточками. «Больше всего ему нравилось заставлять меня краснеть, — вспоминала актриса, — и сделать это было совсем нетрудно». Несмотря на свое широко известное пренебрежение к актерам, Хичкок задался целью добиться от Ли самой убедительной игры. Его внимание было постоянно приковано к тем моментам, когда Ли играла без слов: казалось, что камера была всецело поглощена сменой эмоций на ее лице. «Моя роль снималась почти в изоляции от остального фильма, — подчеркивала Ли. — Хочу сказать, кроме сцен с Гэвином, в офисе и в нескольких сценах с Тони, в остальном это была только я. Хичкоку все было ясно. Он как бы подвел итог нашей работы: «Это именно тот результат, которого я хотел. Как вы это сделаете, зависит от вас».

Хотя некоторые актеры считали, что их труд пострадал от сжатых сроков съемок и небрежности, с которой работал Хичкок, Ли с этим не соглашалась. «Возможно, ни один из его предыдущих фильмов не снимался так быстро, как «Психо», — вспоминала она. — Но другой, хуже подготовленный режиссер, снимал бы «Психо» гораздо дольше. У меня есть чувство, что если изучить факты и цифры картин Хичкока — как, например, «Человек, который слишком много знал», — то можно заметить, что Хичкок сделал это гораздо быстрее, чем смогли бы большинство режиссеров. Он всегда был превосходно подготовлен».

Джанет Ли живо помнила съемки эпизодов, в которых Мэрион, готовая сбежать к своему любовнику, с упакованными чемоданами, нервно проезжает через центр города Феникс. По сценарию Джозефа Стефано, действие и настроение эпизода следующее:

Мы рядом с машиной Мэри; камера показывает ее обеспокоенное, виноватое лицо. Она ведет машину с повышенной осторожностью человека, который не хочет быть арестованным полицией за мелкое правонарушение на дороге. Она останавливается на красный свет на главном перекрестке. Глазами Мэри мы видим Лоуэрти и Кассиди, переходящих улицу прямо перед машиной Мэри. Мэри замирает.

Ли объясняла: «То был безмолвный кадр, но, когда я еду и у меня в голове эти мысли, Хич полностью артикулировал для меня то, что я думаю: «О, вот твой босс, — рассказывал он. — Он смотрит на тебя странным взглядом». Точно так же Хичкок артикулировал для Ли голос за кадром босса Мэрион, ее сослуживицы Кэролайн и Кассиди, техасского нефтяника; каждый из них реагировал на ее исчезновение в разговорах, которые героиня воображала, убегая с украденными деньгами.

Маршал Шлом вспоминал: «С Джанет Ли режиссер работал «исключительно тесно» и действительно давал ей указания. Она просто нравилась ему, поэтому он общался с ней с удовольствием. Бывало, он нашептывал ей что-то на ушко, она хихикала и краснела, потом он возвращался в свое кресло с демоническим выражением на лице. Это были прекрасные отношения». Писатель Стефано вспоминал: «Наблюдая за ней, я знал, что она играла превосходно. Хичкок помогал ей, но главное должно было исходить от нее самой».

В отснятой сцене, о которой упоминала Ли, содержится оправдание начальных кадров фильма. Когда камера показывает панораму города, появляются почти документальные титры: Феникс, Аризона… Пятница 11 декабря 14:43 пополудни. Хичкок часто определял точное время действия в начальных кадрах своих фильмов, но в «Психо» все было иначе. «Хичкок был в ярости, после того как вернулась группа, посланная в город для съемок его панорамы, — вспоминал художник-постановщик Роберт Клэтворти. — Когда он увидел, что они отсняли, то заметил, что в городе еще оставались рождественские украшения на улицах. Это ему совсем не понравилось, и он произнес: «Хм-мм. Это потребует некоторых объяснений». Он всегда старался быть умнее зрителей. В кадрах, где Джанет Ли видит своего начальника, переходящего улицу перед ее машиной, можно заметить, что улица в рождественском убранстве. На пересъемку времени не было. Поэтому в начале фильма указана точная дата событий, в надежде, что хитроумные зрители не будут задавать лишних вопросов о рождественских каникулах в картине».

Согласно воспоминаниям многих членов съемочной группы, Хичкок большое внимание уделял тому, чтобы фильм был сделан на высоком уровне. «Хичкок был ужасным снобом, — вспоминала актриса, снявшаяся в двух его фильмах. — Надо было разбираться в изысканной еде, вине, путешествиях. Надо было не любить тех же людей, что и он, или быть плохого мнения о них. Иногда это выглядело забавно. Но в большинстве случаев это бесило». Гример Джек Баррон рассказывал: «Он никогда не разговаривал с массовкой. Помню, как он просил переместить всю группу массовки, потому что ему не нравился цвет их одежды».

По мере продвижения съемок, Хичкок сознательно способствовал созданию раскола в съемочной группе «Психо». Однажды он признался в интервью: «Я почувствовал… что герои во второй части были просто фигурами». Костюмер Рита Риггс вспоминала, что существовали два лагеря, имея в виду раскол, который пытался сохранять Хичкок между звездами фильма. В «группу один» входили Джанет Ли и Энтони Перкинс, а к «группе два» принадлежали Вера Майлз и Джон Гэвин. «[Хичкок] любил такой тип напряженности. Джон Хьюстон был таким же. В промежутках между съемками «группа» Тони играли в чрезвычайно интеллектуальную игру, придуманную и названную им «Сущности». Это было немного похоже на игру «Двадцать вопросов». Ведущий выбирал исторического или литературного героя, в то время как остальные должны были угадать, задавая вопросы типа «если бы вы были машиной, были бы вы побитым «Понтиаком», или «Феррари»?» Процесс разгадывания иногда затягивался на несколько дней и становился таким азартным, что мы не могли дождаться конца работы, чтобы вернуться к игре. Думаю, мистер Хичкок любил Тони очень сильно, но тот был очень застенчивым, тихим молодым человеком. И многим из нас только предстояло узнать его, потому что мы видели, как его ум справлялся с этой замечательной игрой».

Актриса Вера Майлз ощущала немалое охлаждение со стороны Хичкока, но сознавала свою роль в их отчужденности. «Мне просто было трудно общаться с тем, кто как бы говорил: «Вот видишь, что ты делаешь», — рассказывала она. — Я была упряма, а ему был нужен тот, из кого можно было бы лепить все что угодно, как из пластилина. Ситуация была ужасная. Я просто унесла с собой все свои претензии. Я не хотела войны, а просто предложила: «Хотите, берите, хотите, нет». Вот так закончились мои отношения с Хичкоком. С его стороны было несколько горьких комментариев, но я никогда не отвечала ему в таком тоне. Продолжаю смотреть на него с восхищением».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.