Ленинградский рок-клуб
Ленинградский рок-клуб
Я стою на распутье, словно конный воин с известной картины Васнецова. Как мне продолжить? Можно идти по хронологии – год за годом избывать ленинградское время советской жизни. Можно вырабатывать тему по жанрам бытия: рок-клуб, литературный Ленинград, работа в котельной. Но мне кажется, что более удобно произвольно двигаться по временной шкале. Вот я что-то вспомнил из 70-х годов, а вот перепрыгнул в наши дни…
Хождение на субботние клубные концерты стало привычкой. Года до 84-го концерты там проходили без особого ажиотажа. Хотя ощущение того, что назревает нечто особенное, было. Рок-музыка – это своеобразный городской фольклор. А русская рок-музыка – это вовсе не музыка, а литература. За те десятилетия, что на русской земле ее играют, не было сыграно ни единой оригинальной ноты. Так или иначе – это все кальки западных стилей, которые сюда проникали и проникают. Но соединение их музыки с нашим домотканым смыслом, со своей поэзией, литературой сделало русскую музыку таким значимым для культуры и истории явлением. И тут Ленинград занимает особое место.
Спасибо офицерам госбезопасности, создавшим рок-клуб в Доме народного творчества на улице Рубинштейна в доме 13. Эти офицеры хотели приглядывать за молодежью, а фактически создали штаб революции, своеобразный музыкальный Смольный. В этот Смольный и поехали таланты со всей страны. Кинчев, Шевчук, Бутусов, Башлачёв, десятки и десятки менее известных. Когда в 1985 году с появлением на кремлевско-партийном троне генсека Горбачева в стране началась движуха, названная Перестройкой, то развитие нашей музыки совпало с развитием страны. В определенном смысле ленинградский, русский рок вообще стал тем тараном, с помощью которого крушились застойные стены однопартийного государства… Результаты той движухи, конечно, вызывают сомнения, но это тема для особого разговора.
Говоря о Ленинградском рок-клубе, невозможно не вспомнить Цоя. Весной 1982 года, когда я пришел в рок-клуб на концерт, о будущих потрясениях и речи не шло. Зал Дома народного творчества предназначался для театральных постановок, поэтому клубные концерты отличались отвратительным звуком. Хотя качество аппаратуры постепенно улучшалось, но звук оставался стабильно мерзким. Половину концертов народ проводил в буфете, где продавали пиво, кофе и мелкую закуску. Я обычно приходил на Рубинштейна, чтобы встретить знакомых и поболтать, ощущая собственную причастность к определенной социальной группе. Постоянно возникали новые люди, а если планируешь продолжать сценическую деятельность, держи нос по ветру. Никого не встретив в буфете, я отправился в зал и сел в партере. Объявили дебютантов: «Группа „Кино“!» Несколько человек в зале вяло захлопали в ладоши. На сцене появился сухопарый монгол в рубахе с жабо, сделал сердитое лицо и заголосил. Монгол оказался Цоем. Рядом с ним на тонких ножках дергался и бегал по сцене в носках славянин. И оказался он Рыбиным, «Рыбой». Откуда-то из-под сцены периодически вылезал БГ с большим тактовым барабаном и исчезал обратно.
«И что они этим хотели сказать?» – несколько надменно подумал я, забыв, что и сам двенадцать лет назад носился по университетским подмосткам босиком.
Скоро славянина Рыбу от ансамбля отстранили и тот, наконец, купил себе ботинки. Это я пошутил! Рыбин теперь вполне успешный кинопродюсер. Поскольку кино и сериалы у нас отвратительного качества, лучшим моментом жизни славянина, возможно, случился выход на рок-клубовскую сцену.
К моменту появления на сцене рок-клуба группа «Кино» уже имела записанный альбом. Вот просто напоминание, информация. И ничего личного.
Первый альбом «Кино» записывался в Доме пионеров Красногвардейского района, впоследствии студии «АнТроп». Студию нелегально собрал Андрей Тропилло из списанного оборудования различных организаций. Сразу после сведения аквариумовского «Треугольника», следуя рекомендации БГ, Андрей пригласил к себе начинающих музыкантов и приступил к работе над записью имевшегося у них материала. Так как группа на тот момент состояла всего из двух человек, Гребенщиков попросил помочь своих коллег по «Аквариуму» Всеволода Гаккеля (виолончель), Андрея Романова(флейта) и Михаила Файнштейна (бас-гитара). В связи с отсутствием барабанщика было решено использовать драм-машину, советский ритм-бокс «Электроника». Получившийся магнитоальбом содержал 13 песен, а назван был по общей продолжительности в минутах – «45».
Иногда я встречал Цоя на Невском. Точнее сказать, Цоя и его жену Марьяну. Виктор шел расслабленный, а Марьяна каждый раз ему что-то заговорщицки говорила. Возле «Сайгона» помню Каспаряна, Гурьянова, художника Тимура Новикова, неизвестных мне девушек. Подходит Цой, весь в черном, компания смеется и удаляется.
Играл «Санкт-Петербург» в одном концерте с «Кино» на фестивале рок-клуба в 1987 году во Дворце молодежи на Петроградской стороне. Этот фестиваль превратился в вакхическую вакханалию. Предощущение скорой победы. Многие сотни зрителей бродили вокруг Дворца молодежи счастливые и нетрезвые. Конечно, для рейтинга можно бы было что-то наврать о том, как мы с Витей беседовали за кулисами и я передавал ему тайны песенного мастерства. Но ничего такого не случилось. Как-то мы оказались в каком-то пространстве с окнами до потолка. Сидели, положив ноги на стол, сильно хмельные. Цой стучал по столу кулаком, а я выл дурным голосом не помню что и зачем.
Затем начался всесоюзный бум. Связан он с появлением «Кино» в фильме «Асса» и участием в судьбе группы московского продюсера Айзеншпица.
А затем Витя разбился. Хорошо помню – солнечный день. По центру прокатился неясный слух: «Цой! Что-то с Цоем!» Я дошел по Невскому до кафетерия, почти равного по популярности «Сайгону». Сразу за перекрестком с улицей Марата находился кондитерский магазин с махоньким кафетерием. Народ там всегда толпился. А в этот день особенно. Встречаю Толю Гуницкого. Тот мрачно курил.
– С Цоем что? – спрашиваю. – Говорят, в аварию попал. Сильно побился-то?
– Насмерть побился, – отвечает Джордж.
– В каком это смысле? – не понимаю я.
– В том смысле, что тело уже везут в Ленинград хоронить.
Мы отправились на Рубинштейна. Там толпился народ.
С Цоем, если не врать, я знаком был в большей степени визуально. В атмосфере рок-клубовского двора витало ощущение переломности момента. В мини-зале на первом этаже, где я проводил свои семинары по рок-поэзии, шла перманентная поминальная выпивка. Появлялись разные именитые люди, пролезала публика с улицы. Мы с Гуницким забурились на Рубинштейна основательно, после еле добрались до Богословского кладбища. На обратном пути, который я проделывал с больной головой, меня нагнала колонна молодежи в несколько сот человек. Они пели: «Группа крови на рукаве! Мой порядковый номер на рукаве!»
Смерть тоже претендует на величие. Цой ушел молодым. Молодыми ушли Леннон, Высоцкий, Иисус. Мужчины на взлете, в сексуально еще привлекательном состоянии. Именно вокруг таких создается культ. А Пола Маккартни, БГ или, допустим, автора данных строк могут лишь с почтением признавать за мудрецов…
Группа «Кино» – типичный продукт перестройки. Такие герои появляются, когда возникает историческая необходимость. Уход Цоя оказался первым сигналом… Это как звери, птицы или рыбы чувствуют приближение цунами и уходят. Никто и подумать не мог, что через год начнется распад огромного Советского Союза, а Ленинград станет Санкт-Петербургом. А привычный социализм окажется оборотнем, и из него мгновенно вылупится капитализм со своим, описанным классиками, оскалом. Цой свою миссию на земле выполнил. Кончилась эпоха. Цой и умер талантливо, на волне, как предчувствие скорого распада государства и кризиса в самой музыке.
Весной того же года меня пригласили в город Челябинск. Местный энтузиаст Валера Суханов, человек взрослый, выпивающий, перевозил на Южный Урал весь музыкальный Ленинград. О нем я еще вспомню отдельно. Вместе со мной в Челябинск прилетел фронтмен панк-группы «Объект насмешек», рослый симпатяга по прозвищу Рикошет. С Рикошетом прибыла Марьяна Цой. Витя от нее на тот момент убежал, и она говорила приблизительно так:
– Больше я с монголоидами никогда дел иметь не буду! Это какой-то кошмар! Это я Витю сделала Цоем! Кем бы он без меня стал? Пэтэушником!
Да, жены таких вещей не прощают…
Женщина Марьяна была необычная, иногда суровая. Мужчин своих пасла внимательно. Могла вообще-то и побить. При мне отмолотила нескольких девиц, подъехавших к Рикошету на предмет взаимности. Когда Марьяна стала проводить грамотные хуки и апперкоты, те с визгом ужаса разбежались. Думаю, и Витя в определенный момент просто убежал на волю.
Случился в Челябинске и почти анекдотичный случай. С местами в гостинице оказалось туго, и меня поселили в номер к узбеку, руководившему торговлей дынь на местном рынке. Узбек был натуральный – в тюбетейке, полный рот золотых зубов. А Марьяна постоянно искала исчезавшего Рикошета. Она как-то вошла к нам в номер и стала выяснять, где я ее милого видел последний раз. Затем ушла. Узбек через несколько минут подходит к моей кровати с блюдом, на котором лежали дольки роскошной дыни.
– Спроси ее – не хочет она попробовать узбека? Я приглашу ее, эту роскошную женщину, в ресторан…
Я чуть от смеха с кровати не упал. Но Марьяне это предложение передавать не стал. Жена Цоя узбека просто убила бы.
А потом по стране прокатилась волна цоевского безумия. Безумие продолжается до сих пор.
У моего старинного приятеля Саши Старцева есть диван. То есть был. Поскольку Саша тоже давно в иных мирах. Многие, о которых я сейчас рассказываю, уже закончили земной путь. Мы об этом грустить не станем. Это история. Расскажу в настоящем времени, словно Старцев еще с нами. Итак! На диване лежит покрывало. На покрывале сколько-то лет назад сидел Виктор Цой, и покрывало попало на известную фотографию. Покрывало поистерлось, и собрался его Саша Старцев выбросить. Дело происходило в середине 90-х. Но вот в гостях у него оказался цоефил из Москвы. Узнав вещь, москвич окаменел, после спросил, потея от волнения:
– Это тот самый?
– Что – тот самый? – не понял Старцев.
– Который на фотографии?
– Да, тот самый.
Цоефил пожевал губами и спросил, заглядывая Старцеву в глаза:
– Сколько стоит квадратный дециметр? Я бы купил кусочек на десять долларов.
– Да иди ты! – возмутился Саша. – Возьми даром.
Но даром цоефил отрезать не посмел. Так и лежит Старцев на покрывале, ждет своего звездного часа. Теперь Старцев лежит в другом месте, а куда делось покрывало, сказать сложно.
Культ Виктора Цоя, конечно, в России мощнейший. Поскольку к почитанию лидера группы «Кино» подключилось и поколение, выросшее после его гибели, можно смело утверждать: цоемания в стране будет продолжаться вне всякого сомнения.
У стариканов вроде меня цоемания вызывает лишь усмешку. Но вот вспоминаю собственную юность. 1968 год. В группе «Роллинг Стоунз» умирает белокурый гитарист Брайан Джонс. Один из основателей. Информации мало. Мы много додумываем. Мы – это те любители «Стоунз», которых можно посчитать по пальцам. Первоначально – особая секта, в отличие от многочисленных битломанов. Печаль наша по Брайану элитарна. Мы чувствуем себя особыми. И что делаю я? А вот что…
Тогда я учился играть на фортепьяно, и в итоге у меня получилось: могу себе подыграть ритмическими аккордами. Вот я играю, тренируюсь, печалюсь о Брайане и сочиняю где-то весной 69 года песню. Она называется «Сердце камня». Памяти усопшего англичанина. Стала она в 70-м первым хитом ленинградской группы «Санкт-Петербург». И одним из первых в русскоязычном роке. После я это все записал на студии, есть и концертные версии. Первоначальный смысл ушел на второй план. Никому и не понять теперь, что значат строчки:
И у камня бывает сердце.
И из камня можно выжать слезу.
Лучше камень, впадающий в грезы,
Чем человек с каменным сердцем…
Каждому поколению хочется иметь героя-сверстника…
Вот вам цоевская история уже из нового времени. Как известно, Ленинградский рок-клуб на улице Рубинштейна пал. Дом народного творчества давно закрылся. В памятном доме открыли детский театр «Зазеркалье», а само здоровенное здание с внутренним двором и соседними лестничными пролетами ушло в частные руки. Когда начался процесс продажи, то организованные цоефилы ударили в набат, стали готовить акции протеста. Здесь, мол, Цой начинал, а вы хотите загубить место. По телевизору прошло несколько сюжетов. В одном и я появился, изложил свое видение данной проблемы. На историческом здании надо хотя бы мемориальную доску установить про рок-клуб, иначе фанаты станут на отремонтированных стенах рисовать. Да и двор, мол, стены которого превратились в большую графическую картину, стал представлять определенное художественное значение для города на Неве…
На следующий день после того, как моя говорящая голова появилась в теленовостях, мне вдруг позвонили из комитета по культуре. Сам начальник комитета, член, вообще-то, городского правительства. Эти начальники приходят и уходят – фамилию я его просто забыл. Начальник стал очень вежливо уточнять мое мнение. Я стал это мнение высказывать снова. Начальник попросил, если можно, изложить письменно и прислать по электронному адресу. Я не поленился и написал предложение подробно и аргументированно, отослал его в правительство, фактически выполнив работу кого-то из чиновников… Мне не перезвонили. А через некоторое время началась кампания по обману цоевских фанатов…
Поклонники «Кино» – это множественные народные массы разного возраста. Аутентичные, то есть ставшие таковыми при жизни Виктора, – это уже вполне взрослые мужчины и женщины, электорат. И этих сплоченных избирателей лучше не обижать. Думаю, тогдашний губернатор города Валентина Матвиенко дала строгий наказ аппаратчикам из комитета культуры погасить конфликт в зародыше. Чиновники в панике составляли планы… Главная позиция: сделка с домом № 13 изменена быть не может. Бабло поделено… Ультра-фанаты «Кино» давно уже разрабатывали идею установки Цою памятника. А тут и власти предложение вдруг подхватили. Да, надо, мол, памятник. Есть и место, где-то в районе Ленинского проспекта на окраине. Цой, якобы, часто гулял в соседнем лесу. В этом самом лесу мы выделим место для памятника… Цоеманы повелись, напряжение спало, стены двора экс-рок-клуба закрасили и закрыли на замок. Памятник Цою в лесу не поставили. Да и не надо ставить памятников. Как-то это глупо и смешно. Тогда придется ставить памятников пятьдесят, включая и автору данной книги. И памятники будут, видимо, разной высоты: БГ повыше, Цою совсем большой, кто-то маленький, кому-то только бюст. Самых великих отливать из бронзы. А менее значимых, как пресловутых девушек с веслом, изготавливать из гипса и красить серебрянкой. Тогда и аллею следует выделить…
Моя бы воля – я бы всенародными усилиями собрал музей данного музыкального жанра. А перед ним камень установил с такими словами: «Памятник неизвестному гитаристу. Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен». Как на памятнике неизвестному солдату в Москве. Десятки тысяч молодых людей прошли юность с гитарами в руках. Музыка эта изменила нас в лучшую сторону. Это надо помнить. Но без фанатизма.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.