Три процесса «черной вдовы из Лудена»

Три процесса «черной вдовы из Лудена»

С именем этой женщины связано одно из самых громких судебных разбирательств, которое в очередной раз сделало центром внимания токсикологию. Дело о предполагаемом отравлении мышьяком 12 человек заставило следователей, судмедэкспертов, а также ученых различных специальностей пересмотреть многие постулаты токсикологии.

Загадочные и мрачные события, о которых далее пойдет речь, развернулись в Пуатье, на юго-западе Франции. По сути, тем, что дело об отравлении всплыло на свет божий, жители Лудена обязаны. обыкновенной сплетне. Такой вот черный юмор.

Мария Девайо, которой предстояло приобрести широкую известность под прозвищем «черная вдова из Лудена», родилась в 1896 году в Сен-Пьер-де-Майе в семье мелкого крестьянина Пьера Эжена Девайо. Вскоре после Первой мировой войны 23-летняя Мария вышла замуж за своего кузена, сельскохозяйственного рабочего Огюста Антиньи. Молодожены перебрались в замок Мартен, получив должности управляющих, но в 1929 году Огюст внезапно скончался. Доктора посчитали, что управляющего уложил в могилу туберкулез.

Мария недолго оплакивала покойного супруга. В том же году она вторично вышла замуж, автоматически заняв более высокую ступеньку социальной лестницы, поскольку ее новый спутник жизни, Леон Беснар, владел домом в Лудене, магазинчиком и солидным земельным участком в деревне. Мария оказалась расчетливой и аккуратной хозяйкой, хорошей и заботливой женой. Вот только детей у Беснаров не было. Леон жил по соседству со своими родителями, однако открыто с ними враждовал, не особенно жалуя и всех прочих родственников. Мужчина не мог простить старикам того, что они больше любили его сестру Люси. «Холодная война» длилась давно, но с появлением в семействе Беснар Марии ситуация изменилась. Женщина сумела преодолеть враждебность новоявленных родственников. Наконец сестра бабушки ее мужа, вдова Луиза Леконт, настолько расчувствовалась, что оставила Марии наследство. Молодая супруга Леона, по всей видимости, привязалась к вдове и часто присылала ей вино. Луизе Леконт было уже далеко за 80, поэтому никто особенно не удивился, когда 22 августа 1938 года, вскоре после оформления завещания, старушка приказала долго жить. Родственники пожалели и Марию: еще бы, ведь Луиза умерла буквально у нее на руках!

14 июля 1939 года сосед Беснаров, 65-летний кондитер Туссен Ривэ, ушел из жизни; причиной его смерти посчитали чахотку. Жена кондитера обратилась за помощью к соседям, а затем поручила Беснарам ведение дел в своем небольшом поместье. Немного погодя пожилая женщина вообще перебралась к Марии и Леону, передав им в собственность свой дом — в обмен на небольшую пожизненную ренту. Почти сразу после этого, 27 декабря 1941 года, вдова отправилась вслед за своим покойным супругом. Врач указал, что причиной смерти женщины также был туберкулез.

Леон Беснар являлся единственным наследником своей бабушки, вдовы Гуэн, от которой, по его собственным словам, всю жизнь видел только добро. Супруги старались почаще навещать старушку. И вот 2 сентября 1940 года вдова Гуэн покинула этот мир, всего на два года пережив сестру; незадолго до своей кончины она успела повидаться с Леоном и его женой. А уже 15 мая того же года Мария потеряла отца. По мнению врача, Пьера Девайо свел в могилу внезапный сердечный приступ. Так что его дочери остался земельный участок, а овдовевшая мать Марии переехала в Луден.

Складывалось впечатление, что по чьей-то злой воле несчастья свили гнездо в семействе Беснар, отправляя его членов одного за другим к праотцам. 19 ноября 1940 года скончался отец Леона, Марселей Беснар. Хотя мужчины продолжали враждовать, однако невестка часто посещала свекра. Доктор Деларош не удивился потере пациента: люди не вечны, у старшего Беснара наблюдалась старческая слабость, так что первый же более-менее серьезный сердечный приступ поставил на его мучениях точку. А состояние Леона и его жены выросло на 227 734 франка. Шестидесятишестилетняя Мария-Луиза Беснар, свекровь Марии, пережила мужа всего на несколько недель. Ее не стало 16 января 1941 года. Примечательно, что эта в общем-то крепкая женщина буквально сгорела всего за девять дней. Все тот же доктор Деларош в свидетельстве о смерти написал, что Марию-Луизу доконало воспаление легких. И снова безутешные Мария и Леон оказались в выигрыше: покойная оставила им в наследство 262 325 франков. По прошествии еще нескольких недель супругам пришлось снова заняться организацией похорон: 27 марта 1941 года в доме родителей повесилась сестра Леона Люси. Окружающие стали говорить, что бедняжка не вынесла одиночества после смерти матери.

В мае Беснары приютили у себя двоих пожилых кузин Леона, Паулину и Виргинию Лаллэрон. Сестры покинули свой дом из-за оккупации Франции немецкими войсками, прихватив с собой все совместно нажитые средства. Деньги Паулина зашила в пояс, который носила не снимая. 1 июля 1941 года она умерла, по мнению доктора Галлуа, от «старческой уремии». Тогда Виргиния Лаллэрон договорилась с Беснарами, что останется доживать свой век у них, а в обмен на гостеприимство сделает Марию своей наследницей. По странному стечению обстоятельств, век кузины Леона оказался удивительно недолог, и уже 9 июля она последовала за сестрой.

А 25 октября 1947 года Мария овдовела вторично. Леон Беснар скончался после непродолжительной болезни. Доктор Галлуа сначала затруднялся назвать причину смерти. Он говорил то о приступе заболевания печени, то о грудной жабе. Но после проведения анализа мочи эскулап объявил, что Леон скончался от уремии. 16 октября 1949 года этот же врач констатировал смерть матери Марии Беснар. В то время в Лудене как раз свирепствовала эпидемия гриппа, и поэтому когда больная внезапно потеряла сознание и у нее развился односторонний паралич, Галлуа решил, что грипп спровоцировал у старухи кровоизлияние в мозг. Эта смерть стала искрой, попавшей в пороховой погреб.

Оказалось, что некая мадам Пенту, часто бывавшая у Беснаров, после кончины Леона сообщила своему знакомому, помещику Августу Массипу, интересный факт. Незадолго до своей смерти Беснар жаловался: жена хочет его отравить. Массип, не долго думая, передал слова известной сплетницы в уголовную полицию Пуатье. Делом заинтересовался 25летний следователь Пьер Роже, который вместе с инспекторами Сюртэ Нокэ, Норманном и Шомье начал расследование, длившееся 14 лет. Правда, первые попытки разобраться в том, где заканчивается сплетня и начинается правда, далеко не зашли. Мадам Пенту не горела желанием общаться со следователем и отрицала, что высказывала подозрения в адрес Марии. Однако многие жители Лудена поглядывали косо на вдову Леона. Дело в том, что в хозяйстве Беснаров в мае 1947 работал 20-летний немецкий военнопленный Диц, которого считали (и, надо сказать, не без оснований!) любовником Марии. По городку упорно ходили слухи, будто Леон однажды пожаловался: он больше не является хозяином в собственном доме, а превратился в раба слуги. Правда, с появлением Дица горожане избавились от такой пакости, как анонимные письма непристойного содержания. Ранее их рассылали постоянно, а теперь они пропали из почтовых ящиков раз и навсегда. Графологическую экспертизу посланий взялся провести известный пионер научной криминалистики в Лионе доктор Эдмонд Локард. Он доказал, что автором скабрезных писем является. Мария Беснар. Причиной их написания могло стать только неудовлетворенное сексуальное чувство.

Естественно, Мария решительно отрицала свою причастность к сомнительным письмам, однако то, что они перестали возмущать горожан как раз с момента появления в доме Беснаров молодого немца, свидетельствовало отнюдь не в пользу женщины. Итак, не был ли Леон Беснар и в самом деле убит? Может, жадная до любовных утех дамочка решила избавиться от старика-мужа, чтобы иметь возможность без помех развлекаться с любовником? Тем более что смерть Леона Мария не слишком-то переживала: она несколько раз отправлялась с молодым слугой в длительные путешествия на автомобиле. Когда в мае 1948 года Диц вернулся на родину, Мария продолжала писать ему, и в 1949 м немец снова появился в Лудене. Он якобы не нашел дома подходящей работы, так что собирался с помощью любовницы обосноваться во Франции.

Когда умерла мать Марии Беснар, инспектор Нокэ решил брать быка за рога. Он выяснил, что старуха была крайне неудобным человеком для собственной дочери, поскольку постоянно упрекала ее за интимные отношения с немцем и высказывалась против его возвращения в Луден. Инспектор попробовал заставить разговориться мадам Пенту. Женщина подробно и очень убедительно описала последние часы жизни Леона Беснара. Несчастного мучили острые боли в желудке и рвота. Умирающий стонал и повторял: «О, что же они мне дали!» Мадам Пенту спросила, не идет ли речь о немце, но умирающий отмахнулся: он, мол, говорит о Марии. Леон сказал, что в его тарелке, в которую жена наливала суп, уже была какая-то жидкость. Мужчина отметил это вскользь, но ни о чем плохом не подумал. А зря. Буквально сразу после обеда у него началась рвота.

Инспектор Нокэ колебался, не зная, насколько можно доверять словам собеседницы. Но после встречи с мадам Пенту он узнал, что Мария Беснар наняла пользующегося не самой лучшей славой парижского детектива Локсидана, поручив ему запугать не в меру болтливую дамочку. Значит, вдове и в самом деле было что скрывать?!

Итак, 9 мая 1949 года в Пуатье полиция приняла решение эксгумировать труп Леона Беснара. Эту процедуру поручили выполнить врачам Сета и Гийлону, а за проведение собственно токсикологической экспертизы брался директор полицейской лаборатории в Марселе — Жорж Беру, который уже не один десяток лет считался непререкаемым авторитетом в данной области. Части трупа, успевшие пролежать в земле более полутора лет, запечатали в стеклянные сосуды, пометили и отправили в Марсель. Вскоре Беру указал в отчете, что в останках Леона Беснара содержится 39 миллиграммов мышьяка на килограмм веса тела.

Здесь следует сделать небольшое отступление. Дело в том, что мышьяк содержится в организме любого человека. Однако естественное его количество в теле столь мало, что он указывается в гаммах — миллионных частях грамма. Нормальное содержание мышьяка в организме человека составляет одну десятимиллионную часть веса самого тела. Конечно, этот показатель усреднен, поскольку у людей, питающихся морепродуктами или имеющих дело непосредственно с этим веществом, его содержание значительно выше. Однако максимальное количество яда, обнаруженное в моче, не превышало 285 гамм (в тканях этот показатель ниже). Что же касается волос, то они вообще являются своеобразной шкалой, по которой можно определить дозу мышьяка. При этом после очистки соляной кислотой, спиртом и ацетоном в корнях волос и прикорневой их части остается только мышьяк, проникший из тела; по его количеству можно определить способ, продолжительность и степень отравления.

Итак, наличие 39 миллиграммов (!) мышьяка на килограмм общей массы в останках Леона Беснара прямо свидетельствовало о том, что он был отравлен. Кстати, симптомы его болезни, зафиксированные врачом и вездесущей мадам Пенту, вполне совпадали с симптомами острого отравления этим ядом. После того как были получены результаты токсикологической экспертизы, следователь Роже дал «добро» также и на эксгумацию трупа матери Марии Беснар. И снова опыты имели жутковатый результат: не менее 58 миллиграммов мышьяка на килограмм веса тела. Значит, еще одно отравление?! И дело о предумышленном убийстве стало набирать обороты.

21 июля 1949 года инспекторами Нокэ и Норманном были арестованы в Лудене и препровождены в Пуатье Мария Беснар и ее рабочий Диц. Роже провел первый допрос подозреваемой, отметив, что эта крестьянка отличается поразительным хладнокровием, а затем отправил ее в тюрьму ПьерЛеве. Немца также допросили, однако он категорически отрицал, что между ним и хозяйкой были интимные отношения. Дица временно отпустили на свободу, после чего он. моментально уехал из Франции, даже не став дожидаться, пока из Парижа прибудут его документы. Поспешное бегство Дица только укрепило следователя во мнении, что Мария виновата в смерти мужа и матери.

Роже продолжал «копать» под «черную вдову». И обнаружил немало любопытных и пугающих фактов. Он последовательно провел эксгумации останков всех родственников Марии Беснар, и анализы показали, что, несмотря на прошедшие 22 года, в тканях Огюста Антиньи находится 60 миллиграммов мышьяка на килограмм веса тела, в останках Луизы Леконт этот показатель равен 35 миллиграммам, в тканях Пьера Девайо — 30 миллиграммам, Марселена Беснара — 38 миллиграммам, Марии-Луизы Беснар — 60 миллиграммам, супругов Ривэ — по 18 миллиграммов, Паулины Лаллэрон — 48 миллиграммам, Виргинии Лаллэрон — 30 миллиграммам. То есть в каждом конкретном случае речь шла о таком количестве яда, при котором можно говорить только об умышленном отравлении.

Следователь долго колебался, не решаясь эксгумировать тело Люси Беснар. Однако обстоятельства смерти сестры покойного Леона были столь подозрительны, что вскоре вскрыли и ее могилу. И действительно, в останках Люси обнаружилось 30 миллиграммов мышьяка на килограмм массы тела. Так что недаром многим, знавшим покойную, ее самоубийство казалось более чем странным: Люси являлась глубоко верующей католичкой и в петлю по чисто религиозным соображениям ни за что бы не полезла. Некоторые другие моменты, отмеченные судмедэкспертами, заставили Роже предположить: женщина была отравлена, а затем ее повесили, чтобы инсценировать самоубийство. Вполне возможно, что Леон Беснар являлся соучастником убийств собственных родителей и сестры, совершенных Марией. Затем мужчина и сам стал жертвой своей супруги; правда, к тому моменту мотив убийства изменился. Если раньше «черную вдову» интересовали исключительно деньги, то теперь она совершила отравление на сексуальной почве.

В общем, из страшноватых отчетов специалистов следовал вывод: своей смертью, похоже, среди родственников Марии могла умереть разве что вдова Гуэн: в ее теле следы мышьяка также обнаружились, но незначительные. Однако следствие не располагало показаниями свидетелей (кроме мадам Пенту), которые подтверждали бы, что Мария Беснар покупала яд, подмешивала его в пищу и лично давала комулибо из предполагаемых жертв. Кроме того, мышьяк, видимо, применялся отравительницей весьма осмотрительно, не давая яркой картины отравления (ситуация с Леоном Беснаром являлась исключением).

Два года, в течение которых шло предварительное следствие, Роже пытался «расколоть» Марию Беснар. Для этого, например, к ней в камеру несколько раз подсаживались агенты-женщины. Но «черная вдова» молчала. Причем сказать, что было тому причиной — недоверчивость и выдержка подследственной или ее невиновность, — не мог никто.

Тем временем защита тоже не теряла времени даром. Вскоре после ареста Мария Беснар заручилась поддержкой признанных адвокатов — Рене Эйо и Дюклюзо. Эти лучшие парижские специалисты постоянно охотились за сенсационными процессами, а история женщины, которая, возможно, отправила на тот свет дюжину родственников и знакомых, получала все большую огласку. Чтобы обеспечить защите успех, Эйо лично привез в Пуатье звезду адвокатуры, кавалера ордена Почетного легиона — 64-летнего Альберта Готра.

Для начала Готра целый день беседовал со своей подзащитной, а затем принялся вырабатывать собственную тактику. Адвокат понял, что обвинение в основном будет строиться на косвенных токсикологических уликах. А раз так — нужно поколебать доверие присяжных к результатам анализов.

Суд над Марией Беснар начался в Пуатье, во Дворце юстиции 20 февраля 1952 года. На первом заседании ее обвинили в том, что она незаконно получала пенсию за одну из умерших родственниц, подделывая подписи на квитанциях. За это женщину приговорили к двум годам тюрьмы и штрафу в 50 000 франков. Такой мрачный «пролог» процесса был нужен обвинению, чтобы бросить тень на подсудимую и сразу же выставить ее в неприглядном виде. Дело же об отравлении начало рассматриваться лишь на следующий день.

Несмотря на усилия обвинения, у многих в зале суда возникли сомнения по поводу того, имела ли Мария Беснар чисто техническую возможность осуществить некоторые из инкриминируемых ей убийств. Но показания Беру, одного из известнейших токсикологов страны, снова расставляли все на свои места. Ведь если в трупах оказалась такая доза яда, то откуда она могла взяться, как не из рук некоего «доброжелателя»? А если это отравления, то кто, кроме «черной вдовы из Лудена», был в них заинтересован? Да и свидетельства того, что женщина умудрялась побывать у всех родственников накануне, а то и в момент их смерти, наводили на нехорошие размышления.

Представление началось 23 февраля, когда в качестве свидетеля перед присяжными выступал Беру. Готра сделал все, чтобы смешать своего оппонента с грязью. Собственно, практика подобного рода у знаменитого адвоката была богатой, и токсиколог, сам не ведая того, шел на поводу у защитника, из-за чего его аргументы звучали все менее убедительно.

Беру рассказал о данных экспертизы, а также подчеркнул: земля вокруг эксгумированных тел также исследовалась. Дозы мышьяка, обнаруженные в почве, оказались столь малы, что не могли объяснить наличие такого количества яда в останках. Однако Беру допустил серьезную ошибку: он достаточно халатно контролировал систему регистрации в лаборатории, чем и воспользовался Готра. Адвокат нашел несколько несоответствий между количеством сосудов с останками и их содержимым, списки которых были составлены в Лудене и в Марселе соответственно. Защитник сделал закономерный вывод: в лаборатории доктора Беру сосуды спутали, и к делу Беснар оказались присовокуплены объекты исследования других уголовных дел. Собственно, некоторые неточности списков на фоне сотен отдельных объектов исследования для общего вывода большой роли играть не могли. Однако Готра так умело осветил этот момент, что у суда могло сложиться впечатление, будто работа в институте Беру происходила в условиях крайнего беспорядка и дезорганизации. Затем адвокат заявил: мышьяк мог попасть в ткани непосредственно из стеклянных сосудов, предназначенных для транспортировки. Токсиколог ручался за чистоту сосудов (их мыли и стерилизовали в Марселе). Но Готра, заручившись показаниями кладбищенского сторожа, возражал: мол, некоторая часть «тары» была загрязнена.

Адвокат прекрасно понимал, что, по сути, ломает комедию. Тем не менее, для того чтобы еще больше дезориентировать присяжных, он воспользовался частной перепиской Беру. Защитник пытался доказать, будто токсиколог фальсифицировал результаты исследований в угоду следователю. К тому же Готра умело обыграл одну цитату из письма эксперта, в которой Беру говорил о своей способности на глаз отличать мышьяк от сулемы. Естественно, никто, будучи в здравом уме, не станет предполагать, что в столь серьезном деле, как предумышленное убийство, специалист будет действовать на глазок, хотя в то время многие токсикологи демонстрировали студентам умение различать вещества, лишь раз взглянув на них. Но, конечно, в том случае, когда от результатов экспертизы зависела жизнь человека, такие «спецэффекты» становились недопустимыми. Беру, похваставшись следователю, просто стремился подчеркнуть свою опытность.

Готра, сумевший вывести из себя эксперта, тут же предложил ему определить, в каких из предлагаемых ему пробирок находится мышьяк, а в каких — сулема. Для того чтобы отразить нападки защитника, требовался иной склад характера, чем тот, которым природа наградила Беру. Возможно, при других обстоятельствах (при хорошем освещении, спокойном состоянии) он и не ошибся бы. Но в тот день Беру неправильно указал на три пробирки, заявив, что в них содержится мышьяк. Адвокат возликовал: мол, вот вам и ценность показаний специалиста! Ведь во всех без исключения пробирках находилась сулема.

Готра прекрасно понимал, что его спектакль существа дела не меняет. Члены судебной комиссии также не считали доводы защиты серьезными, хотя и пребывали в некоторой растерянности. Наконец, было принято решение назначить новых экспертов и провести повторную эксгумацию трупов. С этой целью суд в Пуатье предоставил необходимое время и полномочия четырем знаменитым парижским судебным медикам и токсикологам — Фабру, Кон-Абресу, Гриффону и Пьедельевру. Для того чтобы произвести эксгумацию и сделать все необходимые анализы, им потребовалось два года. Контролировал проведение работ Пьедельевр, 70-летний кавалер ордена Почетного легиона, чье имя было широко известно далеко за пределами Франции.

Несмотря на сложности, неизбежные при повторной эксгумации, Пьедельевр старался не оставить защите ни единой зацепки. За документацией тщательно следили, результаты анализов перепроверялись несколько раз различными способами, отдельно проводились анализы большого количества проб почвы из разных мест кладбища Лудена (на количество и растворимость мышьяка). К сожалению, часть тел находилась уже в таком состоянии, что ориентироваться приходилось в основном на анализ волос.

Готра, с надеждой следивший за повторным расследованием, вскоре узнал, что, несмотря на все возникшие проблемы, результаты исследований свидетельствуют отнюдь не в пользу его подзащитной. Новая группа специалистов подтвердила результаты, полученные Беру. А в нескольких случаях при помощи новейших способов выяснилось, что количество яда в тканях даже выше, чем показала первая экспертиза. Так, в волосах Леона Беснара содержание мышьяка превышало норму в 44 раза! Поэтому Готра решил признать наличие этого вещества в трупах, однако бить на то, что яд попал в ткани исключительно из почвы. Но и тут исследователи опередили адвоката. Кроме проб, взятых на кладбище Лудена, они сделали еще один дополнительный тест: там, где были похоронены «мертвецы черной вдовы», они закопали пучок волос с нормальным содержанием мышьяка. «Захоронение», находившееся под неусыпным надзором полиции, вскрыли только через год. Тщательная проверка показала, что количество яда в контрольном пучке за это время практически не изменилось.

Тогда Готра принялся штудировать специальную литературу, и в конце 1953 года наткнулся на интересный материал. Некоторые ученые, область деятельности которых лишь соприкасалась с токсикологией, утверждали, что в почве происходят пока еще неизвестные процессы, благодаря которым мышьяк в земле растворяется в больших количествах, чем считают токсикологи. Это процессы биологического характера, и зависят они непосредственно от деятельности почвенных микроорганизмов. Их по обмену веществ можно разделить на две большие группы: на те, которым для жизнедеятельности необходим кислород (аэробные), и те, которые могут существовать без кислорода (анаэробные). Последние получают необходимую энергию из процессов брожения, так что повсюду, где в почве происходило гниение и брожение, вызванные деятельностью анаэробных микробов, имелись предпосылки для растворения большого количества мышьяка. Кстати, анаэробные бактерии на кладбищах и необходимый для их жизни водород получают из волос трупов, содержащих серные соединения. Там, где происходят эти сложные процессы, мышьяк проникает из почвы непосредственно в волосы так, как и из тела отравленного, через корни волос, и не поддается удалению при мытье. Установить же наличие или отсутствие деятельности анаэробных бактерий в почве невозможно. Они могли быть в одной могиле и отсутствовать в соседней.

Готра встретился с авторами работы о микроорганизмах, заручился их согласием на участие в процессе и привлек в качестве свидетелей защиты еще двоих врачей и биологов. А тут еще судьба подбросила адвокату подарок: один из экспертов все же допустил ошибку. Она, правда, на общем фоне доказательств была незначительной, однако давала возможность настаивать на некомпетентности исследований. Дело в том, что при определении мышьяка в костях и волосах с помощью радиоактивных элементов большое значение имеет время, в течение которого исследуемое вещество подвергается обстрелу нейтронами в атомном реакторе. Это время вычисляется при помощи единицы полураспада. Для того чтобы определить наличие и количество мышьяка в пробе, ее нужно держать в реакторе 26,5 часа. Готра узнал об этом у физиков-ядерщиков. Они же уточнили: выдерживать время нужно хотя бы потому, что в противном случае иные элементы, период полураспада которых приближается к периоду полураспада мышьяка, могут исказить результат. Но в лаборатории волосы Леона Беснара подверглись только 15часовой обработке нейтронами! Почему Гриффон, человек авторитетный и дотошный, совершил столь грубую для токсиколога ошибку, очевидную для любого более-менее знающего специалиста, не известно.

15 марта 1954 года процесс над «черной вдовой из Лудена» возобновился. Разбирательство на сей раз проводилось в Бордо; такого количества любопытных и журналистов из разных стран мира здесь никогда раньше не видели. Люди собрались, чтобы понаблюдать за битвой экспертов сторон.

Готра не рискнул выступить против Кон-Абреста и Фабра, которые обнаружили в эксгумированных трупах количество мышьяка, указывавшее на преднамеренное убийство. Зато он от души отыгрался на Генри Гриффоне. Правда, выяснилось, что нужды пользоваться новым методом вообще не было, и прочие анализы подтверждали наличие в трупах смертельных доз яда. Тем не менее прокурор, в отчаянии наблюдавший за перепалкой сторон, прекрасно понимал: безалаберность и невыдержанность одного человека дала возможность ушлому адвокату в очередной раз посеять сомнение, подобное тому, которое парализовало процесс 1952 года. К тому же вскоре Готра заговорил об открытии микробиологов. Эксперты, выступавшие по этому вопросу, не были известны ни суду, ни присяжным, однако их слова подготовили почву для выступления члена Академии наук, кавалера ордена Почетного легиона, знаменитого Поля Трюффера, который рассказал о влиянии почвенных микроорганизмов на растворимость мышьяка и проникновение его в трупы; в результате чего мышьяк мог так глубоко проникнуть в волосы, что его невозможно удалить в процессе промывания. К тому же в случае проникновения микробов в труп количество мышьяка в нем и в его волосах может во много раз превышать количество мышьяка в окружающей почве. А значит, нельзя отрицать, что яд попал в эксгумированные трупы из почвы кладбища Лудена.

Благодаря стараниям адвоката процесс по делу Марии Беснар в очередной раз зашел в тупик. Это произошло 31 марта 1954 года. Готра сразу же обратился к членам суда: пока проблема будет исследоваться, пройдет опять несколько лет. Так что же, подсудимая будет дожидаться в тюрьме того светлого момента, пока наука придет к единому мнению? Защита требовала освободить Марию Беснар до того времени, пока ее вина не будет доказана.

Спустя час Мария Беснар вышла на свободу под залог 1 200 000 франков — до третьего процесса, который должен был состояться тогда, когда эксперты подготовят новое заключение.

12 апреля женщина покинула Бордо и вернулась в Луден. Ее дом оказался разграбленным; практически никто из горожан с ней не здоровался. Большинство журналистов и любопытных видели в Беснар убийцу, которая своей свободой обязана ошибкам прокуроров, заблуждениям и человеческим слабостям экспертов, а также бессовестному использованию этих ошибок и слабостей не слишком чистоплотным адвокатом.

Тем временем проверкой результатов, полученных Гриффоном, занялся сам Жолио-Кюри, который и разработал метод, использовавшийся экспертом «торопыгой». После смерти физика, наступившей в 1958 году, дело продолжил его ученик, Пьер Савель. Ученые подтвердили результаты, представленные токсикологами ранее. «Мертвецы черной вдовы» действительно содержали смертельные дозы мышьяка. Данные выводы не оставляли для Готра ни единой лазейки, но прокурор знал: для решения данного вопроса необходимо также опровергнуть возможность проникновения яда в ткани из почвы. Если это не будет сделано, процесс можно считать проигранным. После стольких лет и такого количества ошибок ни один присяжный не рискнет вынести вердикт «виновна», если у него останется хоть малейшее сомнение.

Борьба за решение проблемы содержания мышьяка в почве кладбища Лудена, его растворимости и роли почвенных микроорганизмов шла еще семь лет (1954–1961). Третий, последний, процесс по делу «черной вдовы из Лудена» начался в ноябре 1961 года. Марию Беснар жандармы доставили в Бордо 17 ноября. До суда женщина, чье здоровье сильно пошатнулось, находилась в больничном отделении тюрьмы, а 21 числа она снова появилась на скамье подсудимых. Обвинение утверждало, что в телах людей, захороненных приблизительно в одно и то же время, в случае проникновения мышьяка из почвы его количество должно быть примерно равным. Однако в останках Марселена Беснара, Луизы Леконт и Марии-Луизы Гуэн, похороненных в одном склепе рядом, такой картины не наблюдается. На фоне большого количества яда в двух телах тело Гуэн носит лишь его незначительные следы. Защита возражала: не учтена деятельность микроорганизмов. В трупах, похороненных рядом, в одном случае наблюдалась их активная деятельность, вызывающая растворение мышьяка и его проникновение в ткани, в другом — нет. В разных местах кладбища мышьяк растворялся по-разному — с этим как быть? Свидетель защиты Трюффер спросил у одного из свидетелей обвинения, не забыл ли он сделать вывод из эксперимента, проведенного им в 1952 году. Оказалось, что тот в 1952 году отравил мышьяком собаку и закопал ее на кладбище в Лудене. Спустя два года оказалось, что в останках пса. яда нет вообще! Как нет и в окружающей труп почве. «Так куда же он исчез?!» — вопрошал Трюффер.

В общем, специалисты вынуждены были признать, что столкнулись с процессами, которые зависят от слишком многих неизвестных обстоятельств. Значит, исключить возможность проникновения мышьяка в трупы извне все же нельзя, хотя, по чести, такая вероятность очень мала. А раз так, дело нужно решать в пользу обвиняемой.

12 декабря 1961 года Мария Беснар вышла на свободу. Суд снял с нее обвинение в убийстве 12 человек за недостаточностью улик. Окончательный ответ так и не был получен. Являлась ли эта женщина величайшей отравительницей XX века или стала жертвой злой шутки неразгаданных сил природы? Ведь в трупах, похороненных на кладбище в Лудене, но не имеющих отношения к делу «черной вдовы», мышьяк так и не был обнаружен… В общем, задуматься есть о чем. Интересно, верила ли Мария Беснар в загробную жизнь? Если она действительно была убийцей, то, скорее всего, нет. Потому что человек, считающий, что «он, отдав концы, не умирает насовсем», всерьез обеспокоился бы перспективой встречи за чертой смерти с родственниками и знакомыми, умершими от яда да еще трижды потревоженными в своем последнем пристанище.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.