21 августа 1833 года

21 августа 1833 года

Прохладной ночью предосенней

Спокойно Павловское спит,

Лишь ёжик, пробираясь в сени,

Листвой опавшею шуршит.

Помещик Павел свет Иваныч

В соседней комнате храпит

Привычно на большом диване,

А Пушкин, гость его, сидит

За столиком у тёплой печки

В уютной сельской тишине

И пишет в чутком свете свечки

Письмо красавице жене.

Он третий год женат и счастлив,

Любовь всё глубже и сильней,

И весточки как можно чаще

Послать старается своей

Ревнивой иногда Мадонне,

Скучая о семье, о доме:

«Ты, ангел мой, не угадаешь,

Откуда я тебе пишу.

Из Павловского. Вспоминаешь

Рассказ мой? Я здесь не грешу.

Обрадовался, как родному,

Павел Иванович, добряк,

Меня встречая из Бернова.

Упрёк не заслужу никак.

В поместьях Вульфовых уныло,

Ни барышень нет, ни улан.

Подруга – белая кобыла —

Не так строптива, как была.

На ней в Малинники я съездил.

Евпраксий, Саш, Маш и Аннет

Сейчас там и в помине нет…

А ты прославилась в уездах!

И в городах, и в деревнях

Расспрашивают все меня,

Блондинка ты или брюнетка,

И правда ли так хороша,

Плотна, худа ли, как одета…

Довольна ты, моя душа?»

Успех жены поэту в радость:

Его Мадонны строгий взгляд

Смирит и «ветреную младость»,

И светской зрелости разврат.

В Торжке обедая, беспечно

Мадам Пожарской комплимент

(Не за красу её, конечно,

А за отменный вкус котлет)

Он молвил, а ему она,

К воротам проводив, пеняла,

Что замечать, мол, не пристало

Чужих красот, когда жена

Сама красавица такая,

Что невозможно описать.

Вдали от дома проезжая,

Приятно это услыхать…

Зафыркал кто – то у порога,

И Пушкин ёжика впустил,

Из чашки молока немного

Ему в тарелочку налил.

Потом закрыл за гостем дверцу

И дальше жёнке написал:

«Вельяшева здесь по соседству

Живёт, но к ней не заезжал,

Тебе ведь это не по сердцу.

Она в стихах воспета мной,

Но это было уж давно…

Прорезался ли зуб у Машки?

И помнит ли меня? У ней

Каких – то новых нет затей?

Здоровы ль все? Как рыжий Сашка?

А золотухи нет теперь?

Подрос за эти дни он, верно…

Я здесь веду себя примерно,

И дуться не за что тебе.

Вареньем чудным объедаюсь,

В вист проиграл лишь три рубля…

Целую крепко и прощаюсь,

«Брюнетка плотная» моя.

Ты ныне в зеркало гляделась?

Уверилась ли, моя прелесть,

Что нет на свете ничего

Лица прекрасней твоего?

А душу, ангел мой, твою

Я более лица люблю».

Закончил Пушкин и на лист

Поставил энергичный росчерк.

Письмо наутро к Натали

Почтовый повезёт извозчик.

В окошко светит ясный месяц,

Хозяйский пёс на мышь ворчит,

Дородный кот, хвост рыжий свесив,

Блаженно дремлет и мурчит.

Лампада тлеет у иконы,

Поэт лелеет в нежных снах

Свою прекрасную Мадонну

С младенцами на двух руках.

Любимый образ греет душу —

Земной, но посланный с небес…

Ещё их счастья не нарушил

Шуан развратный Жорж Дантес,

И сны поэта золотые

Его не омрачает тень,

Но он уже в пути к России —

Приедет на Натальин день.