Борьба за Академию

Борьба за Академию

В июне 1929 года Владимир Иванович написал сыну в США: «Сейчас в России страшное время — идёт террор, борьба против христианства, бессмысленная жестокость, идёт, несомненно, столкновение с русским крестьянством. Машина коммунистическая действует прекрасно, воля огромная, — но мысль остановилась, и содержание её мертвое. А затем малограмотные, ограниченные и бездарные люди во главе, — а затем огромное количество воров и мошенников… Их очищают, но они лезут лавиной».

К этому времени возникла «советская буржуазия». Ситуация в стране, с учётом внешних враждебных сил, была значительно сложнее, чем мог предполагать Вернадский. Тем более что он и не вникал всерьёз, как, скажем, А. Е. Ферсман, в проблемы государства и партийных конфликтов.

Что касается борьбы против христианства, то было строго секретное постановление за подписью Л. Троцкого о необходимости суровых репрессий в отношении церкви и священнослужителей. Однако Владимир Иванович не мог знать, что 16 августа 1923 года вышло строго секретное (!) постановление ЦК ВКП(б). В частности, там говорилось:

«1) запретить закрытие церквей, молитвенных помещений… по мотивам неисполнения административных распоряжений о регистрации, а где таковое закрытие имело место — отменить немедля […] 2) воспретить ликвидацию молитвенных помещений, зданий и проч. путём голосования на собраниях с участием неверующих; воспретить аресты «религиозного характера»…» и т. д.

Подпись: «Секретарь ЦК И. Сталин».

Это не означает, будто Сталин втайне исповедовал православие. Он и некоторые другие партийные руководители не были воинствующими атеистами. (Через десяток лет, давая распоряжение помощникам расставлять книги в своей библиотеке, последним пунктом Сталин указал: «антирелигиозная макулатура»; пожалуй, он склонялся к пантеизму.)

Правда, один из главарей воинствующих атеистов Емельян Ярославский (Миней Губельман) оставался на высоких постах до конца своих дней, а в 1939 году стал академиком АН СССР. Среди коммунистов была влиятельная группа активных борцов с «опиумом для народа», как называл религию Карл Маркс. С ними вынуждены были считаться те, кто занимал более терпимую позицию (И. Сталин, М. Калинин, В. Молотов).

О столкновении с крестьянством Владимир Иванович писал в связи с началом коллективизации. Эту акцию он поначалу считал вредной, но со временем убедился в её необходимости и своевременности, о чём признался сыну во время Великой Отечественной войны.

В довоенные годы, когда в стране активизировались не только воинствующие атеисты, но и борцы против «русского национализма», Вернадский записал в дневнике, что надеется на победу группы Сталина — Молотова. Для себя избрал положение «над схваткой», ограничиваясь научной работой.

Из его письма историку академику В. П. Волгину: «Успех социального строительства — всякого — прежде всего связан с новым научным творчеством. Я сам идейно чужд и капиталистическому, и социалистическому строю…

То, что совершается сейчас в научной мысли, — по существу, глубже и сильнее и важнее для человечества всех происходящих сейчас социальных переустройств… Всецело проникнутый участием в таком научном творчестве и иначе, чем другие, его сознавая, я стихийно аполитичен».

Такая позиция отражает его представления о роли научной мысли как планетного явления. Хотя не всегда он был «стихийно аполитичным». Вот что говорил он на одном из совещаний в КЕПС:

«Ход времени наложил на нас, натуралистов, огромную историческую нравственную ответственность. В трудную и тяжелую эпоху социальных опытов небывалого в человечестве масштабов, экономической разрухи, связанной с войной, внешней и междоусобной… нам приходится творить нашу научную работу. И это наше творчество теснейшим образом связано, — я скажу, стихийно и неизбежно по сути вещей, — со строительством основ жизни. Социальные основы существования народов, каковы бы они ни были и какую бы форму ни принимали, являются лишь надстройкой на более глубоком фундаменте жизни. Этим более глубоким фундаментом является потенциальная энергия страны и населяющих её народов, которая исторической жизнью и социальным строительством приводится в полезное для жизни активное состояние — в народное богатство».

Такой была его принципиальная установка. И она, как мне представляется, при всех возможных оговорках, патриотическая. Но в 1928 году ему пришлось вступить в открытый конфликт с партийными идеологами, предпринявшими атаку на Академию наук СССР. Она оставалась единственной крупной и влиятельной организацией, которая финансировалась советской властью, оставаясь вне партийной идеологии.

Те, кто уверовал в единственно верное марксистско-ленинское учение, в незыблемую твердь исторического и диалектического материализма, требовали философского единомыслия в рядах академиков. А кое-кому из партийных идеологов хотелось официального признания научным сообществом их достижений в философии, социологии, экономике.

По словам наркома просвещения A.B. Луначарского, настала пора влить «научные марксистские силы» в эту «наиболее консервативную часть нашего культурного мира». Правительство постановило увеличить число академиков с сорока трех до восьмидесяти пяти и ввести новые кафедры по техническим, социально-экономическим и философским наукам.

Кандидатами в академики стали десять членов партии, в их числе член Политбюро Н. И. Бухарин, философ А. М. Деборин (Иоффе), историки Д. Б. Рязанов (Гольдендах) и Н. М. Лукин (двоюродный брат Бухарина), литературовед П. Н. Саккулин, искусствовед В. М. Фриче. Всего претендентов было двести семь, и для отсева «недостойных» создали специальные комиссии.

В. И. Вернадский возглавил комиссию по философским наукам.

Академики были возмущены вмешательством правительства в их дела. 6 октября 1928 года на общем собрании один из старейших академиков, Нобелевский лауреат по физиологии И. П. Павлов отказался работать в одной из комиссий, эмоционально заявив: «Впервые в истории нашей академии, насколько я знаю, правительство перед выборами заявляет о желательности для него определённых результатов… Мне представляется, что это подрывает достоинство академии».

Историк B.C. Брачев в статье «Укрощение строптивой, или Как АН СССР учили послушанию», приведя это высказывание, продолжил:

«Более серьёзное значение имело для Академии наук выступление академика В. И. Вернадского. Он не только не отказался от участия в предвыборной кампании, но, напротив, начал действовать не в том направлении, на которое рассчитывали власти.

Учёный резко выступил против одного из спущенных сверху кандидатов на академическое кресло по кафедре философских наук — профессора-коммуниста А. М. Деборина. Мнение В. И. Вернадского поддержали ещё три академика.

В представленной в Президиум АН СССР записке он изложил мотивы, которые побудили его пойти на этот необычный, не сулящий ничего хорошего шаг. По его мнению, уже сама приверженность А. М. Деборина диалектическому материализму начисто лишает его труды какого-либо серьёзного научного значения, ибо это философское направление представляет собой просто-напросто «пережиток гегельянства, которое отходит всё дальше и дальше в историю»…

В. И. Вернадский заявил, что привилегированное положение диалектического материализма должно быть уничтожено, ибо в противном случае неизбежно «замирание творческой философской мысли, как это всегда и неизбежно происходило со всеми охраняемыми официальными философскими учениями. Свобода мысли — есть основа философского творчества, она не терпит и не сносит оков»…

В конечном итоге стараниями В. И. Вернадского и его коллег А. М. Деборин, пройдя 12 декабря 1928 г. согласование на отделении, был тем не менее через месяц провален общим собранием Академии наук, ибо не собрал необходимые в таких случаях две трети голосов». Также не прошли в академию Н. М. Лукин и В. М. Фриче.

Академики пошли на компромисс, приняв в свои ряды коммунистов: Бухарина, бывшего народовольца биохимика А. Н. Баха, геолога И. М. Губкина, инженера-энергетика, председателя Госплана и автора ГОЭЛРО Г. М. Кржижановского, Рязанова, Саккулина, Покровского. Однако назревал конфликт с «передовым отрядом работников идеологического фронта» (как тогда выражались), которых представлял Деборин.

Заявление Вернадского было воспринято как вызов официальной идеологии. По-видимому, в Совнаркоме провели соответствующую беседу с вице-президентом АН СССР А. Е. Ферсманом, после чего он выступил на Президиуме академии с предложением разрешить — вопреки уставу — баллотировать вторично три отвергнутые кандидатуры.

И. П. Павлов призвал коллег проявить принципиальность. К нему присоединились И. П. Бородин и Д. М. Петрушевский. Но при голосовании только меньшинство, девять человек, голосовало против. Среди них был большевик Саккулин, но не было воздержавшегося В. И. Вернадского. Судя по всему, Ферсман объяснил ему, что в Совнаркоме готовы предпринять крутые меры для «усмирения» строптивых академиков.

«Правда» опубликовала статью члена Коммунистической академии Ю. А. Ларина (М. З. Лурье) «После выборов в Академию. Академики и политика». Он утверждал, что был отвергнут «ряд видных учёных работников из нашей среды не за то, что они мало известны, а за то, что это коммунисты, т. е. люди, участвующие в борьбе рабочего класса против… капиталистов и их идеологических прихвостней».

Ну а если в АН СССР укоренились идеологические прихвостни капиталистов, их надо решительно искоренять. С этой целью автор предлагал проводить периодические чистки в академических институтах, через каждые десять лет пересматривать личный состав академиков, а впредь избирать их «коллективным голосом» всех советских учёных.

Эту инициативу поддержали в печати представители различных организаций, журналисты. Раздались призывы ликвидировать Академию наук. 5 февраля 1928 года в газете «Известия» нарком Луначарский грозно предупредил: «Наше время — эпоха очень серьёзная, огненная, и с этим огнём не рекомендуется шутить никому». По его словам, Коммунистическая партия, советская власть и общественность могут «отвергнуть Академию и её вещественные богатства передать иначе организованному научному миру».

Не прошло и десяти дней, как Деборин, Лукин и Фриче (умерший через несколько месяцев) стали академиками. Против было десять человек (среди них — коммунист Саккулин). Вернадский и ещё трое воздержались. Возможно, он опасался, что угроза Луначарского может реализоваться и не следует обострять конфликт.

Это подтвердили последующие события. Летом в Ленинград нагрянула правительственная комиссия по проверке аппарата АН СССР, возглавляемая партийным деятелем Ю. П. Фигатнером. Вскоре газета «Ленинградская правда» сообщила сенсационную новость: «Найдены неизвестные письма Николая II». Эти письма отрекшимся от престола царём были адресованы бывшему гофмаршалу графу П. К. Бенкендорфу. В статье был намёк на то, что эти документы руководство Пушкинского Дома прятало, дожидаясь реставрации монархии.

Началась чистка сотрудников Академии наук по анкетным данным. За три недели были уволены восемьдесят человек, хотя, как указал Фигатнер, ещё осталось «немало людей вредных и чуждых Советской власти».