Глава 5 Полька в метро (танец как образ жизни)

Глава 5

Полька в метро

(танец как образ жизни)

1

«Гибель Помпеи» написана в 1979-м. И посвящена Белле.

Осенним днем того же года редактор «Недели» Анатолий Макаров сидел в ЦДЛ. К нему подсел Аксенов. Угостились влегкую. Вспомнили былое. Например, как Василий принес в газету рассказ «Завтраки 43-го года».

– У меня и сейчас есть недурные рассказы, – сказал тот. И достал рукописи. Макарова поразил текст «Памяти Стасиса Красаускаса» – трибьют другу и спортсмену, художнику, мастеру непрерывной линии, который, ослепнув и умирая, просил приносить ему таз с водой, опускал в нее руки и чувствовал облегчение. Прекрасный пловец – он отплыл к другим берегам…

Макаров предложил: попробуем издать в «Неделе», а назовем «Непрерывная линия».

Вскоре рассказ, без изменений и сокращений, вышел в популярнейшем еженедельнике той поры. Став последней официальной публикацией Аксенова на Родине. На много лет.

Успели они чудом. Ведь уже разворачивалось дело «МетрОполя», сделавшего Аксенова в тогдашней литературе персоной нон-грата, а его тексты – запретными.

Но – почему? Почему издание альманаха, которое сегодня было бы рутиной, тогда стало большим и опасным политическим скандалом, вышедшим далеко за пределы литературного круга и Советского Союза? А потому, что в Советском Союзе иначе было нельзя.

Все без исключения многие тысячи журналов и газет, книг и брошюр выходили в СССР только после правки и цензуры. Всё прочее печаталось на машинке и распространялось тайно, автоматически становясь «самиздатом», официально преследуемым, незаконным деянием.

Многие талантливые и ищущие авторы выбрали этот путь – путь андеграунда, открытого творческого неприятия цензурной практики и официального искусства, и даже противостояния им. Эта дорога была опасной. И, главное – она вела в гетто, в замкнутый мир артистического подполья, откуда фактически не было выхода к широкому читателю, но имелась прямая дорога в кабинет следователя КГБ. Но, несмотря на это, новое литературное поколение не пряталось, не скрывало рукописи, а громко читало свои стихи и прозу. Правда, не на сценах творческих клубов и не с экранов телевизоров, а на квартирных вечерах и с магнитофонных лент.

Тем временем у многих известных и вполне легальных авторов рукописи пылились в столах. Авторы, да – имели признание, но тексты их – нет: не отвечали ожиданиям. Ни идеологического начальства, ни литературной бюрократии. Вот и лежали они в столах до лучших времен, которые, верилось, конечно, настанут. Но когда? Когда?

А пока всё больше книг засылалось на Запад. И не обязательно в открыто оппозиционные эмигрантские «Посев», «Континент» и «Грани». Был тот же «Ардис», другие более нейтральные издательства. Да, Гладилин, Булат Окуджава, Владимир Войнович, когда власть наступала на горло с особой силой, бывало, отдавали тексты в антисоветский «Посев». И готовы были получать нагоняй. Потому что писатель не может жить, если его книги не выходят. И плевать ему на любой идейный контроль. А контроль не унимался – требовал раскаяний.

А грамотный советский народ меж тем рождал новых писателей. И даже талантливых! И они не спешили в подполье, а стремились издаться легально, но – оставаясь порядочными людьми, не подгоняя свой дар, совесть и тексты под гребенку Степаниды Власьевны. Они упорно «пробивали» свои произведения, убеждали редакторов, заручались поддержкой известных литераторов, вступали в Союз. Подобно молодым прозаикам Евгению Попову и Виктору Ерофееву. Когда они встретились в 76-м на семинаре в Переделкине, обоим было по тридцать.

У них хватало таланта, энергии и драйва, чтобы попытаться прорваться в большую литературу. Но настал момент, и стало ясно: поздно. После изгнания Александра Солженицына власть вспомнила: художественный текст – оружие в войне систем. И его нужно держать под неусыпным надзором. Шаг влево, шаг вправо – караул стреляет на поражение. Какая «вторая культура»? Какая «молодая литература»? Какие «творческие поиски»? Есть линия партии, и извольте следовать: школа, институт, завод, стройка, шахта и колхоз; крепкая советская семья, союз отцов и детей, героизм дедов и отцов, дружба народов, комсомольская любовь, крах капитала – вот круг допустимых тем. Метод? Социалистический реализм.

Еще можно: исторический роман – о подвигах наших пращуров; научную фантастику – о наших будущих достижениях в покорении космоса и природы; юмор – строителю коммунизма потребно хорошее настроение; чистая любовь – раз: проверено, ее не запретишь; два: не беда, что безыдейная, главное – красивая. Всё, что сверх того и не укладывается в список того, что наше, а что чужое, есть не что иное, как подрыв устоев. Разговор окончен.

То есть издать то, чего просит душа, и при этом себя соблюсти – невозможно. Разрешения не дождаться. Его можно только добиться. Из этого понимания и вырос альманах «МетрОполь».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.