Атака мотоциклистов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Атака мотоциклистов

В поле не видно ни зги. Втроем, командир батареи, Поздняков и я, ищем пучки ржи, которыми на рекогносцировке были обозначены взводные участки и направления стрельбы. А все прочее... места окопов, границы секторов?

Лейтенант Величко собрал в охапку рожь, выдернул. «Лопату!» Малой саперной лопатой связной снял на два штыка грунт.

— Глубже... еще,— Величко взял из рук связного лопату.— Да... земля тут не мягкая... Поздняков, как насчет шанцевого инструмента?

— Я получил полтора десятка лопат на батарею.

— Товарищи командиры,— лейтенант Величко вернул лопатку связному,— командир дивизиона приказал шоссе перекрыть намертво. Ни один танк, ни один пехотинец... Мышь... если с той стороны... не пропустить... дальше... Княгиня... Княгана... нет... Княгининки... Откуда такое название, Поздняков?

— Наверное, какая-то путаница,— Поздняков повторил название села.— Особенность местного языка.

— Да... тут не удержаться,— продолжал Величко,— если не оборудовать со всей тщательностью позиции... Ячейки закончить в срок... кровь из носу!.. Растрассировать ходы сообщений.— Лейтенант Величко умолк.

В лесу взвились три-четыре ракеты почти одновременно, осветили крыши хат в Княгининках.

— Товарищ лейтенант, не подвернулось бы нам работы более неотложной,— сказал Поздняков.— Ракеты недалеко... где тут свои, где немцы?

Командир батареи не слушал.

— ...Получите гранаты... к занятию позиции приступить нe позже,- чем через тридцать минут... до двадцати четырех часов я здесь... после на НП. Все, отправляйтесь!

Да, грунт на сельской житнице лежалый, крестьянская соха поднимала верхний слой па полштыка, не более. Глубже твердь, не тронутая, кажется, от сотворения мира. Рыжая пластичная глина. А инструмент? В 1-м огневом взводе, помимо малых саперных, 7 ржавых лопат, реквизированных у населения. Держаки никудышние. Даже прочная, военного ведомства лопата гнется и звенит, будто о камень. Две кирки. В затылок орудийному номеру, который работает, стоят четверо других. Кирка долбила глину две минуты непрерывно и передавалась следующему.

За ночь ни один орудийный номер не присел и не сомкнул глаз. Рыли, отбрасывали грунт, маскировали.

Стало светать. Движение на шоссе не прекращается. Позади, в тылу, я увидел танки Т-35. Ровным счетом десять. Гудят двигатели. Вначале танки стояли в низине справа от шоссе, потом отошли к хатам северной окраины села.

За ночь люди вытолкли рожь. Выяснилось, правый фланг всего участка обороны висел в воздухе. Пехота 622-го СП не подошла ни ночью, ни утром, как обещал Величко. Левее 1-го огневого взвода находились позиции 2-го и взвода управления. Слева занимала оборону 2-я батарея, своим флангом она упиралась в шоссе.

Пригревает солнце. Впереди по всему склону застыла желтеющая рожь. Оборонительный рубеж, занятый подразделениями дивизиона, открыт для обозрения. С бугра, откуда нужно ждать немцев, Княгининки просматривались насквозь. Все наши старания скрыть стрелковые ячейки бесполезны. Маскировочный материал — трава, рожь — засыхал на глазах.

— По местам!

8 часов. Не затихает скрип повозок. По шоссе полз нескончаемый обоз. Грохот отдаленных разрывов обозначил направление на юг, в сторону Луцка. Над лесом кружит корректировщик. Приблизился к селу раз, другой, но шоссе не перелетел.

В тылу рокочут двигатели танков. Корректировщик улетел. На всем обозреваемом пространстве не заметно каких-либо признаков опасности. В окопах душно. Орудийные номера в недоумении переглядываются. Чем вызвана команда «по местам»?

Прошло четверть часа. Начался завтрак. Без всякого аппетита люди мазали хлеб подтаявшим маслом, ложками черпают тягучее молоко.

Я присел на ступеньке окопа. Оружие готово к стрельбе. Пулеметы на упоре, рядом снаряженные диски, по две цинки патронов, выложены гранаты. Воздух неподвижен, температура не менее 30 градусов. Дышать трудно и выше бруствера. Уложенная перед завтраком трава усохла, коробились листья веток.

Движение на шоссе заметно уменьшилось. В сторону Ковеля шел обоз. Завьюченная наглухо повозка, пара лошадей, ездовой на передке. Небольшой разрыв, опять повозка, следом кухня и так далее до гребня, шоссе там делало поворот.

Обоз уходил все дальше вниз, к мосту. Шоссе пустело. И вдруг — гул двигателей. Мотоциклы — пять, семь, десять. Застучала автоматная очередь. Немцы! Лошади на шоссе бросились в галоп. Обоз смешался, повозки наезжали одна на другую, переворачивались. А мотоциклы мчались с бугра вереницей под бешеный треск автоматов.

— Внимание... противник слева! — послышалась с НП команда.

Обоз в панике рассыпался, перекрыл шоссе, обочины. Мотоциклы один за другим выскакивали из-за бугра. Скорость бешеная. Тщетно тормозить. Мотоциклы, повозки, лошади — все смешалось в общей свалке. Немецкие мотоциклисты стали жертвой собственной дерзости.

Но прежде, чем заглох последний опрокинутый мотоцикл, послышались новые звуки. Мины, падая, выли на излете. Поднимается дым разрывов, свистят осколки. Дрожат стенки окопа, сыплется вниз грунт. Приторно-сладкий запах сырой земли и тротила.

— Усилить наблюдение... приготовиться к стрельбе!

На бугре справа появилась пехота. Склон пересекла трассирующая очередь немецкого пулемета и потянулась в сторону позиции 2-й батареи. Стук металла заставил меня отложить бинокль. Перед ступенькой прилег орудийный номер, каска ерзала по стволу карабина.

— Разрешите войти? — сдавленным голосом произнес связной.

Я устыдился собственного невежества и помог связному сойти на ступеньку.

— Товарищ лейтенант...— два разрыва легли за бруствером. Бедняга оступился, и, стуча зубами, продолжал: — Вас вызывает командир батареи.

Я выбрался из окопа. Позади бежали связной и ординарец, должность вроде денщика, учрежденная с первых дней боевых действий. Ординарец обязан следовать за командиром, содержать в порядке его вещи и выполнять прочие поручения.

Обстрел усилился. Я следил за поведением моих провожатых. Какого усилия стоит им каждый шаг. На связном лица нет, дрожит всеми, как говорится, фибрами души, но не отстает. Так выглядит на деле настоящий солдатский этикет.

Непрерывно рвались мины. Рикошетируют пули, концентрическими кругами полегла вокруг воронки рожь. Ординарец вскрикнул и повалился на землю. Я вернулся, ординарец ранен, рвал индивидуальный пакет. Он остался на позиции пулемета 2-го орудийного расчета.

Весь маскировочный материал на НП командира батареи лежал в куче. Над бруствером торчат обмотанные стеблями бленды стереотрубы, дымится ствол пулемета.

Я готов был шагнуть на ступеньку, но удержался. Вой мины напомнил преподанный мне урок фронтовой вежливости. Я крикнул: «Разрешите войти?»

Старший лейтенант Шилкин оставил стереотрубу и удивленно шагнул навстречу. Среди лиц, находившихся на НП, командира батареи не было.

— Он занят,— ответил Шилкин.— Вы видите... справа во ржи пригорок? Там никого нет, наш правый сосед, пехота, нe подошла... Понимаете, куда метит противник? Если он зайдет во фланг, нам не удержаться... Вашему взводу... занять высотку немедленно. Установите связь с подразделениями шестьсот двадцать второго стрелкового полка на пушке леса... Имейте в виду, немцы уже вошли в низину.

Старший лейтенант Шилкин поворачивал стереотрубу, говорил о наших танках, которые вели огонь, о том, что необходимо удержать рубеж села, и еще о чём-то. На высотке часто рвались мины, по склону вниз спускались автоматчики.

— ...Вот появились немецкие танки... видите? — старший лейтенант Шилкин умолк.

Танки, автоматчики... они направлялись вправо. Как оградить орудийных номеров от пуль и осколков? До высотки не менее 700 шагов. Сколько у меня останется во взводе людей?

Ни старший лейтенант Шилкин, и никто другой не мог предсказать, что ожидает 1-й огневой взвод через час или полчаса, даже в следующую минуту. Но... нужно идти.

— Вопросы есть? — старший лейтенант Шилкин, по-видимому, находил мое тугодумие чрезмерным.

Нет, задача понятна... вполне. Что же еще?

— Разрешите выполнять?

Быстрей в обратный путь. Я издали заметил пулеметный ствол на бруствере моего окопа.

— ...Первый огневой взвод, разобрать оружие... всем... вылезай... по направлению на высотку... за мной бегом марш!

Началось перемещение. Всего-то людей два десятка и такая канитель! У одного диск выскользнул из рук, другой застрял в воронке, те залегли в ряд тут же за бруствером... страшно... Никаких оговорок! Вперед, дорого каждое мгновение. Иначе опоздаем, и немцы опередят 1-й огневой взвод.

Наше сознание во многих случаях не воспринимает слов, даже тех, что исходят из глубины души, исторгнутые очевидной для всех необходимостью. Хорошо знакомый человек вдруг преображается, не узнать, чужой да и только, непонятлив и глух, будто истукан. Как с ним обращаться? Сократить дистанцию, подойти ближе, приблизиться вплотную, помочь? В общем, только успевай поворачиваться, время не ждет. Где противник... мои люди?., не вижу ... где еще четыре человека? Не потерять направление и не упустить того, что происходит перед глазами, вокруг и там на шоссе.

Рвались с оглушительным грохотом мины, снаряды. Позади опять заминка. Один отстал совсем и другие не торопятся. Страх гнет в дугу, тянет неудержимо к земле, люди на грани... пе пересилят себя, оглядываются.

— Проценко, сюда ваших людей... Направление стрельбы... окапываться... интервал десять шагов...

Немецкая пехота уже в лощине. Чего ждать? Орудийный помер не знает, где противник?

— Ячейку рыть!

Он оставил в окопе лопатку? Рыть чем угодно и с места ни на шаг.

Одна за другой ложились мины. Воронки в окаймлении выброшенной ударом земли, иссеченные полегшие стебли. Дым, копоть. Строчат пулеметы с фронта и слева, со стороны шоссе.

Подтянулись еще пять человек. А остальные? Расчет 2-го орудия залег, ни туда, ни сюда. Что же думает сержант Дорошенко? Он командир!

— Приготовить оружие, не стрелять... окапываться, вести наблюдение... Проценко, сектор... шоссе и вправо угол поля... Дорошенко, Белый... вправо и дальше, где дым. Орудийный номер кричит о чем-то, непонятно, приподнялся, указал вправо. Наша пехота! Двигались из лесу густые цепи. Куда они, на шоссе, в атаку? Велико расстояние. Может, и там противник?

Строчат немецкие пулеметы, очереди рассеиваются во ржи. Отмечены отдельные группы пехоты. Дальность 300—500 шагов. Ждать сближения? Высоту обороняют 6 пулеметов. — Назад не оглядываться, углублять ячейки... целиться. Командиры орудий усвоили задачу.

Рыли пулеметные позиции. Кто бездействует?.. Нет, шевелятся... один стреляет, другой долбит лопаткой. А там еще два не двигались, присыпанные землей на краю воронки. Умолк пулемет сержанта Дорошенко. Что с ним? Не слышит, сколько ни кричи. Рвутся мины, громыхают позади орудия Т-35.

В чем дело? «Диск опустел»,— отвечает сержант Дорошенко, не выпуская приклад. Его помощник толкал окровавленными пальцами патроны в отверстие, сразу по десятку. Пружина провернулась, диск готов. Дорошенко повел дымящимся стволом.

Патроны... сколько осталось в первом, во втором расчете?

— Пять-шесть цинков.

— Внимание, стрелять короткими очередями, три-четыре патрона... целиться... углублять ячейки...

Последнее напоминание излишне: все мои стрелки зарылись более чем на полметра. Вот так. Ночью эта земля не поддавалась даже кирке. На шоссе немецкие танки не решаются повернуть в обход мостка. Обстреливают из-за насыпи позиции 2-й и 3-й батарей. Из лощины строчат автоматчики. Я нашел свою ячейку глубже, чем оставил. Связной старался. Успел переставить пулемет. Стрелять вполне удобно. Но обзор ограничен. Сменить позицию? Нельзя. Что происходит в лощине? Я не вижу. Полагаться на слух опасно Разве подтянуть пулеметы, те, что справа? Хотя бы один.

Пулеметчики поняли с полуслова. Молодцы! Не отстают со мной — шаг в шаг.

Я указал место. Первому номеру — наблюдать и не мазать. Второму окапываться. Ну, а теперь обратно к своей ячейке.

Душно, жара, дым. Мелькнула тень. Кто это? Поднялся, упал. «Встать!» Пехотинцы. Два, три четыре! Ручной пулемет, винтовки. Какой части? Дозор от разведроты 622-го СП... послан к шоссе... застиг огневой налет... Решили переждать.

Пехотинцы привлекаются к выполнению задачи 1-го огневого взвода. Оборонять позицию. Сержант, старший дозора, колеблется. Он не понимает?

— Товарищ лейтенант, немецкие танки... сообщить командиру роты.

Танков сколько... всего-то восемь.

— Так точно!

В Княгининках наши танки. Полтора десятка. Прекратить разговор. Все... за дело! Очереди моих пулеметов, кажется, слишком длинные.

— Короче! Не более трех-четырех патронов!

В стороне леса стрельба усилилась. Сверкает пламя орудийных выстрелов. Орудия вели огонь прямой наводкой. Где же цели?

Слева беспорядочно стрелял пулемет. Я повернул к нему.

— Танки, товарищ лейтенант! — первый номер поднял голову. Под рукой снаряженные лимонки, он передвинул их ближе.

Танки? Да, я видел несколько минут назад. Направлялись вниз по склону.

— Где наша батарея? — интересовался пулеметчик.

На фланге видимость ничуть не лучше. Нужно возвращаться. Слева все три пулемета возобновили стрельбу. Позади раздавались орудийные выстрелы, не иначе как Ф-22. Они, говорил Гаранин, на опушке леса. Мелькают факелы, справа налево и обратно. Расстояние не более километра. Я поднялся. Четыре вспышки. Это что? Упряжки? Идут карьером... Передки, за ними зарядные ящики. Следом немецкие танки— три, четыре. Неужели орудия стреляют по своим упряжкам? Ясно — шрапнель, трубка на картечь. И уже нет упряжек., полегли ездовые, кони.

Танк вдруг остановился... один... еще один, окутался дымом, а тот уползал в лощину. Где же еще один? Поднялись ракеты.

Танк в тылу... уж не двоится ли у меня в глазах? Откуда? Из Княгининок? Над селом кружили «юнкерсы». Танки обошли позиции нашего дивизиона. А шоссе? Со стороны подбитых танков неслись трассирующие очереди, одна в одну, как будто отсекали угол ржаного поля.

Горячий, серо-желтый дым, я едва не задыхался. На склоне немецкая пехота, по-видимому, она уже заняла огороды. Следом накатывалась новая волна. А там, в стороне, удалялись от шоссе группы людей. Наши батареи отходили? Свалка осталась, по всей вероятности где-то слева, позади.

Немецкая пехота второй раз меняла направление атаки. Вначале двинулась в сторону леса. Прилетели «юнкерсы», пехота круто повернула. Немецкие танки обошли Княгининки, вполне вероятно, с востока. Пехота вернулась в первоначальное направление.

Позади, в лощине,— серия ракет.

— Внимание... пехота с фронта, дальность триста метров... Приготовить диски для всех... когда минует пехота оголенные места во ржи, стрелять самостоятельно.

Поднялся невообразимый треск. Разрывы мин, в тылу выстрелы танков. Видимость не превышала сотню метров. Согнувшись, редкой цепью приближались немецкие пехотинцы.

Застучал ДП сержанта-пехотинца. Слева начал строчить еще чей-то. Очереди растянуты. Наводчик задерживал спуск. К осмотрел ближний пулемет. Он стрелял в белый свет — колодка прицельной рамки сдвинута на предельную дальность. А у соседнего, наоборот, пули ложатся под носом.

— Внимание всем, проверить установку прицела... Очереди короче, короче!.. Следить... где ложатся пули!

Старший сержант Проценко целился, нажимая спуск. Второй номер лежал навзничь, рядом с ячейкой. Лицо прикрыто каской. Он уже не нуждался в укрытии.

— Там кто-то бежит,— Проценко указывал в сторону шоссе.

Неужели связной... Тот самый, в руках — цинка. Упал, нет, залег, кажется, ползет.

— Товарищ лейтенант, командир дивизиона приказал отступать за дорогу... туда... наши батареи ушли... на шоссе танки, машины... долго искал, первый огневой взвод не мог найти...

Подразделения дивизиона оставили оборонительный рубеж. Должен ли 1-й огневой взвод удерживать дальше повисший в пространстве фланг? Задача, поставленная старшим лейтенантом Шилкиным, представляется мне выполненной. Отходить?.. Во ржи автоматчики... головы не поднять. Шоссе занято. Княгининки тоже. На запад, в лес к позициям Ф-22? На пути танки... два горят... третий посылает пулеметные очереди во все стороны.

Так... 4-я батарея ушла четверть часа назад. А 3-я?

— Следом... отступала за дорогу...— ответил связной.

— Патроны где взял?

— Недалеко... там убитый.

Рвались мины, не затихал стук автоматных очередей, отстреливались мои пулеметы. Успею ли известить командиров орудий?

Пулемет оборвал очередь. Посланный с закрытой ОП снаряд оставил на месте ячейки широкую воронку. Курится дым.

— Товарищ лейтенант, мы уходим,— кричал сержант-пехотинец,— отрежут.

Пехотинец чувствует себя слишком независимо. Мог бы и меня пригласить... за компанию.

— Но... товарищ лейтенант... командир роты приказал разведать... и назад.

— Вы, сержант, знаете устав?

— Так точно!

— Как там сказано?

— Выполнять последнее приказание.

Вот и прекрасно... 1-й огневой взвод оставляет свои позиции. Уйдут и пехотинцы, но... когда я подам сигнал.

— Прямое попадание,— послышался голос Проценко.

Во рту горечь, все пересохло. Пыль лезет в глаза. Пулемет подбитого танка перестал стрелять. Автоматные очереди раздаются справа, полукругом, позади.

— Товарищ лейтенант, танки!

На участке, который занимала 3-я батарея, четыре танка, переваливаются на брустверах, качали стволами. Да, нужно уходить!

— Старшему сержанту Проценко и всем... по пехоте, огонь! Сержанту Дорошенко с расчетом 2-го орудия... отходить бегом в направлении горящего танка, к лесу!

Теперь пехотинцы. Придет их время.

Автоматные очереди рядом. Словно палкой колотил кто-то по каске. Сгущался дым. Вместе с сержантом Дорошенко четыре орудийных номера. Я совершенно не уверен, удастся ли им пройти под стволом поврежденного танка.

На позиции остались Проценко, два орудийных номера и связной. Для арьергарда многовато, я понимал. Но если Дорошенко застрянет, то останется один путь... прямо на танк.

Проценко вытирал струившийся пот. Танки проутюжили окопы 3-й батареи и направились в село. Пришел в движение второй эшелон, на шоссе шесть танков. Очевидно натравлялись к позиции 1-го огневого взвода.

Стучал ДП. Уговор свят. Пехотинцы, уходить! И вот последняя очередь моего пулемета. Встать!

Немцы находились ближе, чем я полагал. Низко стелились пули, валятся подсеченные стебли. Не задерживаться, по-пластунски, вперед марш!

— Немцы, товарищ лейтенант,— вскрикнул связной.

Просвистела автоматная очередь. Силуэт возник и исчез. Я нажал спуск. Автоматчики не унимались. Передвигаться по-пластунски не менее опасно, чем в рост. В затылок подталкивали очереди. Я ничего перед собой не вижу. Тыкаются в землю пули, того и гляди продырявят одежду. Не задерживаться, вперед, вперед, без передышки!

Два, три прыжка и передо мной барьер — межа. Подрытый внизу грунт. Еще усилие, упор под сошки — и пулемет готов. Автоматная очередь оборвалась. Преследователи вроде приутихли, начали отставать.

За гребнем, похоже на шоссе, стрельба возобновилась. Гудят двигатели. Перед глазами бугрится поле, запах гари, дым. Лошадиные туши, целая упряжка, погибшие под своими снарядами. Опрокинутый на колесо зарядный ящик.

Проценко повеселел. Автоматчики, танки уже позади, и экипаж с пулеметом не помеха. Путь в лес, кажется, открыт. Где пехотинцы? Где Дорошенко? Простучала пулеметная очередь МГ, пули прошли, подняв комья земли. Межа тянулась дальше, еще, еще. Высота полметра. Я в безопасности.

Пришла минута оглядеться. Треск очередей позади за высотой не затихал. Автоматчики прочесывали ржаное поле, палили впустую. Нужно прибавить шаг, лес рядом.

На опушке я не замечал признаков пребывания людей. А в глубине?

Над головой шуршали снаряды. Солидный калибр. На склоне высоты взметнулись столбы земли и дыма. Доносятся далекие выстрелы. Орудия вели огонь с севера. Наши, значит. Кто-то вел наблюдение за полем боя.

Межа тянулась дальше, в конец клеверного поля. Сиреневые бутоны, растения сочные, темнозеленые. Начинались заросли. И тут воронки. Ровики наполовину отрытые. Тела погибших воинов. Пустые консервные банки. Колея, запах болота. Угасший костер недавно оставленного бивуака.

— Товарищ лейтенант, вода! — обрадовался Проценко.

В яме на глубине двух штыков жидкость, довольно прозрачная. Орудийный номер снял котелок. Вода теплая, чайного цвета, отдает болотной тиной. Все пьют и пьют.

Лес обитаем. Под деревом лошади в упряжке, повозки. Слышатся стоны. Санитары и ездовые заняты погрузкой раненых. Переполох, вызванный появлением сержанта Процента, прервал ненадолго работу. Санитары сообщили, что оба батальона 622-го СП ушли часа два назад.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.