Глава I
Глава I
1
Выполнив последний полет, Анатолий Фадеев отошел от самолетов в сторонку, прилег на траву. Отдыхая, посматривал на аэродром, по которому, словно гигантские пчелы, жужжа и кружась, сновали тупоносые «ишачки».
И-16 — предел мечтаний курсантов. Полетать на нем самостоятельно стремятся все, но удается не каждому: строг «ишачок» и на земле, и в воздухе, а при малейшей оплошности пилота показывает такой норов, что не каждому может оказаться по силам укротить капризную машину. Фадеев же быстро нашел общий язык с «ишачком». По еле заметному движению каким-то подсознательным чутьем своевременно улавливал каверзные «замыслы» самолета и мгновенно подчинял И-16 своей воле.
Летную программу Анатолий освоил легко. Инструктору никогда не приходилось делать ему серьезных замечаний. Его раньше других стали выпускать в самостоятельный полет, и Фадеев показывал отличные результаты.
С теорией было сложнее. Могло показаться, что он недостаточно прилежен в учебе, и порой говорили: «Фадеев учится так, чтобы и спина не болела, и начальство не придиралось, — на четверочки». На самом деле все было не так. Анатолий занимался очень усердно, из учебников он мгновенно выхватывал то, что мог сразу применить на практике, но с теорией действительно не ладилось, к тому же он был очень стеснителен. С детства привык к долгим одиноким раздумьям, молчаливой созерцательности и не всегда мог так же бойко, как другие, ответить на вопрос преподавателя или повести разговор в дружеской компании. От этой стеснительности он старался избавиться изо всех сил. Он был уверен: чем больше человек знает, тем лучше чувствует себя в общении. Поэтому все свободные от дежурств вечера Анатолий проводил в библиотеке, стремился прослушать все интересные передачи радио…
Назначение летчиком-инструктором, хотя и было лестным для него, несколько встревожило Анатолия. Было даже неловко: однокашники остаются курсантами, а он уже «товарищ инструктор». Правда, пока еще в звании сержанта, но зато в командирской летной форме с «крабом» на фуражке и «курицей» на рукаве. Командованию, конечно, виднее, куда кого ставить, размышлял он, — но для меня теперь главное — не опозориться перед курсантами. Хорошо, если дадут «первачков», а если — второкурсников, да сразу их учить летать на «ишачках»?..
Проворные «ишачки» бороздили землю и небо. Одни выруливали со стоянки на старт, другие стартовали и выполняли полеты по кругу над аэродромом, третьи шли в зону, четвертые, выполнив задание, заходили на посадку. От зари до зари, в две, а то и в три смены работал аэродром. Каждый отряд стремился побыстрее закончить программу подготовки курсантов.
Привычно окидывая взглядом воздушное пространство, Анатолий увидел над городом стаю птиц и удивился: что это между ними происходит? Обычно степенные, вороны кружились в беспорядочной карусели. Они то взмывали вверх, то падали вниз, затем снова взмывали в небо, рассыпаясь в разные стороны. Среди этой круговерти Фадеев не сразу рассмотрел ястреба. Так вот в чем причина! Хищник хотел поживиться добычей, но, видно, не на тех напал и теперь стремился подобру-поздорову выбраться из схватки. Улучив момент, ястреб сложил крылья и камнем ринулся вниз. Несколько ворон пытались его преследовать, но «блестящие аэродинамические формы крыльев и туловища, а также внезапность прорыва», как отметил Анатолий, обеспечили ястребу благополучный выход из боя и быстрый отрыв от преследователей.
Наблюдая за птицей, Фадеев не заметил, как подошли его друзья, тоже будущие инструкторы Сергей Есин и Глеб Конечный.
— Чего ворон ловишь, Горец? — спросил Есин.
С чьей-то легкой руки Фадеева в школе окрестили Горцем.
— Наблюдал за боем птиц, — ответил Анатолий.
— Птицы — ерунда, — отмахнулся Есин, — сейчас разгорится настоящий бой. Наш Федоренко будет драться с бывшим инструктором Глеба Ребровым. Федоренко на И-16, Ребров на УТИ-4.
Командир звена лейтенант Федоренко — небольшого роста, коротконогий, худощавый, быстрый в движениях, летал отлично, смело и этим гордился. Он был острослов, и курсанты, опасаясь метких замечаний в свой адрес, обычно обходили его стороной. Лейтенант не упускал случая позлословить и в адрес командиров, если они давали повод. Но за трудолюбие и бескорыстие товарищи по службе и начальники прощали Федоренко многие его выходки. Учитель он был добросовестный, порой жесткий, но курсанты о нем говорили одобрительно: к Федоренке попадешь — душу вымотает, зато летчика из тебя сделает. А летчиками хотели стать все.
— Ребята, смотрите, они уже начали бой в третьей зоне! — обратился к товарищам Глеб.
День шел на убыль, солнце опускалось к горизонту, освещая последними лучами ту часть неба, где скрестили шпаги в учебном бою два бывалых «шкраба» — так, пользуясь терминологией двадцатых годов, в шутку называли себя инструкторы Батайской авиационной школы пилотов.
Федоренко, лихо выполняя одну фигуру за другой, пытался зайти в хвост своему противнику.
— УТИ-4 легче «ишачка», — сказал Глеб, следя за маневром Реброва, радиус виража у него меньше, и Федоренко трудно с ним тягаться, верно, Фадеев?
Увлеченный перипетиями боя, тот молчал.
— Слышишь, Толька, о чем я говорю? — снова толкнул его Конечный.
— Что ты к нему пристал, Глеб? — ответил за Анатолия Сергей. — Он занят сейчас расчетами кривых и подбирает уравнение. Правда, Толя?
— Отстань!
— Вот видишь, разразился целой речью, как Цицерон, — прокомментировал Сергей.
— Болтун! — незлобиво отпарировал Анатолий.
— Слышал, Глеб, еще один шедевр красноречия? — не унимался Есин.
— Смотрите! Он сейчас зайдет в хвост Федоренке. Что я говорил! — закричал Конечный.
Анатолий впился взглядом в ту часть неба, где летчики на тупоносых «ястребках» пытались зайти друг другу в заднюю полусферу — занять исходную позицию для открытия «огня». Неоднократное пребывание одного самолета в хвосте другого давало право считать, что бой выигран и «враг» повержен.
— Что они делают?! Они же на пределе возможностей самолетов пилотируют! — воскликнул Анатолий, полностью отключившийся от происходившего на земле.
В это время УТИ-4 все настойчивее шел наперерез «ишачку» Федоренко. Федоренко, один из лучших мастеров высшего пилотажа в школе, не сдавался. Его самолет резко взмыл, потом сделал переворот через крыло и устремился к земле.
— Что-то у них не то, Бесконечный, — заволновался Сергей, назвав Глеба школьным прозвищем, полученным за высокий рост.
Моторы самолетов завывали так, что брало за душу. Люди на аэродроме бросили свои дела. Все смотрели в небо, в сторону «дерущихся». Фадеев взглянул на «грибок», где за столиком сидел руководитель полетов. Видно было, что начавшееся на аэродроме волнение передалось и ему. Руководитель полетов сделал несколько распоряжений, и два курсанта бросились выполнять приказание. Через несколько секунд вместо посадочного Т на поле появился знак немедленной посадки. Взглянув на него, Глеб загоготал:
— Надумал! Разве в таком азарте они его увидят!
— Да-а, — подтвердил Сергей. — Они, наверное, уж и забыли, что где-то существует земля…
Каждый прекрасно понимал: когда пилотируешь и у тебя все получается, душа поет и точно так же забываешь обо всем на свете.
— Смотрите, они сейчас столкнутся! — крикнул Сергей.
На аэродроме все стихло. Все смотрели в сектор третьей зоны, где в пылу учебного боя два самолета кружились в замкнутом круге, не желая уступить один другому. Фадеев невольно представил себе настоящий воздушный бой с вражескими истребителями, где в любой из таких вот моментов тебя может прострочить пулями враг… Мурашки забегали по спине. От недоброго предчувствия сжалось сердце. «Нет, добром этот бой не закончится», — подумал Анатолий.
В это время завертелся винт на одном из находящихся на земле самолетов, и едва ли не прямо со стоянки взмыл вверх УТИ-4. Сделав разворот, он направился в зону воздушного боя. «Пошел разобраться на месте», — подумали все. Летчики и техники напряженно следили за поединком двух воздушных бойцов. А пара «ястребков», словно боясь, что им помешают завершить схватку, ускоряла и ускоряла темп боя.
— Наконец-то зашел!.. — выдохнул Глеб.
Анатолий уже увидел УТИ-4 в хвосте самолета Федоренко, но в это мгновение И-16 круто развернулся, на какую-то долю секунды будто повис в воздухе, затем повалился на левое крыло и завертелся в крутом штопоре. Аэродром замер. Сердца и взоры всех были обращены туда, где один самолет по непонятной причине, все увеличивая вращение и ввинчиваясь в воздушную массу, безоглядно несся к земле; второй летел по пологой спирали, описывая круги рядом с ним, а третий, не в силах предотвратить трагедию, снижался и беспомощно наблюдал падение «ишачка». Спирали двух самолетов напоминали прощальный эскорт, а пронзительный свист моторов звучал как траурная мелодия.
В разных местах аэродрома послышались крики. Перебивая друг друга, люди советовали летчику, как нужно поступить, словно бы их советы Федоренко мог сейчас слышать. Здравый смысл, мастерство и своевременная реакция на опасность еще могли бы его выручить, а летчик почему-то медлил. Вот наконец-то самолет начинает прекращать вращение. Но люди не успели обрадоваться, как «ишачок» завращался в обратную сторону. До земли оставалось триста, двести метров, и словно гром прогремел — весь аэродром на одном выдохе крикнул: «Прыгай!» Маленькая фигурка летчика отделилась от кабины и понеслась к земле. Раскрылся парашют, но было слишком поздно…
Три молодых сержанта стояли, не в силах произнести ни слова. Командиры отдавали распоряжения, люди бежали к месту падения. Выйдя из оцепенения, Есин, Фадеев и Конечный тоже бросились к месту катастрофы. Фадеев подбежал первым. То, что так недавно было самолетом, образовало небольшую яму, обломки веером разлетелись вокруг. Некоторые детали обуглились, от других тянуло дымком. Примчавшийся на машине врач осторожно стал поднимать тело Федоренко. Быстрое и такое трагическое исчезновение человека из жизни, которое нельзя было предотвратить и которое произошло на глазах у всех, потрясло каждого.
Друзья-сержанты возвращались на стоянку. Первым нарушил молчание Анатолий:
— Почему же он не вывел самолет из штопора? — медленно, в раздумье произнес он.
— Вопрос мудрейший, Толя, а ответ — в обломках, — вздохнул Есин.
— Почему самолет все время вращался, начиная с высоты двух тысяч метров, а перед самой землей перешел в обратный штопор? — не унимался Фадеев.
Друзья остановились, недоуменно глядя на него.
— Чего ты от нас хочешь? — спросили одновременно Глеб и Сергей.
— Чтобы вы тоже думали, думали и думали: почему самолет не вышел из штопора?
— Начальство разберется и нам скажет, — сухо ответил Есин.
— А выводить-то нам придется, Сережа, — кольнул его взглядом Фадеев. В настоящем воздушном бою может всякое случиться. И там не у кого будет спросить, какие неполадки в твоем самолете и что надо делать…
2
Последующую неделю в школе говорили в основном о катастрофе. Ребров сидел на гауптвахте. Из Ростова приехала комиссия. Разложили на земле детали, оставшиеся от самолета, опрашивали свидетелей воздушного боя.
Как-то вечером Глеб сообщил друзьям: многие утверждают, что катастрофа — дело вражеских рук.
— Кто же «враг народа», уж не ты ли? — пошутил Есин, обратившись к Глебу.
— Откуда я знаю? — развел руками Глеб. — За что купил, за то и продал. У нас в эскадрилье всех таскают к следователю. Меня тоже допрашивали.
— Ну, тогда уж точно — вражеская рука действует, раз тебя допрашивали, — съехидничал Есин.
— Тебе все шуточки, а мне не до них! По секрету скажу, меня раздели догола, всего измерили… Правда, других ребят такого же роста, как я и Федоренко, тоже измеряли…
Фадеев задумался ненадолго, потом спросил:
— Ребята, а кто летал на этом самолете последним?
Глеб, сразу чего-то испугавшись, ответил неуверенно:
— Я… а что?
— Подумай сам. Они ростом заинтересовались, значит, у них есть идея.
— Не темни, Толька, объясни человеку, а то он спать не будет, — желая успокоить Конечного, сказал Есин. — Педали, Сережа, педали… Смотри.
Анатолий стал рядом с длинноногим Конечным, и у Сергея вытянулось лицо. Глеб с высоты своего роста посмотрел на Фадеева, хлопнул себя по лбу и закричал:
— Понял, Толя! Неужели моторяга их не укоротил? Как я мог допустить! Ротозей!
При разборе летного происшествия командир эскадрильи подробно разъяснил личному составу причину катастрофы. Федоренко не хватило длины ноги, чтобы полностью дать руль поворота на вывод, самолет продолжал штопорить, летчик увлекся выводом самолета из штопора, упустил контроль за высотой, поздно воспользовался парашютом. А началось все вроде бы с мелочей: молодой инструктор сержант Конечный, (имеющий длину ног на двадцать три сантиметра больше, чем у Федоренко, и летавший ранее на этом самолете), отодвинул педали до отказа вперед, а вернувшись из полета, не проконтролировал, чтобы они были поставлены в исходное положение. Федоренко, в свою очередь, садясь в самолет, не проверил положение педалей…
— Вот так, началось с пустяка, а закончилось гибелью летчика и потерей самолета. Помните всегда товарищи: в авиации мелочей не бывает! — заключил командир эскадрильи.
Глеб отсидел положенный срок на гауптвахте. Представ перед друзьями, хмуро сказал:
— Здорово, орлы.
— Привет, «враг народа», — съязвил Есин.
— Оставь, Сергей, я и так весь исказнился, — отмахнулся Глеб — Как увидел на похоронах жену Федоренко с детьми, они у меня из головы не выходят. Тяжело людям в глаза смотреть.
— Чтобы очистить совесть, надо соблюдать авиационные традиции: в подобных случаях летчики женятся на вдовах, — с напускной серьезностью вздохнул Есин.
Конечный замер, Фадееву показалось, что лицо Глеба, и так длинное, вытянулось еще больше.
— Но она… она старая, — попытался возразить Глеб, растерянно глядя на товарищей.
— Почему же старая?! — возмутился Сергей. — Ей всего лет двадцать пять, не больше, Только начала жить.
— Да это, я не знаю, ребята, — смущаясь, сказал Глеб, потом добавил почти шепотом: — Если так надо — я женюсь…
— Ну друг, наделал ты своими рычагами дел, — произнес укоризненно Есин. — Ладно, иди представляйся начальству по случаю возвращения с «губы».
Хорошая погода позволила раньше срока подготовить выпускной курс и провести тренировку молодых инструкторов. После напряженных трудов «шкрабы» вспомнили о том, что, кроме аэродрома и неба, есть на свете и что-то другое для души. В школу стали чаще приезжать группы артистов с концертами. Заработала самодеятельность, начались культпоходы. Однажды командир отряда капитан Богданов вызвал к себе Фадеева и вручил ему три билета.
Разыскав Есина и Конечного, Фадеев пригласил их в театр.
— Седьмой и третий ряды партера, — ахнул, взглянув в билеты Сергей. — И нам, сержантам, на такие места садиться?! Ты хоть поразмыслил бы на досуге, Толя, какая публика окажется рядом? Не дай бог еще и военные появятся! Нет, туда надо прийти во всем блеске!
Все и так знали, что Сергей аккуратист, своей внешности и форме уделяет много внимания. Фадеев тоже от старшины замечаний не имел, но всегда считал, что его внешние данные гораздо скромнее. А Сергей — русоволосый, широкоплечий, с правильными чертами лица, голубыми глазами, что и говорить красивый парень! И летная форма сидит на нем ладно, всегда отутюжена, девушки заглядываются на него…
За полчаса до начала спектакля летчики — статные, с отличной военной выправкой — появились на площади перед театром. Они сразу привлекли внимание нарядной театральной публики. Заметив это, Глеб бурно оживился и, перебрасываясь с товарищами короткими репликами, стал гоготать по всякому поводу.
— Тише, из-за тебя вместо театра в комендатуру попадем, — одергивал его Есин.
— Больше не буду! — клялся Глеб, но вскоре его смех снова разносился по площади. Такой уж был характер у Конечного.
Влившись в толпу, друзья крутили головами налево и направо, ловко отдавая честь военным, чему их в свое время заботливо обучил начальник строевой и физической подготовки. Они стали козырять с особым удовольствием, когда заметили, что на них посматривают две девушки.
— Толя, Глеб! Слева по курсу — объект, заслуживающий внимания, усилить наблюдение! — тихо сказал товарищам Сергей.
— Есть! — за обоих ответил Глеб и загоготал снова.
— Тише ты, луженая глотка! — прикрикнул на него Сергей. — Продолжайте наблюдение, изучайте объект. Распределение целей для атаки после второго захода.
Проходя вторично по кругу площади, друзья так старательно рассматривали интересующий их «объект», что смутили девушек. Те сделали попытку отвернуться, но, видно, любопытство взяло верх. Девушкам явно льстило, что к ним проявляют внимание такие бравые парни.
Проходя мимо девушек, Сергей нарочито громко декламировал стихи, Глеб бросал избитые фразы о любви, а Фадеев краснел за них обоих от режущей слух саморекламы. «Неужели именно так надо знакомиться с девушками?» — недоумевал он. То, что он видел, ему не нравилось, других приемов он не знал, поэтому молча следовал за друзьями.
Разворачиваясь для захода в новую «атаку», Есин произнес вполголоса:
— Моя — слева, черненькая, пониже ростом, а твоя, Бесконечный, та, что повыше. Толя, тебе быть на прикрытии, на случай внезапной атаки других ухажеров.
Фадеев не стал возражать, он даже обрадовался: знал, что проиграет, если начнет соревноваться с друзьями на этом поприще. Обоих он считал остроумнее себя, начитаннее, смелее в обращении. Сергей вон пишет стихи, красавец парень. Глеб — острослов, играет на гитаре, поет, высок ростом, строен, волосы какие красивые, вьющиеся. Чуть, правда, сутуловат, но в этом самолет виноват, при таком росте трудно вместиться в кабину. Так что для прикрытия друзей Анатолий подходил лучше всех, и распределение ролей прошло совершенно справедливо, решил для себя Фадеев.
Сергей ускорил шаг. Глеб, размахивая своими руками-оглоблями, двинулся за ним. Анатолий оглянулся — опасность друзьям не угрожала, и со спокойной совестью прошел мимо, наблюдая боковым зрением за «объектом» атаки и «атакующими».
Здание театра привлекло внимание сержанта необычной формой. Фадеев осмотрел его спереди и с боков — копия трактора! Сделав это открытие, Анатолий улыбнулся, повеселел и, продолжая выполнение возложенной на него задачи, держал в поле зрения «объект» и подступы к нему.
Анатолий то и дело поглядывал на часы — не пора ли? Надо бы хоть посмотреть, как выглядит театр внутри, да и места свои найти.
Заметив приближение «прикрывающего», Сергей сделал несколько шагов ему навстречу и сказал:
— Давай билеты.
Анатолий молча передал ему синие лепестки билетов, подумав про себя: «Ну и друг, с девушками даже приличия ради не познакомил».
Есин взглянул на билеты, два оставил себе, а третий вернул Фадееву. Анатолий направился было ко входу в театр, но услышал голос Глеба:
— Толя, постой! — Быстро подойдя к товарищу, Глеб взял его за руку и подвел к девушкам: — Знакомьтесь, это наш третий мушкетер, Атос Фадеев!
— Анатолий, — смущаясь, тихо поправил Фадеев.
— Вика, — пожав руку Анатолия, представилась кареглазая стройная смуглянка. Она посмотрела на Фадеева лукавым взглядом и улыбнулась.
— Шура Тропинина, — произнесла высокая красивая девушка со значком «Ворошиловский стрелок» на кофточке. Она, кажется, немного стеснялась своего высокого роста, то и дело старалась вобрать голову в плечи, сутулилась.
После очередной остроты Глеба, продолжавшего что-то рассказывать, девчата засмеялись. Анатолию показалось, что он здесь снова лишний.
— Очень приятно было познакомиться, — сказал он и удалился. С волнением входил Фадеев в театр. Сергей, оставив девушек на попечение Глеба, сопровождал друга. Он держался слегка сзади, шел уверенной походкой завзятого театрала и снисходительно подбадривал Анатолия:
— Не дрожи, ты же летчик-инструктор!
«Какой еще я инструктор? — думал про себя Фадеев, оглядываясь по сторонам. — Пока только на харчах инструкторских сижу. Будущее покажет, какие из нас получатся инструкторы…»
Друзья сдали в гардероб пилотки и направились в фойе. В толпе среди медленно прохаживающихся зрителей то и дело встречались люди в военной форме. Анатолий успел козырнуть несколько раз, когда Сергей остановил его:
— Пилотка-то в гардеробе, нечего к пустой голове руку прикладывать!
Фадеев покраснел, смутившись еще больше.
— Будь здоров, Толя, я пошел к девушкам, — немного рисуясь, сказал Есин, подведя Фадеева ко входу в партер.
— Иди, — ответил Анатолий.
Раздался звонок. Фадеев пошел искать свое место. Третий ряд, тринадцатое место — чертова дюжина…
Рассматривая зрительный зал, Анатолий увидел пробирающуюся между креслами девушку, встретился с ней взглядом и застыл в напряженной позе так дивно хороши были ее глаза, приветливые, радостные, доброжелательные! Девушка вежливо улыбнулась Фадееву и мягко произнесла: «Здравствуйте», — и села в свободное рядом с ним кресло.
— Здравствуйте! — от неожиданности громко ответил Фадеев, на что удивленно подняла брови следовавшая за девушкой русоволосая стройная женщина. Их сопровождал высокий, подтянутый, лет сорока пяти полковник с лихо закрученными усами. Фадеев растерялся окончательно, вскочил с кресла, вытянулся в струнку и еще громче произнес:
— Здравствуйте, товарищ полковник!
— Здравствуйте, товарищ сержант, — ответил военный, взглянув удивленно на Фадеева, очевидно, вспоминая, где он мог видеть человека, с которым поздоровалась его дочь. Не успел Анатолий прийти в себя, как вместо очаровательной девушки рядом с ним оказалась ее мать. На него пахнуло ароматом духов.
До этого момента Анатолий знал, пожалуй, лишь запахи степных и горных трав, знакомые ему по тем местам, где он жил прежде. Из парфюмерии только недавно стал пользоваться «Тройным» одеколоном — до этого стеснялся, да и денег не было. Увидев как-то, что у каждого инструктора в тумбочке стоит флакон с зеленоватой жидкостью, он купил себе такой же, но применял одеколон редко, потому что брился в месяц раз, да и то по настоянию Сергея.
Свет в зале погас. Поднялся занавес. Анатолий устремил взгляд на сцену, заранее ожидая чего-то необыкновенного, волшебного. Началось действие, и Фадеев сразу перенесся в тот мир, который рисовался его воображению при чтении романа. Разыгравшаяся на сцене драма так увлекла Анатолия, что он на какое-то время даже забыл, где находится. Затем краем глаза взглянул на свою соседку, красивую даму, и отодвинулся, боясь неосторожным движением задеть ее. Особенно внимательно следил за ногами: не дай бог сапогом коснуться ее туфель.
В таком напряженном состоянии он смотрел первый в своей жизни спектакль.
— Молодой человек, вы летчик? — обратился к нему в антракте полковник, приветливо вглядываясь в Анатолия.
— Так точно, летчик-инструктор, сержант Фадеев. Из Батайска!
— Такой молодой и уже инструктор?! Молодец! Приятно познакомиться. Моя фамилия Фролов, — улыбнулся полковник и, кивнув Фадееву, направился со своей семьей в фойе.
Анатолий медленно пошел к товарищам. Разговаривая с ребятами, снова увидел своих соседей, прогуливающихся в фойе. Ему очень захотелось еще раз поймать взгляд девушки. Вытянув шею, он смотрел на нее с напряженным вниманием. Девушка, словно почувствовав что-то, обернулась и мягко, по-доброму посмотрела на Анатолия. Он услышал, как гулко-гулко застучало его сердце…
Начался второй акт. Стремительно разворачивалось действие пьесы и все сильнее захватывало зрителей. Неожиданно к полковнику, пригнув голову, чтобы никому не мешать, пробрался капитан и что-то зашептал ему на ухо. Полковник тихо сказал несколько слов, и капитан вышел.
Едва в зале зажегся свет, полковник обратился к Фадееву:
— Товарищ сержант, оставляем нашу дочь Нину на ваше попечение. Если мы с Надеждой Петровной не вернемся к концу антракта, не волнуйтесь, мы придем немного позже.
— Есть, товарищ полковник! — отчеканил Анатолий, вытянувшись, как в строю, и покраснел. Полковник понимающе улыбнулся, его дама сделала едва уловимую гримасу.
Анатолий и Нина остались одни.
— Как приятно, что я познакомилась с вами, — сказала девушка. — Мне давно хотелось узнать побольше об авиации, о летчиках, но в кругу наших друзей только один летчик — полковник Кутасин.
Это имя было хорошо известно Анатолию. Прекрасный летчик и очень строгий командир, Александр Иванович Кутасин был начальником Батайской летной школы. Встреча с ним, как правило, заканчивалась замечанием, поэтому командиры и курсанты старались лишний раз не показываться полковнику на глаза.
— Простите, как прикажете вас называть? — спохватилась, прервав молчание Анатолия, Нина.
— Меня зовут Анатолий, — ответил Фадеев.
— Толя, — мягко сказала Нина, улыбнулась и продолжала разговор: — Как здорово, что вы уже инструктор! Вы учите курсантов, значит, вы настоящий летчик?
Анатолий смотрел на Нину и мучительно размышлял: сказать правду разочаруешь, соврать — сразу заметит, не будет так уважительно разговаривать… Да и не умеет он врать, сколько раз страдал из-за этого!
— До настоящего летчика мне еще далеко, — наконец сказал Фадеев.
Уловив состояние своего собеседника, Нина изменила тему разговора и спросила:
— Как вам нравится спектакль?
— «Анну Каренину» смотрю впервые, — признался Анатолий.
— Да, действительно, — сказала Нина, — есть ли у вас время по театрам ходить? Вы все летаете да летаете…
Прозвенел звонок.
— Пойдемте сядем пораньше, чтобы не беспокоить соседей, — предложил Анатолий. Нина согласно кивнула и молча пошла рядом с ним.
— Надеюсь, вы не скучали без нас? — обращаясь к Фадееву, спросил полковник.
Анатолий покраснел, снова смутился.
— Толя очень интересно рассказывал об авиации, — ответила Нина отцу.
Ее слова окончательно сконфузили Фадеева. В это время Вика, которая вместе с Сергеем и Глебом шла по фойе, поздоровалась с Ниной и ее родителями, потом представила своих спутников. Оказывается, девушки были знакомы между собой.
Третий звонок прервал беседу. Все направились в зал.
Опустившись в кресло, к своему удивлению, Анатолий вместо Надежды Петровны увидел рядом Нину и очень обрадовался этому. Понимая состояние стеснительного соседа, Нина говорила сама, смеялась, втягивая его в разговор. Но на ее вопросы Анатолий молча кивал головой или отвечал односложно. А про себя думал: «Это самая милая девушка на свете!»
После окончания спектакля Вика вместе с Шурой и летчиками снова появилась около Фроловых.
— Ну что ж, — сказал полковник, — надо, наверное, закрепить наше знакомство. Посему приглашаю всех к себе в гости. А вот когда? — Полковник ненадолго задумался, потом сказал: — Об этом я вам сообщу в ближайшее время.
Прошло не более недели после посещения театра, как Есина и Фадеева вызвали к начальнику школы.
Забыв о приглашении отца Нины, Анатолий с Сергеем перебирали в памяти театральный вечер, гадали, что же могли они натворить. По дороге Сергей «клевал» Фадеева:
— Это все из-за тебя! Не обиделась ли на тебя дочка полковника? О чем ты разговаривал с ней?
Анатолий уставился на друга, перебирая в памяти встречу с Ниной.
— Знаю, знаю, ничего путного ты сказать не мог, может, рукам волю дал? — не отставал от него Сергей.
Развязный тон красавчика возмутил Анатолия, он схватил друга за руку так, что Есин взвыл от боли и попросил пощады.
— Если еще раз будешь говорить неуважительно об этой девушке — я тебя покалечу! — в сердцах сказал Анатолий.
— Молчу, молчу! — покаянным голосом произнес Сергей, растирая руку.
Вскоре они стояли навытяжку перед начальником школы.
— Что вы натворили в Ростове? Почему вас вызывает начальник артиллерийского училища полковник Фролов? — спросил Кутасин.
— Товарищ полковник, мы не виноваты, мы познакомились в театре, скороговоркой ответил Сергей. — Фадеев с его дочерью сидел рядом, они разговаривали в антракте, и больше ничего…
— Ну ладно, не оправдывайтесь. Он звонил мне. Назавтра в гости приглашает.
— За что?! — вырвалось у Анатолия.
— «За что» — наказывают. А когда приглашают — видимо, хотят поближе познакомиться с молодыми летчиками нашей школы. Со старыми они уже давно знакомы, — улыбнулся Кутасин. — Итак, завтра суббота, отпускаю вас на два дня. В понедельник утром быть на службе.
Анатолий сразу подумал о том, где же они будут ночевать, но как задашь этот вопрос начальнику школы? И вообще, раз отпускают, задерживаться нечего!
Друзья, сияя улыбками, вышли из штаба школы.
— Ох, я и дрожал, Толька! — признался Есин.
— Я тоже, — сдержанно ответил Фадеев.
— Толя, а зачем ты туда поедешь? — вдруг вкрадчиво спросил Сергей.
— Полковник пригласил, начальник школы приказал, поэтому и поеду, ответил Фадеев.
— Ка-акой ты исполнительный! Скажи честно, околдовала тебя Нина?
Фадеев мгновенно застыл на месте. Откуда он знает об этом? А Сергей продолжал дразнить приятеля:
— Ох, Толька, какие у нее глаза! Когда мы знакомились, я взглянул и чуть в обморок не упал! Потом смотрел на нее и завидовал тебе…
На эту тему Анатолий не собирался откровенничать даже с другом. Он был убежден: то, о чем парень говорит с девушкой, другим знать необязательно. А потому и не стал продолжать разговора о Нине.
— Давай лучше подумаем, как и Глеба вытащить в Ростов, — сказал он Сергею.
3
В субботу трое юных пилотяг прибыли в Ростов-на-Дону по указанному им адресу на две минуты раньше назначенного времени. Сергей по дороге внушал друзьям, что по этикету надо приходить вовремя. Анатолий не знал этикетов, но понимал, что, если пригласили, заставлять себя ждать неудобно.
— О, здравствуйте! Вы очень аккуратны, молодые люди, это похвально, встретила их приветливой улыбкой Надежда Петровна и, протянув каждому руку, сказала: — Нина сейчас придет, она на минутку поднялась к подруге, которая живет этажом выше.
— О, здравствуйте, здравствуйте, проходите, — пригласил друзей отец Нины.
А вскоре вместе с Ниной в квартиру вошли Вика и Шура. Некоторое время молодые люди держались скованно, но постепенно освоились, почувствовали себя свободнее. Сергей, как обычно, первым завел разговор и начал рассказывать, как часто за последнее время они поднимались в воздух, как летали и какие опытные командиры учат их инструкторским навыкам.
Нина с большим интересом уточняла, что такое штопор, вираж. Ее интересовало все. Иногда она обращалась с вопросами к Фадееву. Но Анатолий не успевал рта раскрыть, как Сергей опережал его и бросал точную фразу, отвечая на вопросы Нины. Глеб, проинструктированный накануне Есиным, воздерживался от привычного проявления своих эмоций. Он молча улыбался или кивал головой, Но Анатолий видел, чего стоила ему такая сдержанность. Изредка подключались к разговору подруги Нины.
Затем компания разделилась на отдельные группы. Надежда Петровна села за пианино, иногда к ней присоединялась Нина, и они в четыре руки исполняли такие чудесные мелодии, которых Фадеев никогда ранее не слышал и названий их не знал.
В какой-то момент полковник оказался рядом с Фадеевым и вдруг пытливо спросил:
— А как вы, молодой человек, относитесь к книгам?
— Очень люблю читать! — восторженно ответил Фадеев.
— Тогда пройдемте в мой кабинет, — пригласил хозяин.
Анатолий был изумлен. Он впервые видел, что у кого-то дома могло быть так много книг.
— Товарищ полковник, как вам удалось собрать столько? — спросил он. Это же целая библиотека!
— Могу открыть тайну, Анатолий Михайлович, — так, кажется, вас величают по батюшке?
— Так, товарищ полковник! Но я не привык, чтобы меня называли по отчеству.
— А я давно привык к этому. Надеюсь, вы догадываетесь, что я был офицером еще в царской армии. Итак, раскрою вам тайну, — сказал, улыбнувшись, полковник. — После женитьбы на Надежде Петровне я получил в приданое около тысячи книг, остальные собрал сам. У меня правило: раз в неделю заходить в книжные магазины и приобретать что-то новое.
Полковник и сержант расположились в креслах. Анатолий заинтересовался ранее не виданными изданиями, задавал вопросы по военной истории, спрашивал об особенностях применения артиллерии в бою. Вопросы его были во многом наивны, но полковник отвечал на них уважительно, обстоятельно.
Беседу прервала заглянувшая в кабинет Нина:
— Папа, почему вы здесь уединились? Нам скучно! Мама велела наших летчиков чаем угостить. Мы с Викой уже стол накрываем!
Вслед за полковником Анатолий вошел в зал. Нина и Вика расставляли посуду. Ими, как дирижер, руководила хозяйка дома. Шура стояла рядом с летчиками, она внимательно слушала Сергея, как всегда много говорившего, и изредка тепло посматривала на Глеба.
За столом завязалась непринужденная беседа. Отец Нины расспрашивал летчиков, они отвечали, разговор коснулся и самого больного для парней вопроса: почему они сержанты?
— Кто же вы по положению? — обратился Дмитрий Федорович к Сергею. Средние или младшие командиры?
— Товарищ полковник, трудно сказать, кто мы, — ответил Есин. — Как инструкторы, пользуемся правами средних командиров, спрашивают с нас так же, как со среднего комсостава, форму одежды выдали командирскую, только в петличках вместо кубиков — треугольники, а до лейтенантов нам служить и служить! Мы, честно говоря, не в восторге от своего положения.
— Но это, надо полагать, решение высшего начальства? — спросил полковник.
— Очевидно, — ответил Сергей.
— А в Красной Армии приказ командира — закон для подчиненных, продолжал Дмитрий Федорович.
— Но каково нам? Мечтали быть лейтенантами, а оказались сержантами, Ходит такая поговорка: нас всасывали лейтенантами, сжимали до младших, на выхлопе оказались сержантами.
Что-то я не поняла, о чем вы сейчас сказали? — переспросила мать Нины.
— Надежда Петровна, Сергей сравнивает отношение командования к нам с работой двигателя внутреннего сгорания, где есть четыре цикла: всасывание, сжатие, рабочий ход и выхлоп, — неожиданно для себя четко ответил Анатолий.
— О, боже мой, какая я темная женщина! С вами, летчиками, можно и впросак попасть, — ответила она с лукавой улыбкой.
Нина одобрительно посмотрела на Анатолия, но он не понял этого и снова весь сжался, думая, что сказал не то и не так. Беседа продолжалась, время летело быстро и незаметно подступила пора гостям собираться в путь.
Летчики поблагодарили хозяев за гостеприимство и пригласили подруг к себе в школу, посмотреть, как им живется. Девушки проводили их до выхода, и три «мушкетера» направились домой, даже не использовав полностью увольнительную.
Как только захлопнулась дверь за бравыми сержантами, в семье начался обмен мнениями.
— Каковы ребята, Наденька? — обратился к жене Дмитрий Федорович.
— Мне очень понравился Сережа. Начитан, находчив, с хорошо поставленной речью, свободен в общении. Он произвел на меня весьма положительное впечатление, — ответила Надежда Петровна.
В это время в квартиру возвратились подружки и подключились к разговору.
— Ой, они же такие славные! — всплеснула руками Вика. — Совсем не похожи на тех, кого я знаю!
— Конечно, славные, — согласилась Надежда Петровна и, со значением взглянув на Нину, продолжала: — Сережа очень выгодно отличается от своих друзей: он общительный, внимательный, не то, что Толя, такой стеснительный бука. Глеб веселее и, видимо, неплохо образован. Да, а где Шура? — спохватилась она.
— Домой пошла, — ответила Нина, — Глеб обещал ее проводить.
— Толя, может быть, и не производит яркого впечатления, — сказал Дмитрий Федорович, — но что-то в нем есть, чем-то он подкупает. Как я понял, он не получил систематического образования, но о прочитанном судит свободно, оригинально, не с чужих слов.
Нина молчала, бросая взгляды то на мать, то на отца, потом подошла к пианино. Надежда Петровна, ничего не сказав, села с ней рядом. Полилась мажорная мелодия, а потом, не сговариваясь, они заиграли авиационный марш. Иногда в такт мелодии Нина подпевала: «Все выше, и выше, и выше…»
Как только женщины закончили играть, Дмитрий Федорович сказал:
— Хороший, боевой марш. А теперь — всем спать! Со стола посуду убирать буду я.
— Что ты, папа, неужели мы, три женщины, позволим, чтобы мужчина занимался домашним хозяйством? — весело возмутилась Нина.
Девушки быстро навели порядок в комнате, вымыли посуду, а потом устроились в уголке дивана и начали планировать, как лучше провести каникулы.
Вика училась на историко-географическом факультете, Нина мечтала стать филологом. Обе они увлекались языками, особенно Нина, в нее это вошло с молоком матери.
Сама Надежда Петровна владела в совершенстве шестью языками и Нину с детства обучала немецкому, английскому и французскому. У Нины была хорошая память, учеба ей давалась легко, а родители часто называли дочь «ходячей энциклопедией». Дмитрий Федорович иногда по-отечески журил ее:
— Ниночка, нельзя столько мусора в голове держать, ты к моим годам так загрузишь память, что она не в состоянии будет хранить даже необходимое.
— Папочка, я понимаю, — отвечала лукаво в таких случаях Нина, — но что поделаешь с моей непутевой головой, если она не забывает даже о том, что десять лет назад ты не купил мне плюшевого зайца?!
4
В это же время друзья-сержанты, представ перед старшим по общежитию, рапортовали о том, что прибыли раньше срока и без замечаний.
Через две недели они снова приехали к Фроловым. Глеб время от времени давал волю красноречию, заражая смехом всех окружающих. Строгая Надежда Петровна и та хохотала от души. Вечер пролетел незаметно, всем было очень хорошо, и летчики с сожалением покинули гостеприимный дом. Лишь одно обстоятельство начало смущать друзей: им было неясно, кто из девушек кому отдает предпочтение. Определенно, пожалуй, держалась одна Шура, она не отходила от Глеба. Было ясно, что и Глеб симпатизирует ей.
Однажды по дороге в школу Сергей не выдержал, остановил товарищей и повел разговор: — Слушай, Толя! Нина и Вика — девушки обе очень хорошие. Мы с тобой друзья, значит, надо уточнить линию поведения. У Глеба, я думаю, все ясно, а вот кто тебе нравится? За кем ты будешь ухаживать?
Анатолий не был готов к такому вопросу и, чтобы выиграть время, спросил:
— Что значит «уточнить линию поведения»? — А про себя лихорадочно думал: как же быть? Ему очень нравилась Нина. О какой «линии» может идти речь? Но как сказать об этом Сергею? Он же друг…
После некоторого раздумья Анатолий ответил:
— Сергей, наверное, это не нам решать.
— Как это не нам? — возмутился Есин. — Ты хочешь, чтобы каждая девчонка мужчиной правила? Не выйдет!
— Тогда иди и спроси Нину и свою Вику! — сказал резко Анатолий.
— То есть, как это «свою»? — ухватился за слово Сергей. — Она такая же моя, как и твоя… Ну и тихоня! Как я раньше не заметил, что ты все время будто сонный ходишь? Значит, ты в Ниночку влюблен, вон оно что! Но я должен тебе сказать, как другу, что ты производишь на Нину удручающее впечатление. Она тебя спросит о чем-нибудь, а ты пять движений губами сделаешь, прежде чем ответишь!
— Как могу, так и отвечаю, — рассердился Фадеев.
— Значит, Нину не уступишь? — уставился Есин на Фадеева.
— Она не моя собственность, — сдержанно ответил Анатолий, — давай прекратим разговор на эту тему. Если хочешь, чтобы я тебе не мешал, езжай один и выбирай себе по душе.
— А ты не поедешь?
— Нет, — сказал, как отрезал, Анатолий.
Так и случилось, что в следующее воскресенье Сергей поехал в Ростов один, имея разрешение на целые сутки. На ночь в школу не вернулся, ночевал в Ростове.
Анатолий бесцельно бродил по городку, ждал товарища, проклинал себя. «Что ты собой представляешь? Почему встал в позу, почему не поехал?! В конце концов, Сергей тысячу раз прав, когда говорил об удручающем впечатлении: говорить не умеешь, краснеешь, а еще на что-то рассчитываешь! Какие у тебя достоинства? Что у тебя есть за душой? Преданность — и все, но достаточно ли этого для такой девушки, как Нина? И дураку ясно, что нет. Понимаешь ли ты что-нибудь в любви? Ничего. Вместо того чтобы характер показывать, шел бы лучше в библиотеку и читал книжки, может, что-нибудь и позаимствуешь у знающих людей».
Закончив очередное самоистязание, Фадеев действительно пошел в библиотеку и начал было читать, но вскоре оставил книгу. Глаза смотрели на текст, а в мыслях было совсем другое.
Сергей явился в школу на другой день, передал привет от девушек, лукаво улыбнулся и весь день изводил Анатолия разными намеками.
Фадеев ходил за Есиным как преданная собачонка. Вволю покуражившись над другом, Сергей признался наконец, сказав, что ночевал в квартире Вики.
— Я это говорю для того, чтобы у тебя разрыва сердца не произошло, добавил он. Потом, помолчав, продолжил:
— А Вика ночевала у Нины. Полдня всей компанией по Ростову бродили. Из-за тебя, остолоп этакий, мне пришлось выслушать массу упреков. Но я им не сказал, почему ты не поехал. Соврал, что ты в наряде.
— Врать-то зачем? — спросил, скрывая радость, Фадеев.
— Как же иначе оправдать твои действия? Нормальный человек не поступит так, как ты поступил…
Выдержав заслуженную вздрючку, Фадеев уединился, чтобы еще раз обдумать последние события. Он вспомнил все встречи с Ниной от первой и до последней, разобрал всё свои слова и поступки. Порой ему становилось жаль себя. Но как быть с Ниной? Где бы он ни был, что бы ни делал — он все время думает о ней. Что же с ним происходит? Если он не поедет еще раз, честно признаться — она может сказать: трус Фадеев. Что же делать?
Сколько бы он ни думал, вывод напрашивался один — надо бороться за свою судьбу. Приняв такое решение, он вначале обрадовался, а потом даже испугался. С чего же конкретно начинать борьбу за Нину? Первым долгом решил избавиться от своих недостатков. Значит, нужно больше читать, учиться говорить умно и интересно, а не отделываться жестами и короткими фразами.
Анатолий зачастил в библиотеку. Если раньше он больше занимался математикой и другими точными науками, то сейчас в его планшете появились романы, повести. Каждую свободную минуту он читал. Иногда, осмотревшись, нет ли кого поблизости, читал вслух, чтобы научиться свободнее излагать свои мысли, правильно произносить слова. Однажды к нему подошел Сергей.
— Слушай, Толька, тебе представляется возможность побывать в Ростове. Будут соревнования по классической борьбе, и тебя включили в школьную команду. Увидишь наших девушек — передай привет!
Соревнования длились три дня. Все свободное от тренировок и выступлений время Анатолий ходил около Нининого дома, вздыхал, переживал, надеялся на случайную встречу на улице, но зайти в дом не смел. На ковре он боролся со страстью и настойчивостью, будто сражался за Нину. Все удивлялись его успехам. Товарищи в перерывах говорили, что он зверски набрасывается на противника, буквально в первые же секунды подавляет его и кладет на лопатки.
— Не знаю, как это у меня получается, но хочу, чтобы наша команда выиграла, — отвечал Фадеев.
— Молодец! Если и дальше так будешь бороться, станешь чемпионом округа, — уверяли его борцы и тренеры.
В заключительный день соревнований Анатолию вручили диплом, и почти тут же к нему подошел молодцеватый, темноглазый лейтенант и представился:
— Я Алексей Высочин, брат Вики. Мы все ждем тебя, пошли!
Не успели они сделать несколько шагов, как невесть откуда выскочили Нина и Вика. Вика бросилась Фадееву на шею и поцеловала в щеку. Анатолий стал как вкопанный, пытаясь отстранить ее, и этим рассмешил Нину.
— Вика, отпусти, иначе он сознание потеряет, смотри, какой у него вид! — засмеялась Нина.
Знала бы она, что миг назад его впервые поцеловала девушка!
Нина крепко пожала руку Анатолия, поздравила с победой и сказала, что очень рада за него.
Фадеев никак не мог оторвать взгляда от ее глаз — такие они были улыбающиеся, добрые, светлые!
— Толя, а я вначале не узнала тебя, — говорила Нина, — в обычной обстановке ты на медвежонка смахиваешь, но на ковре ты барс! Ты как-то дико боролся, говорили болельщики, не так технично, как здорово!
Анатолий смутился. Сам знал, что техники маловато, болельщики правильно подметили.
— Идемте к нам, мама с папой ждут, — пригласила друзей Нина.
Фадеева отпустили на несколько часов, и вскоре вся четверка была уже у Фроловых. Анатолий доложил:
— Товарищ полковник, сержант Фадеев прибыл с соревнований.
— В ранге чемпиона, — добавила Нина. — Поздравь его, папа!
— Поздравляю! — Полковник пожал руку Анатолия.
— А где сегодня Сережа? — спросила Надежда Петровна.
— Сергей летает, Глеб уехал в строевую часть на западную границу, ответил Фадеев. — Я вот боюсь, как бы с этой борьбой не отстать от других инструкторов… Нашим однокашникам повезло, некоторые служат на западной границе, много летают и уже видели немецкие самолеты.
Немного подумав, Анатолий решительно спросил:
— Товарищ полковник, а почему немецкие самолеты летают над нашей территорией?
— О, батенька, вы задаете трудный вопрос! Летчики должны понимать, почему самолеты других государств оказываются в воздушном пространстве нашей Родины. Нужны разведывательные данные о наших войсках.
— Хватит вам о политике говорить, — обратилась к мужчинам Надежда Петровна, — садитесь-ка за стол, нужно накормить нашего чемпиона. Он, конечно, проголодался.
Взглянув на часы, Анатолий сказал с сожалением:
— Извините, пожалуйста, но мне пора уходить.
Четверо молодых людей снова вышли на улицу. До места явки Фадеева было недалеко, минут десять ходьбы. Девушки прошли вперед, а у Фадеева с Высочиным завязался свой разговор. Неожиданно раздались крики. Целая ватага парней пристала к девчатам.
Лейтенант с сержантом бросились на помощь. Высочин сгоряча крикнул хулиганам: «Прекратить! Разойтись!», но тут же ударом в висок был сбит с ног. Анатолия охватила злость. Локтем правой руки он мгновенно ударил в подбородок справа стоящему, влево наотмашь по шее второму, рванул за руку третьего и резким болевым приемом так повернул ее, что негодяй заорал благим матом, его тело обмякло, и рука хулигана повисла. На это потребовалось всего несколько секунд. Трое хулиганов были повержены, двое их спутников успели сбежать.