Степь незнаемая

Степь незнаемая

В конце июня сорок пятого года закончилась переброска по железной дороге из Чехословакии в Монголию соединений 6-й гвардейской танковой армии. 9-й гвардейский механизированный корпус разгрузился на станции Чойболсан. Его 46-я танковая бригада сосредоточилась в 15 километрах северо-восточнее этого города. Войска армии прибыли на Дальний Восток без боевой техники и транспорта. Все это предстояло получить в новом районе дислокации. В частях имелся полный комплект экипажей танков, расчетов орудий и минометов, водителей автомобилей. Штабы всех войсковых формирований были укомплектованы личным составом, автобусами полностью. Это позволило им сразу же включиться в объемную работу по подготовке войск к предстоящим боевым действиям. Требовалось научиться жить в пустынно-степной местности со значительными суточными колебаниями температуры при общей сухости воздуха, двигаться без дорог по азимуту, строго соблюдать водный режим, уберегать бойцов от палящих лучей солнца. Конечно, мы надеялись, что богатый всесторонний европейский опыт позволит нам находить выход из необычной азиатской ситуации. Да и забайкальцы изо всех сил старались нам помочь побыстрее адаптироваться к местным условиям.

Степь монгольская. Ровная, как столешница, до самого горизонта. Недавно прошли обильные дожди. Палящее солнце еще не успело сжечь высокое зеленое разнотравье. Куда ни кинешь взгляд — пасущиеся отары овец. Для нас — «западников» — все было в диковинку: невыносимо жарко днем, довольно прохладно ночью. В первые сутки пребывания на монгольской земле познали прелести резко континентального климата. Плюс к этому отсутствие дорог, ярко выраженных ориентиров.

Я уже рассказывал, что перед началом Яссо-Кишиневской операции в апреле сорок четвертого года население Молдавии поголовно было выселено с прифронтовой стокилометровой полосы в тыл. Совсем по-иному поступило советско-монгольское командование, готовя Хингано-Маньчжурскую наступательную операцию. Районы развертывания войск не были обезлюжены. До выхода в исходные районы для наступления советские и монгольские соединения и части были сосредоточены в основном на севере МНР. Тут же кочевники-животноводы пасли немалое количество всякой травоядной малой и большой живности. Штабные офицеры шутили: «Ни перед одной операцией на западе не было таких плотностей, танков, орудий, коров, овец и лошадей!» Мы — «европейцы» — понимали, что такой «монгольский феномен» стал возможным благодаря ряду факторов. Во-первых, недавняя победа над фашистской Германией резко изменила обстановку в мире. Судьба Японии — последнего союзника Третьего рейха — предрешена. Во-вторых, удаление аратов-скотоводов из районов тучного разнотравья нанесло бы народному хозяйству Монголии немалый урон. Ведь в западных и южных аймаках страны трава почти вся скормлена, а то, что осталось, — выжгло нещадное горячее солнце.

Так мы — танкисты и пастухи — и жили как добрые соседи до начала августа. Каждый добросовестно делал доверенное ему дело.

Для экипажей и офицеров поставили палатки и отдельный «брезентовый домик» оборудовали для портного. Отец и Коля быстро подружились, и я разрешил им обоим жить в «ателье». Федор Федорович за одну неделю обновил обмундирование двух Николаев, и те ходили довольные.

Личный состав тыловых служб размещался в машинах. Как позже выяснилось, несколько человек из этих подразделений спали на земле возле своих автомобилей или под ними. Они-то и оказались жертвой неблагоприятной эпидемиологической обстановки, складывающейся в этот период года в монгольской степи. Прошла неделя такой «бивуачной» жизни, когда грянул «гром средь ясного неба» — в батальоне три человека заболели энцефалитом. Подобные случаи имели место и в других частях корпуса. Мы, «западники», не были своевременно предупреждены о том, что источником заражения является энцефалитный клещ, укус которого в мае — июне опасен, да и не знали, как от него предохраняться. Забайкальцы провели разъяснительные беседы, а меры предосторожности оказались до смешного простыми. Требовалось либо выжечь места для сна в палатках и под машинами, либо пропитать дизельным топливом. Можно было разостлать танковый брезент, края которого обработать соляркой или пропитать землю по его периметру.

Правда выжигать траву в расположении части — это все равно что выпустить джинна из бутылки — можно и имеющуюся технику спалить. В уже развернутых палатках для. обработки «пола» использовали паяльные лампы, но их было в подразделениях очень мало. Для второго, более безопасного, способа требовались тонны горючего, и на эти затраты пошли, не колеблясь, ибо боеспособность войск превыше всего. «Крестили» мы местных медиков вдоль и поперек. Ну что им стоило вовремя нас предупредить? Строгое соблюдение названных предосторожностей исключило последующие заболевания энцефалитом.

Хотелось рассказать еще об одной стороне жизни гвардейцев в степи. «Бригада четырех» — мой ординарец сержант Григорий Жуматий, два Николая и отец организовали «мастерскую» по плетению посуды из травы для офицерской столовой. Годилась она под хлеб, соль и даже под густую кашу. Это было большим подспорьем в условиях, когда воду надо было расходовать очень и очень экономно. А тут поел и «тарелку» — в мусорное ведро, а затем на костер. Заготовили ее с запасом, так что пользовались ею, наступая в пустыне Гоби.

За военными заботами-работами мы не забыли об учебе Николаев. Начштаба Богданов съездил в город Чойбалсан, нашел там русскую школу, в которой обучались дети офицеров и горожан, попросил программу занятий 4 и 5 классов и даже привез несколько дополнительных учебников. Короткие, но достаточно напряженные уроки проходили почти каждый день. Прилежание учеников нас радовало, а пока мы без техники, следовало «форсировать» занятия в школе.

Прошло двое суток нашей «бивуачной» жизни, когда поступило распоряжение с утра 2 июля командирам батальонов и рот, их заместителям, командирам взводов и механикам-водителям танков быть готовыми к получению техники. Для перевозки личного состава бригада выделила подразделениям необходимое количество автотранспорта. Итак, период «ничегонеделания» закончился. Скоро мы станем полнокровной боевой единицей — танковой бригадой дву-батальонного состава.

Чуть забрезжил рассвет — офицеры и экипажи были уже на ногах. Перед большой работой, как перед жарким боем, съели сытный завтрак и в назначенный час тронулись в путь. Командир бригады гвардии подполковник Николай Михно повел колонну по целине на юг, чем нас очень удивил, поскольку мы привыкли получать танки на железнодорожных станциях, а сейчас караван автомашин уходил куда-то в глухую степь, оставив город Чойбалсан справа. Через сорок минут движения колонна грузовиков остановилась. Приказано всем спешиться. Комбриг распорядился автомобилям возвращаться домой. На наших лицах было написано полнейшее недоумение. Николай Михайлович смотрит на нас и улыбается: «Что, гвардейцы, приуныли? Сейчас каждый из вас выберет себе «Эмча». Эти его слова озадачили нас еще больше. Где в голой степи мы найдем долгожданные «Шермана»? После небольшого перекура комбриг позвал с собой командиров батальонов и рот, их заместителей. Остальным танкистам велел оставаться на месте, отдыхать.

Нестройной группой шагаем за гвардии подполковником Михно. Молчим. Прошли не более двухсот метров и остановились на краю глубокой пади, что простиралась с востока на запад. Спустились на ее дно и ахнули. В откосах пади через каждые 5–7 метров в вырытых капонирах под брезентами стояли «Шермана», над которыми сверху были натянуты маскировочные сети. Увиденное поразило. Какой потребовался поистине титанический труд, чтобы перегнать танки со станции разгрузки сюда в степь; отрыть для каждой довольно габаритной машины укрытие; тщательно замаскировать. И это делалось руками бойцов и командиров, находящихся на довольно скудной тыловой норме питания!

Подошел старший лейтенант — начальник караула, охранявшего танки. Поздоровался с командиром бригады как со старым знакомым и с каждым офицером-танкистом. Оказывается, комбриг с группой штабников был здесь накануне, осмотрел «американцев». Как выяснилось, уже оформлены необходимые документы на их получение: «Дождались «Шермана» своих хозяев! — произнес весело старший лейтенант. — И мы порученную почти трехмесячную вахту, видно, скоро завершим!» — заключил он.

Николай Михайлович обратился ко мне: «Отсчитывай положенное тебе количество «Эмча» начиная с любой стороны пади! А дальше машины комбата два Щербаня!» Быстро застолбили двадцать один «Шерман». Я подошел к выбранному для себя танку, похлопал его по броне: «Здравствуй, «Эмча»! Вот мы и встретились вновь».

Командиры рот гвардии старшие лейтенанты Григорий Данильченко и Дмитрий Ниякий, не теряя драгоценного времени, почти бегом направились к своим подчиненным. Вскоре многоголосый гул, лязг открываемых люков заполнили падь. Экипажи «обживали» назначенные им машины. Я распорядился провести полную регламентную проверку «Шерманов». Особенно меня беспокоило состояние аккумуляторных батарей. Не разрядились ли они? Ведь «Эмча» находятся в Монголии три, а может, и больше месяцев. А когда они вышли из цехов американских заводов? Неизвестно. Мне представлялось, что «ахиллесова пята» долго находящихся без движения танков — аккумуляторы.

Через полчаса пошли утешительные доклады: «Основные баки и дополнительные бачки заправлены полностью. Боеприпасы — в норме!», а чуть позже: «Аккумуляторы — в полном порядке!» Приближался момент запуска двигателей. Мои уши не слышали их рокота с 19 апреля сорок пятого, того дня, когда я был тяжело ранен… Вздрогнула земля от заведенных моторов. Пугливо юркнули в норки торбаганы, что «солдатиками» стояли на вершинах пологих склонов пади. Воздух посерел от выхлопных газов. Мы в одночасье стали «стопроцентными танкистами». Силой!

За годы войны это пятое пополнение батальона новой техникой, но в этот раз нам не пришлось расконсервировать не только вооружение, но и сам корпус «Шермана». Кто-то за нас сделал эту исключительно трудоемкую работу. Спасибо им!