7. Разгром армии Жлобы

7. Разгром армии Жлобы

Красные войска под командой Жлобы в это время вели наступление на Мелитополь, тесня наш Донской корпус. У них было до 12 ООО всадников и 7500 человек пехоты. С нашей стороны были сосредоточены: на правом фланге — две Донских дивизии, в центре — Корни-ловская дивизия, левее ее — Дроздовская, а еще левее — Тринадцатая пехотная дивизия, которой были приданы три бронепоезда, всего около 11 000 человек. Белые войска были расположены полукругом, в центре которого находились войска Жлобы. Вторая конная дивизия ген. Морозова, в которой я был вахмистром первого эскадрона Девятого Бугского уланского дивизиона, заняв местечко Вальдгейм на рассвете 20 июня, замкнула круг с севера.

Наш дивизион был отведен в балку, где нам объявили, что мы будем резервом и прикрытием штаба дивизии, расположенного на кургане к востоку от нас. Дивизия ушла на юг, откуда была слышна орудийная стрельба. Все офицеры дивизиона были вызваны в штаб. Остался только Олег Доброгорский, с которым мы подружились в боях и походах 1919 года. Около полудня дозорные донесли, что с юга к нам приближается в туче пыли кавалерия. В бинокли мы видели, как по открытой равнине прямо на нас движется быстрым аллюром несколько тысяч всадников; видны были также артиллерийские упряжки и пулеметные тачанки. Нужно было быстро что-то предпринимать, чтобы эта несущаяся лавина не растоптала наш дивизион в 160 всадников и не захватила штаб дивизии. Учитывая, что красные сильно потрепаны наступающими добровольческими частями и в панике бегут на север, я предложил Доброгорскому подождать, пока их кавалерия подойдет к нам совсем близко, и атаковать ее. У нас уже не было времени уйти вправо или влево. Надо сказать, что поручик Доброгорский, проявлявший иногда большую храбрость, ровностью характера не отличался. Он заявил, что плохо себя чувствует и просит меня принять командование.

Было мне тогда 18 лет. Я принимал участие в войне со второго кубанского похода и приобрел достаточный опыт. Не медля ни минуты, я скомандовал: «Дивизион, слушай мою команду, по коням садись!» Выстроив дивизион развернутым фронтом, я приказал пулеметчикам занять позицию — два пулемета на правый фланг, два на левый, и приказал стрелять только по моему знаку. Находясь в балке, мы не были видны красным. Все наше внимание было сосредоточено на них. Нервы были сильно напряжены. Только внезапный, неожиданный натиск мог смутить противника, силы которого в десятки раз превосходили наши 160 шашек. Гул конницы усиливался, и уже простым глазом виден был командир, скакавший на серой лошади. К нему жалось несколько всадников. Позади развернутым фронтом несся полк конницы. Дальше мчалась масса всадников, потерявших строй, а за ними артиллерия и пулеметы на тачанках. Когда красные приблизились на расстояние 200–300 шагов, я дал знак пулеметчикам, и они открыли огонь. Лошади и всадники противника стали валиться на землю. Среди большевиков возникло сильное замешательство. Они бросились в правую сторону, открывая нам свой левый фланг. Время было для атаки. Не знаю, слышна ли была моя команда в общем гуле тысяч конских копыт и пулеметных выстрелов, но я крикнул изо всех сил: «Шашки вон, пики к бою, в атаку марш, марш!» и выскочил из балки. Дружно, с места в карьер, дивизион бросился за мной. Врезавшись в обезумевшую жлобинскую кавалерию, мы рубили шашками и кололи пиками тех, кто пытался сопротивляться, минуя тех, кто соскакивал с лошадей и бросал оружие. Врезаясь в гущу неприятельской кавалерии, мы вносили смятение и панику не только в близкие к нам ряды, но и в остальную конницу. Скоро она рассеялась по обширной равнине. Многие хлестали лошадей, стараясь ускакать от нас подальше, остальные бросали оружие и сдавались в плен. На поле боя были брошены артиллерийские орудия и тачанки с пулеметами. Наша атака оказалась удачной потому что мы напали неожиданно и потому, что атаки с пиками наперевес всегда наводили панику на красных. Преследовать неприятеля не имело смысла, и я собрал дивизион. Выяснилось, что у нас ранен только один всадник. Раненых красных в поле перевязывал наш фельдшер Яченя со своим помощником. Я выделил из дивизиона нескольких всадников для охраны многочисленных пленных и для сбора брошенных лошадей. Когда всё успокоилось, я передал командование поручику Доброгорскому. Потом мы узнали, что из штаба дивизии наблюдали нашу атаку. Скоро оттуда вернулись наши офицеры. Командир дивизиона полковник Дриневич стал благодарить поручика Доброгорского за удачную атаку. Поручик ответил: «Господин полковник, дивизионом командовал и повел его в атаку вольноопределяющийся Павел Жадан».

Примерно месяц спустя, на одной из наших непродолжительных стоянок на отдыхе, нашему дивизиону приказано было выстроится в пешем строю. Пришел командир полка и вызвал меня перед строем. Прочтя выдержку из приказа по 1-му Армейскому корпусу за № 505 от 1920 года, командир полка украсил мне грудь Георгиевским крестом[1].