Илья Олейников
Илья Олейников
Мы дружили с Илюшей. Дружим и нынче – с его чудесной Ирочкой и их сыном Деней. Денька рос на глазах с каждым моим, увы, нечастым приездом в Питер. Я всегда был встречен, увезён к ним в дом, накормлен, спать уложен.
Ира любила рассказывать, как ловко Илья устроился. Дело в том, что Олейникова – это именно её фамилия. Выйдя замуж, она стала Ириной Клявер, а Илья из соображений сценической политкорректности взял себе фамилию Олейников. В результате все в семье Кляверы: и она, и Денис, а Илья, один, Олейников. Хотя по паспорту он, конечно, тоже Клявер.
Ирина и Илья, молодые, красивые (из фотоальбома их сына Дениса)
Помню свой первый восторг от олейниковского артистизма. Мы с Олей (это моя любимая женщина и жена) в начале девяностых пригласили после концерта в гости Илью с его ребятами Колей Дуксиным и Витей Агафонниковым, Сеню Альтова, «кроликов» Моисеенко и Данильца с их наставником Женей Перебиносом. Мы что-то пили, чем-то закусывали, хохотали над анекдотами, Коля-Дуся, который буквально лучится добротой и талантом, прекрасно пел под гитару.
Когда «пришло время», Илья сыграл моноспектакль про то, как пьяного главу семьи не впускают в дом. Второй персонаж в этой сценке – дверь. А за дверью – жена, тёща, внучка и жучка, поэтому, умоляя открыть дверь, пьяница опускается всё ниже: в полный рост, стоя на коленях, лёжа.
В короткометражном фильме «В. Давыдов и Голиаф» эту роль сыграл прекрасный актёр Алексей Петренко, и было это не смешно, а скорее трагично.
У нас же в квартире мы сползали с кресел от хохота. Изрядно выпивший Олейников сроднился с персонажем и не стеснялся в выражениях. Какой пьяница в подобной ситуации обойдётся без мата?
(В скобках вспомню «Одесский пароход» Жванецкого: «В чём дело, здьявствуйте? Вы хотите войти, здьявствуйте? Вы хотите ехать, здьявствуйте?.. Во-пейвых, спокойно мне, всем стоять! И, во-втоих, а ну-ка мне отдать концы, спокойно всем!.. – Почему именно вам?.. – Я ваш ёдной капитан!..»
Рассказ в исполнении самого автора с его непередаваемыми интонациями и экспрессивностью «взрывал» любые залы. А в диссидентских кругах по рукам ходила кассета – Жванецкий читал свой «пароход» с использованием ненормативной лексики, судя по звуку – в какой-то дружеской квартире. Доносился безудержный хохот компании.)
Точно так же отличалось политкорректное исполнение монолога пьяницы Алексеем Петренко от нецензурного – Ильи Олейникова.
Роль двери сыграла большая изразцовая печь. Илья стучал в печь, умолял её, угрожал ей – печь не сдавалась и была истинной крепостью для дрожавших за нею от страха жены, тёщи, внучки и жучки. Именно матерные эмоции, которые были не позволительны Петренко, добавляли красок олейниковскому актёрскому обаянию.
Печь и без того была украшением нашей квартиры. Но после той ночи она и вовсе стала раритетом. Мы с женой много лет потом ассоциировали эту печь исключительно с Ильёй.
* * *
Ильи многим не хватает.
Он был настоящим. Не рисовался, не приспосабливался, не хвастался. О том, что они с Хазановым сокурсники по эстрадно-цирковому училищу, я, например, узнал от самого Хазанова.
Зато Илья весело гордился своим армейским званием: после службы в Советской Армии в его военном билете значится: «ефрейторконфенрансье» (с ошибкой и слитно).
Илья Олейников и Левон Оганезов на «Юрмалине-2003»
Короля делает свита. Вот как Евдокимову на гастролях сопутствовали хамоватые нетрезвенники, так Олейникова всегда окружали люди, крайне симпатичные и душевные. Такие, как он сам. Сначала Рома Казаков, потом Коля Дуксин, Витя Агафонников, а уж потом и Юра Стоянов.
Выпивали, конечно, и они, но сцена брала своё – даже когда номера были слабоваты.
Помню, взял я коллектив Олейникова на гастроли «MORE SMEHA» в Белоруссию. После первого же концерта в Бобруйске я переставил их выступление с финала (обычное место звёзд) на начало. Илья подошёл ко мне: «Что, Маркуша, лажа?» – и всё, с пониманием работал дальше.
А вот, говорят, Игоря Талькова убили именно из-за того, что они не поделили с Азизой место в концертной программе. Я был за кулисами на том трагичном концерте, разговаривал с Игорем, предлагал ему свои стихи, он экспрессивно ответил: «Да у меня своих ещё столько – не успеваю в песни обратить!» Это было минут за двадцать до его гибели.
* * *
Другой пример того, что такое быть звездой. Уточню, любимой звездой.
Едем мы с Олейниковыми к ним домой, за полночь, после банкета. За рулём Ира, она опытный и дисциплинированный водитель, Илья же машину вообще не водил. Останавливает нас дорожная полиция, Илья высовывается в окно и по-генеральски докладывает: ребята, всё в порядке, мы контролируем ситуацию – полицейские улыбаются, и мы едем дальше.
Жили они тогда в Яковлевском переулке – дорога раздолбанная, чтобы не угробить машину, каждую колдобину нужно было объезжать.
А мэром Санкт-Петербурга был тогда как раз Владимир Яковлев.
На следующий день у Олейникова было интервью на радио, в котором Илья пожаловался на питерские дороги, упомянул свою и добавил: вот если бы он был мэром, то улица, носящая его имя, была бы просто идеальной. Мол, «имя крепи делами своими».
На следующий же день Яковлевский переулок был заасфальтирован.
* * *
Было время – все мы пили. Не миновал его и Илюша.
Однажды были мы с ним на гастролях в Кирове.
Вятчане оказались очень гостеприимными хозяевами. Наутро после концерта отвезли нас в слободу Дымково, откуда родом уникальные дымковские игрушки.
Из всей нашей группы поехали трое: мы с Ильёй и мой добрый киевский приятель писатель-сатирик Саша Володарский. Остальные рано вставать отказались.
Аналога дымковской игрушки в мире нет. Яркие, нарядные, причудливо расписанные глиняные фигурки – няньки с детьми, барыни, мужички, водоноски, животные, птицы – этому старинному промыслу Руси более четырёхсот лет.
Нас завели в избу, опытная мастерица загодя расставила свои творения на застеленных рушниками столе, подоконниках, скамье – и нас буквально поглотило невероятное сияние, наполнило мягкой радостью жизни.
Жаль, нас никто не сфотографировал в те минуты – статуи с раскрытыми от восхищения ртами. Несколько минут мы вообще не могли произносить слова, только сопели и шевелили губами.
Закончилось всё это плачевно. Мы с Сашей с чувствами не совладали и весь свой концертный гонорар оставили в той избе. Наши с Сашей жилища и сегодня украшают воспоминания о дымковском волшебстве.
Бережливый Олейников не купил ни единой игрушки.
В жюри «MORE SMEHA» Ян Арлазоров, Илья Олейников, Семен Лившин, Виктор Шендерович и Александр Володарский
* * *
Вятчане оказались людьми ещё и очень хлебосольными. После заключительного концерта нас повезли в чайную избу, где мы изрядно напились. Были самовар, пряники-баранки, водка и замечательный, но, увы, крайне возрастной женский хор народной песни. А-ля «бурановские бабушки» в народных одеяниях пели и пели. А мы пили и пили.
Признаюсь, я «сломался» первым и, под белы рученьки, был препровождён в гостиницу. С Ильёй же совладать не удалось – он был большой и высокий, поэтому заснул, где сидел, уронив добру голову на стол.
Илюша был блестящим и остроумным рассказчиком. Утром, еле ворочая языком, он дополнил картину вятского гостеприимства:
«Пробуждаюсь я, поднимаю голову, а напротив сидит бабушка в кокошнике, глядит на меня немигающим взглядом и сообщает: „Я тебя люблю”.
И так трогательно, что если бы дело происходило не за столом и не в одежде, я бы мог заподозрить, что она уже начинает ждать от меня ребёнка».
Я видел эту немолодую нимфоманку у вагона, в составе рыдавших в честь нашего отъезда хористок. Она плакала и обещала Илье непременно приехать к нему в Москву. Я стоял рядом и слышал, как она причитала: «Бедненький, ты же не сможешь без меня жить, забыть меня!»
Илья, как мог серьёзно, пообещал: «Я не забуду!»
* * *
В поезде, куда нас с горем пополам запихнули, мы принялись приходить в себя. Помог нам в этом наш попутчик Санёк. Он сам так представился. Первой его фразой была: «Пацаны, пить будете?» На наш коллективный кивок он продолжил гениально: «Тогда давайте деньги, Я ЗНАЮ, ГДЕ В ЭТОМ ПОЕЗДЕ САМАЯ ДЕШЁВАЯ ВОДКА». Подобное ЗНАНИЕ было бы естественным в незнакомом городе, но знать, где самая дешёвая водка в поезде!
Оказалось, ехал Санёк из города Лена уже трое суток. Открытый, простодушный, Санёк через день общения с соседями по купе сообразил, что этак до Москвы доедет без денег. Вот ни за что не угадаете, как он решил выйти из ситуации.
Ах, как хочется вернуться в «Городок»!
Санёк пошёл к проводнице и сдал ей свой пухлый кошелёк, сопроводив этот благоразумный поступок таким текстом: «Я тебя просить буду, умолять, я тебя бить буду, но до Москвы его мне не возвращай!»
Проводница была женщина дородная, и все наскоки щуплого, компактного Санька завершались его воплями, слезами, а однажды он вообще огрёб по полной программе, вернувшись из очередного вояжа за своими кровными с синяком под глазом.
Обо всём этом нам поведали хохочущие пассажиры, чьи проездные билеты не обещали такой шоу-программы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.