Глава 5. ПОМГОЛ И ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА АЛЕКСАНДРЫ С КВИСЛИНГОМ

Глава 5. ПОМГОЛ И ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА АЛЕКСАНДРЫ С КВИСЛИНГОМ

Заметки Кирстен Сивер

Во время суда над Квислингом в 1945 году бывший руководитель дипломатических миссий в Хельсинки и Москве, министр Андреас Урбю, заявил, что именно он был первым, кто порекомендовал Квислинга как наилучшего кандидата для работы вместе с Нансеном по оказанию помощи на Украине. Он, очевидно, сказал об этом Нансену, когда тот был с визитом в Хельсинки осенью 1921 года[28]. Установлено, что 31 декабря того же года Урбю написал официальное письмо Нансену о том, что ему следует привлечь этого молодого офицера к своей работе в России. По его мнению, это было бы значительно полезнее, чем возврат Квислинга к его канцелярской должности в Генеральном штабе[29]. За две недели до того, как написать это письмо, Урбю уже снабдил Квислинга дипломатическим паспортом (который показывает, что Квислинг вернулся домой в Норвегию 29 декабря). Его письмо, вероятно, должно было помочь Квислингу получить еще один дополнительный отпуск, который был разрешен ему командованием норвежской армии 17 января[30].

Записи Квислинга в записной книжке за 1922 год указывают, что ему еще предстояло закончить много дел до того, как он телеграфировал Нансену, что прибыл в Харьков 13 февраля[31]. Эти же записи свидетельствуют, что он пересек границу между Финляндией и Россией на российском курьерском поезде 2 февраля[32].

Большинство европейских благотворительных организаций должны были действовать под руководством нансеновской частной организации (Нансен не был подотчетен Лиге Наций в этом случае), и сотрудники американской организации ARA держали нансеновскую организацию под наблюдением, явно рассматривая ее как конкурента, судя по телеграммам от 21 и 25 января.

В существующей обстановке, когда помощь уже предоставлена, было не так важно, кто и за что отвечает. Квислинг сообщал в нансеновскую организацию в Женеве, что той весной 5 миллионов человек не получили вообще никаких продуктов питания. Считалось, что около 10 тысяч человек погибало от голода ежедневно. В течение первой недели апреля только на улицах Одессы было собрано 276 трупов, а работники по оказанию помощи в Запорожье рассказывали, что за день от 7 до 10 апреля жители деревень погибали от ужасных условий существования. Каннибализм становился обычным явлением[33].

Документы в Осло и в Калифорнии, как и рассказы Александры, говорят о том, что обязанностью Квислинга на Украине главным образом была доставка посланного Нансеном продовольствия на местные пункты питания, что, конечно, было непростым делом из-за хаоса, царившего в то время.

Рассказ Александры

Когда капитан Квислинг из норвежского Генерального штаба прибыл в мой родной Харьков в феврале 1922 года для управления работой организации Нансена по оказанию помощи голодающим на Украине, город был совершенно другим, чем в недалеком прошлом. Все школы, торговые и частные предприятия, базары были закрыты, общественного транспорта не существовало. У нас не было ни газа, ни электричества, ни воды. Люди брали воду в колодцах. Плохо снабжаемые больницы были переполнены больными с эпидемическими болезнями, люди вокруг находились на грани голодной смерти.

В связи с тем, что вся коммерческая, сельскохозяйственная и промышленная деятельность прекратилась, люди были счастливы получить любую работу, поэтому мама продолжала свою изнурительную и тяжелую работу как сестра милосердия. Я и мои друзья также делали все, что могли, чтобы помочь нашим семьям заработать на ежедневный хлеб. Мы обращались на правительственную биржу труда, которая давала нам хлебные карточки на четвертинку фунта мокрого черного хлеба в день. Иногда мы находили временную работу машинистками в правительственных учреждениях, и за это получали дополнительные карточки на несколько ржавых селедок и прогорклое подсолнечное масло.

К концу 1921 года мы узнали, что проводится особая регистрация лиц, знающих иностранные языки (французский и немецкий), для работы в организациях по координации работы иностранных миссий на Украине, которые оказывают помощь голодающим. Я подала свое заявление вместе с Ниной Кедриной и ее двумя сестрами. Вскоре после этого все мы были приняты на работу в отделение Помгола, находящегося в роскошном особняке, — доме №2 на улице Садово-Куликовской, всего в нескольких кварталах от нашего дома. Это был конфискованный большевиками дом семьи богатого купца Балабанова.

До приезда капитана Квислинга на втором этаже особняка распределяли посылки «Американской администрации помощи» (ARA), а после приезда капитана здесь расположилась его штаб-квартира. Нам был дан строжайший приказ не контактировать с иностранными сотрудниками на втором этаже. Но время от времени кто-нибудь из американцев заходил к нам с документами или просто поздороваться, а иногда мы сталкивались с ними на огромной мраморной лестнице с богато украшенными перилами, освещаемой большим окном с витражом в стиле модерн.

Время шло, я продолжала работать. Вечером после работы я шла домой либо встречалась со своими знакомыми. Жизнь текла так, как будто бы ничего особенного и не произошло. Все были бедные и голодные, независимо от того, кем мы были в прошлом. В этот вечер за мной на коммутатор зашла Нина, чтобы вместе идти домой. Мы всегда ходили вместе, так как боялись ходить по одному, хотя до дома нам было недалеко — около четырех кварталов. В этот вечер мы вышли немного позже, уже начало темнеть. И вдруг нас заметила компания пьяных солдат, они стали пытаться с нами знакомиться. Мы очень испугались, просили, чтобы они оставили нас в покое, но они пошли за нами. В какой-то момент один из них подбежал ко мне, оттянул ворот моего легкого летнего платья и с хохотом бросил мне на спину свою горящую сигарету. Этот хохот, так же как и страх перед военными, остался в моей памяти на всю жизнь. И пока я со страшным криком извивалась и пыталась вытряхнуть сигарету, платье начало тлеть, и я сильно обожглась. Видя это, солдаты убежали, но на мой крик подбежал милиционер и спросил, что это за суматоха. Мы ответили, что шли с работы, нас окружили солдаты, стали приставать и бросили мне горящую папиросу под платье на спину. Он сказал, что неизвестно, кто виноват, возможно, это мы все придумываем, и что вообще уже больше 10 часов вечера, а после 10 ходить по улице запрещено. И на этом основании он нас задерживает до выяснения обстоятельств. Всю дорогу до отделения милиции мы с Ниной советовались, что нам делать. Милиционер шел с винтовкой на плече, у него был свирепый вид. Он привел нас в отделение милиции, которое располагалось в здании бывшей полиции. Здесь были грязные комнаты, закрытые ставни, горела тусклая желтая лампочка. Я предложила милиционеру два рубля, которые чудом были у нас с Ниной, за то, чтобы он отпустил нас домой, и он с радостью согласился. Так эта история закончилась, но впредь я старалась никогда не задерживаться на работе.

В один прекрасный вечер (впрочем, не знаю, прекрасный ли), когда я сидела на коммутаторе, вдруг послышались шаги, открылась дверь, и появился незнакомый человек очень высокого роста. Помню как сейчас, что на нем был великолепный синий костюм, у него были светлые волосы (как потом говорили — «до жалости блондин») и большие ярко-голубые глаза. Я подумала: «Кто это?». Я никогда не видела таких высоких (более 6 футов) широкоплечих людей. Он остановился, посмотрел на меня с удивлением, отвел взгляд и собирался что-то сказать, но тут же посмотрел на меня снова, как будто его взгляд зацепился за что-то. Затем будто бы опомнился и совершенно сухим деловым тоном спросил:

— Вы, барышня, здесь заведуете телефоном?

— Да, я каждый вечер до 9-ти часов заменяю телефонистку. Я могу чем-то вам помочь?

— Да. Скажите мне, пожалуйста, как отправить телеграмму?

Меня удивило, что он очень хорошо и безо всякого акцента говорил по-русски, хотя и довольно машинально.

Отправить телеграмму с помощью коммутатора было невозможно, поэтому я ответила:

— Я даже не знаю, как это сделать. Вероятно, вам лучше воспользоваться почтой.

— Здесь нет почты, а мне необходимо отправить эту телеграмму. Думал, что, может быть, смогу это сделать по телефону.

— Нет, по телефону это сделать невозможно. А вы попробуйте обратиться в посольскую канцелярию.

— Но сейчас там уже никого нет.

— К сожалению, я не смогу вам помочь с телеграммой…

— Простите, пожалуйста, за беспокойство. До свидания.

Он очень вежливо поклонился и ушел. На этом закончилось наше первое знакомство.

Его внешний вид совершенно не соответствовал нашей бедной, голодной, идиотской жизни. В этом холеном блондине чувствовалась уверенность в себе и в том, что он ничего не боится, а я уже давно не встречала таких людей.

На следующий день на работе мы долго обсуждали происшедшее. Я рассказала об этом и, конечно же, приукрасила все, сделав его героем всех морей и фьордов скандинавского мира.

Всем было интересно слушать мой рассказ, они расспрашивали подробности о том, как он был одет, из какого материала и какого цвета был его костюм и какие на нем были пуговицы. Все это было необычно для нас. А потом я и забыла об этой встрече.

Через несколько дней капитан пришел снова. Он открыл дверь, поздоровался и спросил:

— Вы снова здесь?

— Да, я говорила вам, что работаю здесь каждый день.

— Я помню.

— Вам удалось отправить ту телеграмму?

— Это не важно, я все уладил. Я пришел, чтобы попрактиковаться с вами в русском языке.

— Так ведь вокруг все только и говорят по-русски.

— Это правда. Но люди, с которыми я встречаюсь, — это представители советского правительства, и я обязан говорить с ними на своем родном языке через переводчика. Они не верят и не признают, что я говорю по-русски, поэтому у меня нет языковой практики. Могу ли я каждый день заходить к вам? Всего на несколько минут.

— Конечно, я буду очень рада, у меня не очень много работы.

— Отлично. Я каждый день после ужина хожу гулять. Если позволите, я буду заходить за вами после вашего дежурства и провожать вас домой, а по дороге мы будем разговаривать.

— Хорошо, если вы действительно хотите.

Про себя я подумала: «Боже мой, он ужинает каждый день!».

Так каждый день к 9-ти часам капитан стал заходить за мной. Он провожал меня домой. Мы шли по улице и разговаривали, он рассказывал о Норвегии, и мне было интересно, так как мы знали об этой стране только из пьес и книг. Он расспрашивал, как живем мы и чем занимаемся. В те времена представители власти еще не следили за нами, мы спокойно ходили по улицам.

Однажды он спросил:

— Когда у вас выходной?

— В субботу и воскресенье.

— Давайте устроим пикник в парке — возьмем бутерброды и съедим их на свежем воздухе.

Парк находился недалеко от особняка, где он жил, а я работала. Я подумала: «Боже мой, какую же еду я смогу взять?». И ответила:

— Я не смогу принести бутерброды, потому что дома нет никакой еды.

— Ну что ж, — сказал он. — Тогда просто погуляем.

Конечно, возможно, ему было неловко предлагать.

В следующее воскресение я принарядилась, сделала красивую прическу, постаралась выглядеть лучше, чем каждый день на работе. Маме я сказала, что иду гулять с капитаном. Она ответила: «Будь осторожна, Бог его знает, иностранец, он потом уедет, а я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, и не хочу, чтобы ты страдала. Лучше брось это, тем более сейчас такие сложные времена».

Теперь я понимаю, что власти знали о нас, так как строго следили и за всеми иностранцами, и за русскими, которые имели какие-либо связи с иностранцами. Однако тогда я не видела никакой связи между моей дружбой с капитаном Квислингом и несколькими странными происшествиями, которые произошли вскоре после начала наших совместных прогулок.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.