Русская философская поэма
Русская философская поэма
В России до второй половины XIX века фактически отсутствовали самобытные философские школы. Русская мысль вошла в мировую духовную культуру прежде всего в науках (Ломоносов, Лобачевский, Менделеев) и литературе (Ломоносов, Державин, Пушкин, Тютчев, Достоевский, Толстой), оказав значительное влияние на философию.
Сторонники идеи «национального характера» могут объяснить это предельно просто: русскому человеку «генетически» чужды абстрактные мудрствования, далекие от реалий жизни. Хотя в каждом народе существуют разнообразные типы личности. Вопрос лишь в том, какие черты характера у людей данной культуры или цивилизации преобладают.
В психологии личности есть понятие доминанты, введенное A.A. Ухтомским. И в общественной психологии можно выделить доминанты — не всеобщие, а конкретно для определенных эпох. Ибо «национальный характер» (условная статистическая характеристика) может меняться достаточно быстро, порой за жизнь одного поколения (что показала история России второй половины XX века).
Отсутствие на Руси самобытных философских школ и учений объясняется главным образом господством религиозной идеологии. Но в ее пределах были достижения выдающиеся. Вспомним основателя Киево-Печерской лавры Илариона. Он был священником дворцовой церкви при Ярославе Мудром, а с 1051 года стал первым русским митрополитом Киевским.
В марте 1049 года он произнес «Слово о Законе и Благодати». По стилю это ода, восхвалявшая кагана (царя) Владимира, обращенная к Ярославу и ко всему народу русскому. Его «Слово» предопределило особенность русской философской мысли: стремление осознать насущные вопросы жизни и одновременно — вечные проблемы бытия человеческой личности и общества.
Это произведение показывает истоки русской национальной идеи. Таково послание к нам, ныне живущим, пришедшее из глубины веков, а также дальняя предтеча философских творений Ломоносова. Оно помогает понять Ломоносова как явление русской культуры в его самобытности, не утраченной ни в годы учения на Западе, ни во время пребывания в России.
«Слово о Законе и Благодати» создавалось в решающее для страны и народа время. Обретая государственность, порывая с племенным общественным устройством и язычеством, Русь должна была преодолеть влияние Хазарского каганата, иудаизма. Оно было значительным, о чем свидетельствуют неоднократные ссылки Илариона на Закон, переданный Моисеем сынам израилевым.
В этих скрижалях, по мысли Илариона, запечатлена не истина, а лишь тень ее. Она дана была народу, назвавшему себя богоизбранным, тогда как истина осеняет все народы:
О Законе, Моисеем данном,
и о Благодати и истине, в Иисусе Христе явившихся;
о том, что Закон отошел,
а Благодать и истина всю землю заполняли,
и вера на все языки простерлась,
и на наш народ русский.
(Перевод здесь и далее Виктора Дерягина.)
По Илариону, в духовном развитии народ проходит «идольским мраком» помрачение (язычество); сумерки или тень истины (единобожие и Закон); выход к свету и духовной свободе (любовь и Благодать).
Что дал закон и что Благодать?
Прежде Закон, потом она, Благодать.
Прежде лишь тень, потом — истина.
Словно долгим эхом — через многие столетия — отзовется в истории русской мысли идея величайшего дара и блага — свободы. В Средние века она приобретала религиозный характер, ибо основу мировоззрения тогда составляла почти единственно религия:
Как посетил Бог человеческое естество, уже явилось
неведомое и утаенное:
и родилась Благодать — истина, а не Закон, сын, а не раб.
Освобождение человека открывает простор для творчества, новых духовных исканий и дерзаний — не только для избранных каст или народов, а для всех людей. Сыновняя любовь и братство, а не рабская (или притворная) покорность правилам — вот что, по мнению Илариона, должно сплачивать русское общество:
Ибо иудеи при свече Закона себя утверждали,
христиане же при благодетельном солнце свое спасение зиждут;
ибо иудеи тенью и Законом утверждали себя, а не спасаясь,
христиане же истиной и Благодатью не утверждают себя, а спасаются.
Ибо среди иудеев — самоутверждение, а у христиан — спасение.
Как самоутверждение в этом мире, спасение —
в будущем веке, ибо иудеи о земном радели, христиане же — о небесном.
Их самоутверждение иудейское скупо от зависти,
ибо не простиралось оно на другие народы,
оно стало лишь для иудеев,
а христиан спасение благо и щедро простирается на все края земные.
Стремление к высокому, благородному и справедливому ради спасения души от скверны, а не национальное самоутверждение ради низменных материальных благ. Искание Благодати, но не благосостояния — таков пафос высказывания Илариона. Не о земном предлагает он радеть, а о высшем, небесном; не замыкаться в национальной ограниченности, а помнить о равенстве всех людей перед Богом.
Иларион не умалял важности исполнения Закона. Но повиновение заповедям Божьим из страха наказания свыше он считал лишь первым шагом к нравственной жизни. Второй и главный шаг — исполниться чувством любви, Благодатью; творить добро, а не только избегать зла; проявлять свободную волю; быть благожелательным ко всем людям, а не только единородцам и единоверцам.
Трудно судить, насколько глубоко в русском народе укоренились с той поры подобные идеи, возможно, они складывались естественно, по мере расширения государства и объединения в его лоне разных племен и народов. Однако показательно, что уже в одном из первых памятников русской духовной культуры речь идет о свободе и равенстве, соборности, высших ценностях, Благодати.
Говоря о царской власти, Иларион невольно забывал о «мраке идолопоклонства», в коем вроде бы должна была пребывать Русь до принятия христианства. По его словам, и до этого мудрый правитель достойно управлял страной:
Сей славный — от славных родился,
благородный — от благородных, каган наш Владимир.
И возрос и окреп — от детской младости вполне возмужав,
крепостью и силою совершенствуясь, в мужестве и силе преуспевая.
И единодержцем будучи земли своей, покорил под себя окрестные страны —
те миром, а непокорные мечом.
И так, когда он дни свои жил
и землю свою пас
правдою, мужеством и смыслом,
сошло на него посещение Всевышнего,
прозрело его всемилостивое око благого Бога.
Как видим, Владимир был славен и возвеличил Русь еще до принятия христианства. По словам Илариона, царь и тогда правил «правдою, мужеством и смыслом» (разумом).
В русском языке слова «правление», «правило», «справедливость» и «правда» имеют единый корень. У Илариона прослеживается такая общность понятий. Но для укрепления и процветания страны, становления государства, для единства правителя и народа необходимы духовная общность во имя высших целей и человеколюбие, а не только богобоязнь и вера в национальную или кастовую исключительность.
Такая проблема была в ту пору — как, впрочем, всегда и поныне — чрезвычайно важна. Иларион, превознося и приукрашивая деяния Владимира, наставлял Ярослава на путь добра. Обращаясь к усопшему, восклицал:
Восстань, о честный муж, из гроба своего!
Восстань, отряхни сон, ибо ты не умер,
но спишь до общего для всех восстания…
Радуйся, учитель наш и наставник благоверию!
Ты правдою облечен, крепостью перепоясан,
истиною обвит, смыслом венчан,
и милостынею, как ожерельем
и убранством златым, красуешься.
Это сказано после описания картины процветания Киева под сенью христианства. И вновь выделяет Иларион главные достоинства славного правителя: правда, мужество, служение истине, разум, милосердие. В сочинении — «Молитва» — земному царю предложено обращаться в качестве идеала к владыке небесному, который
…Царь и Бог наш,
высок и славен, человеколюбец!
Воздающий по трудам и славу и честь,
и сопричастников творя своего царства.
Ниже автор вновь повторяет:
ибо имя твое — человеколюбец.
(Девять столетий спустя Ф.М. Достоевский отметил главную черту русского православного мировоззрения — человеколюбие.)
Возможно, к Илариону восходит идея о мессианстве русского народа, исторической роли Руси. Ведь после принятия христианства князь Владимир в немалой степени проникся духом милосердия, по вполне правдоподобному свидетельству «Повести временных лет»: «Он приглашал всякого нищего и убогого приходить на княжий двор и брать все, что надобно: еду, и питье, и деньги из казны». Зная, что слабые и больные не могут дойти до его двора, приказал класть на телеги хлеб, мясо, рыбу, овощи разные, мед в бочонках, квас и развозить по городу. Возницам велено было выкрикивать: «Где здесь больные и нищие, что ходить не могут?» Нечто подобное делалось и в некоторых других городах.
В этом свидетельстве, пожалуй, есть немалая доля преувеличения. Но оно выражает стремление русского народа к справедливости, помощи бедным и убогим. Так, по Илариону, проявляются христианские добродетели. Устремленность к Богу — это тяга души к высокому:
Слава же Богу во всем,
созидающему во мне то,
что выше силы моей!
Так начиналась на Руси философия — не схоластическая, не как ученое умствование. Она была исполнена здравого смысла, указывая ориентиры для достойного существования для общества и каждой личности. И впредь у нас веками сохранялась философия здравого смысла, воплощенная в языке, фольклоре и литературе, в искусстве. Средоточием духовной культуры долго оставались монастыри. Особое проявление «умозрения в красках» (словами Е.Н. Трубецкого) — иконы.
«Троица» Андрея Рублева явилась не только воплощением завета Сергия Радонежского о единении Руси, но и проявлением народной русской духовности. Триединство Бога Отца, Сына и Святого Духа воплощено в образах трех ангелов. В них — воля и сила, жертвенный подвиг любви, утешение и покой; грусть о скоротечности земного бытия, свидетельство о жизни вечной. И одновременно — единство человека, Природы и Бога, скрепленное любовью…
С конца XVII века Россия стала все активнее осваивать западноевропейскую философию и науку. Все резче стал сказываться разрыв между тонким верхним общественным слоем, ориентированным на Запад, и огромной инертной массой народа, сохраняющего вековые традиции.
Ломоносову выпала честь первому доказать, говоря его словами,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать.
Чуть раньше князь Антиох Дмитриевич Кантемир провозгласил равенство и достоинство людей вне зависимости от происхождения и сословной принадлежности. Сатиру «На зависть и гордость дворян злобонравных» он завершил:
Адам дворян не родил, но одно с двух чадо
Его сад копал, другой пас блеющее стадо;
Ной в ковчеге с собою спас все себе равных
Простых земледетелей, нравами лишь славных;
От них мы все сплошь пошли, один поранее
Оставя дудку, соху, другой — попозднее.
Эта мысль была близка крестьянскому сыну Михаилу Ломоносову. В своих стихах, научных трудах, отношениях с вельможами и в конфликтах с академиками он выступал не только за себя лично, но за народ русский, остающийся угнетенным и униженным.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.