Глава седьмая. Белый дом. Some like it hot[203]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава седьмая. Белый дом. Some like it hot[203]

1

Ну-с, кто не любит развлечения?

Рабочие и доктора, пилоты и профессора, фермеры и студенты, прогрессисты и декаденты, либералы идейные и мошенники первостатейные, заслуженные военные и консерваторы степенные, акционеры и пенсионеры, шоферы, шахтеры, полотеры и голливудские режиссеры — все, все, без сомнения, обожают развлечения. И президенты — не исключение.

А кто не любит разоблачения? Те, у кого серьезные увлечения.

Вот, скажем, Кеннеди очень любил кино. И особенно — про приключения. При этом имя режиссера не имело большого значения. Его увлекала феерия событий, острота ситуаций, отвага героев и красота актрис. А если в фильме они сплетались в живой сюжет — лучше и не придумаешь. Не зря среди его любимых лент был «Спартак» Стенли Кубрика.

Киномеханик Пол Фишер, ветеран труда, служивший в Белом доме с 1953 по 1986 год, поведал, что когда «Спартак» вышел на экраны, Джек захотел его посмотреть. Но вышла заминка — фильм выпустили на 65-миллиметровой пленке, а в резиденции стоял 35-миллиметровый проектор. Президент не стал ждать замены и приказал секретной службе проводить его в кино.

Фильм привел его в восторг. Выходя из зала, он, якобы, сказал директору кинотеатра: «Это лучший фильм из всех, что я видел. Он даже лучше, чем «Бен Гур»».

* * *

Вообще, жизнь в Белом доме при Кеннеди скучной не назовешь.

Представьте себе, что вы въехали в особняк в центре столицы. В нем шестнадцать комнат и три этажа. Впрочем, на два из них вы едва ли заходите до вечера — там бродят экскурсии, стоит дикий гвалт, тинэйджеры сорят фантиками от чупа-чупсов, старыми билетами на бейсбол и норовят приклеить жеваную мятную резинку на древнюю вазу. А их «предки» все озираются — ждут: вдруг появитесь вы… И они кинутся фотографироваться рядом.

Но вы не появляетесь. Может, вас вообще нет дома — вы в детской больнице на Аляске или с визитом в Париже. Или Берлине. А может, — на совещании в Экскоме по поводу очередного международного хулиганства или на брифинге с экспертами по экономике. А то — на встрече с лидерами палат Конгресса, защитниками прав черных или лидерами союза пекарей, что пришли напомнить, какой вы молодец, как они за вас голосовали и как вы им, между прочим, кое-что обещали…

Чтобы все успеть, вы встаете в 7:30, просматриваете газеты, отмечаете ключевые темы, сразу связываетесь с сотрудниками и партнерами, которых они могут касаться, советуетесь, советуете, отдаете распоряжения.

Потом — ванна. С книгой и бритвой (экономим время). Завтрак — в 8:45. То с семьей, то в постели с газетами, один-два раза в неделю — с лидерами Конгресса, советниками и важными людьми. В 9:00-9:30 — вы в офисе. Почта и сводка ЦРУ (3000 слов). После — совещания. На пятнадцать минут, на час, на несколько. Вы цените личное общение, неслужебные контакты и каналы информации. Внимательны к суждениям и идеям. Ваш помощник по национальной безопасности получает копии всех сводок из Госдепа, Пентагона и Лэнгли. Еженедельно все отделы отчитываются (вдобавок к меморандумам и проектам, что шлют ежедневно). Вы просите журналистов и чиновников, вернувшихся из-за рубежа, рассказывать о вояжах. Жену тоже. Если надо — собираете людей в Овальном кабинете вокруг знатного стола, подаренного президенту Ратерфорду Хейзу королевой Викторией. Ваша супруга случайно нашла его на первом этаже и превратила в своего рода имперский символ, весомо оттенивший ваш либерализм. Порой Банди, О’Доннелл, О’Брайен, Сэлинджер, Соренсен садятся за него несколько раз на дню.

За высокими французскими окнами — чудный сад цветов. Внутри — деловой комфорт. Вот только камин не горит. Вы как-то пытались его разжечь и задымили все восточное крыло…

Инстинкт политика говорит: ты обязан обсуждать проблемы с людьми, полагаться на себя одного — значит повысить вероятность ошибки. Но последнее слово всегда за вами.

На работу ездить не надо. До нее пятьдесят ярдов. Капитолий, впрочем, дальше, но ваш путь расчищает полиция. Для дальних визитов есть вертолет. И все равно ваш помощник О’Доннелл не может добиться, чтоб вы придерживались распорядка дня и никуда не опаздывали: к вечеру выбиваетесь из расписания где-то на час. В целом, вы в офисе от сорока пяти до пятидесяти пяти часов в неделю. Уходите в 8–8:30, ужинаете поздно, и порой до полуночи трудитесь дома. В субботу рабочий день короче. В воскресенья вы в офисе от случая к случаю.

Обычно вы находите час, чтоб днем вздремнуть и поплавать в бассейне в обед и вечером. Под легкую музыку вы плещетесь в теплой воде с Дэйвом Пауэрсом[204]. Ряд будущих биографов, ссылаясь на агентов Секретной службы, прошепчут, что к вам заплывают русалки или другие таинственные гостьи, а при приближении Джеки, по сигналу агентов, мгновенно исчезают.

Вы это любите — развеяться. Порой устраиваете служащим праздники. Скажем — дни рождения. Даже придумываете их сценарии. Вы так в себе уверены, что с подчиненными просты и сердечны. Им с вами легко. Но сколько бы ни работал с вами человек и что бы вас ни связывало, он обращается к вам только господин президент и говорит о вас президент.

Скажем: «Господин президент, у вас встреча с госпожой Монро».

Или: президенту нравится фильм Some Like It Hot…

2

А почему нет? Ведь он не только работает. Захочет — идет в кино. А то и просто обязан развлекаться. Хозяин Белого дома устраивает в год десять вечеринок на 2000 гостей. И множество — на 150. Не говоря уже о парадных обедах.

Впрочем, теперь их дают только для глав государств и самых важных гостей. Огромный стол в форме буквы «Е» заменили круглыми столиками с букетами в серебряных корзинках и серебряными приборами.

Первый прием устроили 29 января. Приглашенным разрешили брать с собой жен и детей. А самим быть не во фраках, а в смокингах, можно сказать, — на босу ногу. Оно и хорошо. Кроме того, у Эйзенхауэров не давали ни закурить, ни выпить, а здесь — пожалуйста. Вот бар, а вот — пепельницы. В каминах огонь, повсюду цветы: в Голубом зале — гвоздики и тюльпаны белые и желтые, в Красном — алые, все — в серебряных ведерках. Утром газеты сообщили миру: «Теперь Белый дом — это дом». Хотя кто-то и пожурил: в Белом доме! в воскресенье!! бар!!!

Зачем? Только зря смутил Джека, что всегда так пекся о своей репутации. Впрочем, Америка отнеслась к нему благосклонно.

Чета обожала приемы, гламур, комфорт и стиль. Им нравилось, чтоб гостям казалось, что они на балу. А для этого нужно было превратить Белый дом во дворец. Но после двух сроков Айка это было сложно. Для него хороший дом означил порядок. Красоту он оставлял плац-параду. При нем, пишет Джон Олсоп, резиденция походила на «апартамент-люкс в провинциальном отеле».

Итак, менять в Америке надо было многое. Включая и убранство Белого дома.

Этим занялась Джеки. Она была на тридцать лет моложе трех своих предшественниц и видела американский дом иначе. Первая леди прошла резиденцию вдоль и поперек, заказала в Библиотеке Конгресса десятки эскизов интерьеров и изучила их. Потом пригласила дизайнеров и художников. А потом увидела Белый дом таким, в каком хотела бы жить.

Немедленно прибыли рабочие и принялись за ремонт. Со стен исчез «кошмарно розовый» цвет. Появились ковры, картины, изящная мебель. Оборудовали новую столовую. Кухню спроектировали при участии шеф-повара Рене Вердона. Комнаты для гостей, прежде походившие на больничные палаты, переделали в изящные детские. У Кэролайн — обои в цветочек, белая кроватка с балдахином и лошадки-качалки. У Джона-младшего — бело-голубая гамма.

Перестроили и спальни. Айк с женой спали в одной комнате, самой большой на этаже — классической американской masters’ bedroom[205]. Ее заняла Джеки. Поставила огромную кровать, а художник, француз Пьер Мари Рулель, расписал двери гардероба эпизодами ее жизни: вот она скачет верхом (фото из журнала Look), вот — поздравляет отца, победившего в скачках…

Не обошлось и без портрета столь любимой Жаклин супруги Наполеона Жозефины — жены гения, повелителя не только стран, но и красивейших женщин мира.

Джону досталась т. н. Комната Линкольна и т. н. кровать Линкольна. На которую положили особый ортопедический матрас, максимально удобный для травмированной спины Джека.

Ремонт стоил Конгрессу 50 000. Их хватило на две недели работ.

Когда главный церемониймейстер Белого дома Джеймс Бернард Уэст сообщил об этом первой леди, та ответила: «Мистер Уэст, я знаю: денег нет. Но я наполню Белый дом роскошью!»

Но нужно было знать меру: не задеть простых американцев кричащим блеском и не дать противникам повода для упреков в излишествах. Чтобы избежать этого, для сбора средств создали комитет из 12 дизайнеров и антикваров с именем и престижем во главе с Генри Дюпоном — виднейшим знатоком роскоши с высочайшим авторитетом в кругу финансовой аристократии. А главными экспертами стали миллионерши с отменным вкусом — Банни Мелон и Джейн Райтсман. Коллекции миссис Райтсман знали эксперты всего мира. Словом, комитету хватало влияния, чтобы найти меценатов, чьи взносы позволят больше не просить денег у Конгресса. Дюпон заявил: «Мы сделаем Белый дом знаком культурного и политического лидерства».

Джеки высоко оценила эту формулу. А после в интервью журналу Life подчеркнула ее суть: «Это не вопрос дизайна, а тема ученых изысканий. Дому нужно вернуть величие».

Комитет немало потрудился, чтобы Конгресс принял закон о превращении Белого дома в музей. Его первым хранителем стал все тот же Дюпон. Была основана «Историческая ассоциация Белого дома». Для сбора средств издали специальный путеводитель и продали 8 000 000 экземпляров. Продюсер CBS Пэрри Вульф снял телетур по резиденции. Гидом в нем была Джеки.

— Понимание прошлого, — отмечал Дюпон, — ключ к пониманию настоящего… Пусть же, благодаря мастерству художников, Белый дом отразит историю культуры Соединенных Штатов.

3

Пришло в Белый дом и актуальное искусство[206].

Оно хорошо сочеталось с вечеринками. На обеде в честь губернатора Пуэрто-Рико Хосе Луиса Альберто Нуньоса Марина выступал один из величайших виолончелистов-виртуозов XX века дирижер и композитор Пабло Казальс, не игравший в Штатах с 1928 года. Был там и Леонард Бернстайн, композитор, дирижер Нью-Йоркского филармонического оркестра, отметивший, что при Эйзенхауэрах на приемах кормили просто, а поили плохо, теперь же — подали отменную еду и вина. А потом к гостям вышла блестящая пара — Джек и Жаклин — и окружила вниманием всех и каждого в отдельности. Вечер прошел потрясающе!

Навещали Кеннеди и писатели. Андре Мальро, Артур Миллер, Уильям Стайрон и другие видные мастера. Жаль, престали звать Гора Видала. А зачем он поругался с братом Бобби? Были среди гостей и видные актеры — Фредерик Марч читал Хемингуэя. И композиторы — скажем, Алан Лернер, автор мюзикла «Камелот». О шоуменах, вроде Фрэнка Синатры и Дина Мартина, и речи нет — это были друзья. Видные бизнесмены, политики, дипломаты — постоянные гости. Светская жизнь обходится не дешево. Да, часть расходов Джека покрывают его наниматели — граждане США. Но чтобы в гостях нравилось серьезным людям, он и сам тратит немало.

Скучать не приходится. Гуляет президент по двору (за ворота его пускают только в кольце внимательных людей), а на решетке ограды висят зеваки. Играет с детьми — а из-за ограды целятся объективами дяди из Канзаса и тети из Южной Дакоты. Вот выходит жена с детьми в аптеку съесть мороженого — внимательные следуют рядом. А какой-нибудь Гекльберри Финн — тычет пальцем. И Кэролайн машет ему ручкой. Это важно — нравиться ему и его папаше. А также его корешу Тому Сойеру и тетушке Полли. Ведь это они платят за жилье семьи президента. А переезжать Джеки не хочется.

Впрочем, она и дома не скучает. Кеннеди вместе ужинают, ездят за город. Джек ходит с дочкой в бассейн. Нередко заходит в класс, оборудованный на третьем этаже. А если вдруг слышит детский визг с лужайки, то зовет малышей в кабинет и угощает конфетами (их всегда полно у него в столе). И всегда есть время для детей. Кстати, слуги не отворяют перед ними двери — мама считает, что это не полезно.

Короче, жизнь детей и взрослых удалась. Свой бассейн. Кинотеатр. Телефоны, чтоб звонить куда, когда и кому угодно (сеть связи по указанию Кеннеди оборудована доступной ему одному системой прослушивания и записи (как и ряд помещений дома). Звонят и ему. Ищут знакомств и встреч. Ученые, люди искусства, звезды Голливуда…

Типа: раз вы приятель Фрэнка Синатры, то и на них обратите внимание.

Так оно порой и бывает.

4

Нередко знакомства и встречи организует сам Фрэнк. А бывает — муж Пат Кеннеди актер Питер Лоуфорд. Это они познакомили Джека со многими красавицами. Включая Мэрилин Монро. Когда-то давно, в те еще времена, когда Джо-старший и Джек мерялись, кто больше склеит барышень, отец был близок с секс-символом Америки — великой Глорией Свенсон. Сын его обогнал: среди его поклонниц — великая Мэрилин, мечта и секс-символ всех времен и народов.

Их отношения — не легенда. Как не сказка и многочисленные романы Джека. Нет, пуританство и сексуальная скованность действительно присущи американцам. Но далеко не всем. Многое зависит от того, кто вы, когда и в какой компании оказались.

Если это начало 60-х, штат Айова и вечеринка в пригороде, а вы — учитель или юрист, то вам остается только робкое дыханье, в крайнем случае — нежный шепот, о поцелуях, не говоря уж о походе наверх, и речи быть не может. А если вы в калифорнийской Санта-Монике в гостях на вилле звезды шоу-бизнеса? О, тут все иначе! Пальмы, юг, океан, раскованность… Голливудский шик-блеск-красота… Легкость нравов и настоянный на хвое с шампанским аромат вечного праздника создают атмосферу, в коей человеку, утомленному тревогами о мире, так легко отдохнуть в компании прекрасных дам.

Если, конечно, он богат, умен, чувства юмора не лишен, обаятелен и в любви искушен. Как Кеннеди Джон.

Кого только не бывало на вечеринках у Лоуфорда и Синатры. А в 1961-м и Мэрилин все чаще заезжала. Ее ранил развод с Артуром Миллером. Она искала тепла и понимания.

Вторая жена Лоуфорда пишет, что Мэрилин у них «буквально обосновалась». Они и сами часто гостили у Синатры. И даже держали там часть вещей, ну, чтоб не таскать туда-сюда.

У Лоуфорда и встретились Мэрилин и Джон.

График Кеннеди был плотным: избиратели, политики, дельцы, люди искусства. 19 ноября такую встречу устроили у Питера. Была и Мэрилин. Джон, в джинсах и рубашке поло, беззаботно нежился. А дальше — как в старом танго:

В этот вечер посредине бала

я руки твоей коснулся вдруг.

И внезапно искра пробежала

в пальцах наших встретившихся рук…

Все вышло просто и быстро. Они не устояли друг перед другом.

«Там была изящная ванная, отделанная ониксом, — смеется Пат, — Джон любил набрать воду, и чтоб Мэрилин запрыгнула на него, и они занимались сексом в воде. А Пит фотографировал их игры. Когда Джон погиб, почти все фото уничтожили…».

О, это вечное почти в судьбе Джона Кеннеди. Почти здоров, почти великий, почти все известно, почти все уничтожено… А как быть со снимками, что Секретная служба возила в «Галерею Микелсона» — лучшую в столице, — чтобы оправить в рамки? Ведь это, как пишет Сеймур Херш, были фото Джека с любовницами.

Сидней Микелсон, чья галерея располагалась в десяти кварталах от Белого дома, участвовал в его оформлении. Херш пишет: в 1996 году он рассказал: «Я обрамлял снимки, сделанные в Комнате Линкольна. На них были красивые люди. Обнаженные. В постели». Порой, поведал Микелсон, «на фото был президент с двумя дамами в масках». Но откуда он знал, что это — президент? Ведь в масках! «Агент сказал: это он, — пояснил Сид, — и я поверил».

Утром агент доставлял снимки. Сид делал замеры, и фото увозили. Агент возвращался после закрытия галереи и в той же комнате, где Микелсон обрамлял фото, ждал, когда он закончит. «Я хотел их скопировать, — признается Сид, — но агент никогда не оставлял меня одного».

Как видим, заказчик рамок, кто бы он ни был, даже в случаях, когда речь шла о более чем нескромных (и опасных!) изображениях, держался большого стиля и высокого уровня — обращался в лучшую галерею. Но где он вешал обрамленные снимки? Неведомо.

Сида смущали эти заказы. Ведь он работал и с Жаклин, уважал ее, но… «Тогда я выполнял все просьбы из Белого дома, — говорит Микелсон. — А потом таких заказов не было. Никогда».

5

Вот такие царили нравы в «первом доме Америки». Сэра Бредфорд — биограф Джеки — пишет: «Джон хотел, чтобы сотрудники… заводили романы, независимо от семейного положения. Первая жена Шлезинджера[207]… вспоминала: «В Белом доме чуть ли не все со всеми спали. Когда один друг Джеки привел на ужин жену одного из помощников Джона, она ахнула, увидев рядом с президентом любовницу своего мужа, а с другой стороны — его самого». Друг спросил: как это возможно? А она ответила: «Скорее всего, он их и свел». Сэлинджер рассказывал: «Пока я был пресс-секретарем, меня интересовали политические вопросы, в личную жизнь президента я не вмешивался. Но догадывался, что у него кто-то есть. Ведь он и меня склонял завести связь. Но я не знаю, с кем у него были романы»».

Пьер строго хранил «государственную тайну», которая была секретом Полишинеля в Белом доме, где, как пишет Бредфорд, отвели апартаменты мисс Монро. Так не могло продолжаться вечно. И, наконец, случилось неизбежное.

Как-то раз, сильно выпив, где-то в Белом доме Мэрилин встретила Джеки. И впрямую заявила, что хочет замуж за Джона. Первая леди обдала актрису холодом… Но Монро было все равно. Она верила, что Джон бросит Жаклин и женится на ней.

В этом ее страшная драма. Да, Джек увлекся. Но звезда интересовала его как секс-партнер, а точнее — как достижение, но не спутница жизни. Судите сами: он — блистательнейший президент величайшей страны мира, а в его постели — секс-символ этого мира.

А еще есть Джеки, которую СМИ и PR-индустрия провозглашают элегантнейшей женой на свете. Какие разводы? Во-первых, Римская церковь не согласилась бы расторгнуть его церковный брак. Во-вторых, Джон любил Джеки. В-третьих, не желал скандала в обществе, место в котором клан занял с трудом. И в-четвертых: он не мог себе этого позволить как президент: моральный облик лидера безмерно важен для американцев, а меж тем, близилась избирательная кампания. О каких разводах речь? Мэм, да вы никак с ума сошли?

Мэрилин не разбиралась в политике. Да, похоже, и в жизни. Ее голову туманили слава, деньги и виски. Психоактивные зелья стали значить для нее еще больше, когда женился ее бывший муж Артур Миллер. Монро боролась с тоской дурманом. Премию «Золотой глобус» получала пьяной, что называется, «в хлам». Ее язык заплетался, а зал зашептался о крахе ее карьеры.

Меж тем Джеки летела в Индию, Пакистан и Лондон, а Джек — в Калифорнию. Синатра верил: пришло время превратить его особняк в Санта-Монике в Белый дом на Тихом океане. Он даже построил вертолетную площадку. А Лоуфорд привез Мэрилин.

Но Джон остановился не у Фрэнка, а у его конкурента по шоу-бизнесу — Бинга Кросби. Вечеринки у него были не хуже. Шампанское рекой и секс в бассейне и на берегу, о чем спустя годы поведали Хершу агенты Секретной службы[208]. Тогда об этом ходили только слухи. Но они дошли до Синатры. Говорят, он пришел в такую ярость, что стал кувалдой крушить бетон вертолетной площадки и поругался с Лоуфордом, который «не смог затащить к нему Джека».

Напрасно. Джек изменил планы не потому, что Кросби ему нравился больше. А по государственным соображениям. За полчаса до весны директор ФБР Эдгар Гувер письмом известил министра юстиции Роберта Кеннеди, что по его данным, некая Джудит Экснер в последнюю неделю февраля дважды звонила секретарше Джона Эвелин Линкольн. И «цель звонков мисс Экснер, как и характер их отношений с миссис Линкольн, остались невыясненными».

Но о самой мисс Экснер знали: общается с друзьями Синатры — боссами мафии Сэмом Джанканой и Джоном Розелли, которые, кстати, замешаны в чьих-то попытках «убрать» Фиделя Кастро. Об этом в записке не говорилось, но было известно Кеннеди. А еще лучше — об отношениях Линкольн и Эксенр. Джуди звонила Эвелин, если не могла связаться с ним. Но что же связывало эту гламурную калифорнийку и президента США?

6

О том, что он об этом знает, директор ФБР вскоре дал понять Джеку — за ланчем в Белом доме. Тот принял намеки за шантаж и разозлился.

Кеннеди понимал: Гувер следит за каждым его шагом. И знал: тот обладает огромными материалами о клане. И кое-что иначе как компроматом не назовешь. До сих пор Эдгар избегал говорить об этом, но теперь напомнил о своих возможностях.

Сильное раздражение порой делало Джона безрассудным. Он мог «плюнуть» на все да и полететь к Синатре. Но хладнокровный Бобби остановил его:

— Это будет значить, что «ты, возможно, спишь на той же кровати, что и Джанкана». И потом, Секретная служба считает, что дом Синатры не отвечает стандартам безопасности. Это сойдет для отговорки.

— А Мэрилин?

— Мэрилин — дело десятое. Репутация важнее.

— Звони Фрэнку.

— Позвонит Лоуфорд. А потом ты сам. Извинись шутливо. И все такое…

Конечно, Синатра посмеялся шуткам Кеннеди. Но с Лоуфордом шутить не стал. Их дружба дала трещину, которая, как пишут биографы, стоила Питеру карьеры в Голливуде.

* * *

Фабрика грез — чудо, мечта, парадиз. Там, кстати, делала карьеру и Джудит Экснер.

Кто же она — девушка, о которой говорили за обедом директор ФБР и президент США?

Джуди с ранних лет общалась с актерами и режиссерами. С ними дружили ее родители — Кэтрин и Фредерик Иммур, состоятельные католики и интеллектуалы, хозяева четырехэтажной виллы с видом на океан в Пасифик Палисейдз — фешенебельном районе Лос-Анджелеса.

Там в 1934 году у них родилась дочь — одна из четырех детей. Девочка росла нежной и ранимой. Была очень близка с мамой и очень страдала, когда та покалечилась в автокатастрофе. Отец — видный архитектор — не был строг с дочкой, но все же отдал ее в католическую школу. Впрочем, скоро забрал, ибо мог позволить себе дать ей домашнее образование.

Но вот ей шестнадцать лет, учеба позади, и Джуди идет подрабатывать в офисе киноагента ее сестры Жаклин, телеактрисы, известной под именем Сюзан Морроу. Милая девушка, стучавшая на машинке и отвечавшая на звонки, привлекала внимание посетителей бюро. Там ее и приметил актер Билл Кэмпбелл. А через два года, несмотря на сомнения родителей, они поженились. Билл не был звездой, но стабильно снимался на «Метро Голдвин Мэйер», «Юниверсал» и «Уорнер Бразерс». Как и положено, он старался вечно быть на виду — на каждой премьере, вручении премии, крутой вечеринке. А рядом сияла Джуди, которую уже тогда многие называли самой эффектной женщиной, какую встречали в жизни.

Красавице нравилась голливудская жизнь. Всякий день она тратила четыре часа на ванну, макияж и подбор платья на вечер. Ничего себе жизнь, а? Но брак с Биллом распался. Что было делать даме, привыкшей к праздности? Конечно, искать мужа.

«Свидания — это кайф! Я чувствовала себя с мужчинами как старшеклассница, — пишет Экснер в книге «Моя история». — Жизнь была прекрасна! Я вставала в десять. Завтракала. Пару часов рисовала, обедала с подругой и шла по магазинам. Никогда не ужинала одна.

И так привыкла к мужской компании, что если еду в поезде без спутника, то не выхожу из купе, а если одна в отеле — живу на рум-сервисе». Через год она встретила Синатру. И хотя он был самым известным из знакомых ей актеров, выбор не был идеальным. «Когда Фрэнк позвал в постель вторую женщину, — пишет Джуди, — я зажалась, заледенела — не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Это было не мое. Но иметь такого друга было очень полезно».

Синатра потерял к ней интерес как к любовнице, но их взаимная симпатия не исчезла. И когда он позвал Джуди в Лас-Вегас на шоу своего квартета «Рэт Пэк»[209], она согласилась. Концерт прошел 7 февраля 1960 года в отеле «Сэндз». Там-то Фрэнк и познакомил Джуди с Джоном. И с Бобби[210]. Им Синатра поставлял (хоть и знал, что опасно!) дам и барышень. Джек шел в президенты и прилетел в Вегас по пути в Орегон. А Джуди ни о чем таком и не слыхивала. Как и о том, что он сенатор. И женатый. Она просто влюбилась.

Под утро Бобби повел ее в номер. Но Джуди уверяет, что отшила его. А утром позвонил Джек. И пригласил на ланч. Когда она вышла, то увидела, как он дает пресс-конференцию. Завидев ее, Джон сказал: Джуди, я скоро. Репортеры обернулись, а он спокойно продолжал.

«Я и не думала, что он идет в президенты. Ничего не знала о политике. Не имела понятия, что такое сенатор от Массачусетса. Не скажу, чтоб этот ранг поднимал Джека в моих глазах».

Потом она скажет, что эта встреча сломала ей жизнь. Но она готова ошибиться вновь.

Ланч был долгий. «Мы говорили обо всем… Как всегда с теми, кто влечет нас. Его занимало, что я католичка из большой семьи. Он был славный! Дарил чувство, что кроме тебя для него не существует никого во всем свете». Вечером они снова пошли на «Рэт Пэк».

Потом Джон улетел. Но звонил почти каждый день. «Спрашивал, не приеду ли я, — вспоминает Джуди. — Кто-то сказал, что он женат. Я знала: от таких нужно держаться подальше. Но сердцу не прикажешь…»

7

Она уже не была себе хозяйкой — эта красавица Джудит Экснер. Он позвал, и она мигом метнулась в Нью-Йорк, где они впервые занялись сексом. Джек соблазнил ее в отеле «Плаза». В целом — неплохо для первого раза.

Это было в канун его победы в Нью-Гемпшире. Потом он улетел в Висконсин, а она — в Майями на шоу Синатры. Там Фрэнк познакомил ее с Сэмом Флудом. Так назвал себя Сэм Джанкана — босс мафии. Но об этом Джуди не знала, она не нашла в нем ничего особенного. Была под сильным впечатлением от Джона. У Джанканы ничего не вышло, кроме пикировки:

— Такой даме, как вы, нужны бриллианты, — смеялся он.

— Такая дама, как я, часто их носит, — огрызнулась Джуди.

Вечером позвонил Джек, и она рассказала, как какой-то мужик пытался ее клеить.

— Его зовут Сэм Флуд, — сказала Джуди.

— Знаю, — сказал Джек, — это Джанкана.

Это имя не сказало Джуди ровным счетом ничего. Тогда о Джанкане не знал почти никто, кроме бандитов и сыщиков. Ну, и клана Кеннеди. «Джо, — пишет Херш, — условился, что Сэм поможет Джеку на выборах». Правда ли это? Кто знает. А кто знает, правда ли, что через день после победы над Хэмфри в Висконсине Джон спал с Джуди дома в Вашингтоне? Беременная Джеки убыла в Майями. «В доме был еще один мужчина[211], - пишет Экснер. — Они с Джеком говорили о политике. Мол, хорошо бы выгнать Гувера. И Эвелин Линкольн…» А Джуди к тому времени уже сдружилась с Эвелин. Та всегда передавала Кеннеди ее мессиджи. И она попросила: не выгоняй ее…

А Джек спросил, может ли она сделать для него важное дело?

— Конечно! — ответила Джуди. Она была рада помочь.

— Встреться с Сэмом. Это нужно для кампании.

Она согласилась.

Тогда Джек дал ей саквояж. Открыл. Там были деньги. Тысяч двести пятьдесят.

— Можешь ехать, — сказал он.

Она мотнула головой. Джек впускал ее в свою жизнь. Это было важно. Но страшно.

— Это не опасно? — спросила Джуди.

— Нет. За тобой присмотрят.

— О’кей, — кивнула она.

Ее смущало другое: она ложилась в постель с мужчиной в доме его жены. Какой там саквояж.

Утром Джон дал ей конверт — две тысячи долларов и записка: купи себе что-нибудь особенное…

Джуди отвезла деньги. Была уверена, что Джанкана просто нужный человек. «Когда живешь в их мире, то меряешь важность человека по тому, как говорят с ним другие». С Сэмом говорили так, что было ясно: он очень-очень нужный.

Накануне съезда в Лос-Анджелесе Джуди вновь отвезла саквояж. Для кампании. После, когда братья пришли в Белый дом, она передавала их письма Джанкане и другому боссу — Джонни Роселли. И не ощущала вины. «Я делала это для любимого. Если бы мой муж просил передать кому-то какие-то бумаги, я бы не отказалась. И потом… это был президент. А кто была я, чтоб судить о чем-то лучше него?» А вскоре они уже любили друг друга в Белом доме. А после ужинали. Заходил Бобби, спрашивал ее: все о’кей? Расхочешь помогать — скажи.

Она не знала, что, как считают многие, братья обсуждали с мафией планы убийства Кастро. А когда к ней пришли из ФБР — молчала. Потом набрала Джека, а он ответил: «Не волнуйся из-за них». Фэбээровцы знали о ее связи с Джоном. Ее телефон прослушивали. Ее пасли…

Джек любил играть в шашки. Вот и она стала шашкой в его игре.

Меж тем, Джон не был человеком долгих романов. Его страсть угасала. Вскоре после разговора с Гувером он ее бросил. Братья нашли Джуди замену и как связной, и как любовнице. Она не обиделась. Но Джек разбил ей сердце. И она сошлась с Джанканой.

Что вело ее? Ревность? Уязвленное самолюбие? Желание почувствовать себя как за каменной стеной? «Эти отношения были спокойней, чем с Джеком, — пишет Джуди. — Сэм трудный человек, но играл по общим правилам. А Джек — по своим. Все Кеннеди всегда играли по своим правилам».

Но она верила, что Джек любил ее. Как умел. «Многие думают, что я морочу себя. Но он доверял мне. Я его знала. Он всему отводил особое, свое место. И отдавал этому — будь то работа или отношения — ровно столько себя, сколько считал нужным».

После разрыва с Джеком ФБР продолжало слежку за Джуди. Она боялась за свою жизнь — спала с пистолетом под подушкой. Но обошлось. Возможно, из-за внимания прессы — и через много лет о ней будут писать и Paris Match, и Spiegel, и «Огонек».

Такова история Джудит Экснер, что любила, да не вышла замуж. И стала участницей разрушения безупречного образа Кеннеди.

8

Тут, впрочем, немало постарался и сам Джек.

Дамы были для его утехой и бедой. «Огонь в чреслах» вечно втягивал его в истории.

Девятая годовщина свадьбы Джона и Джеки — 12 сентября 1962 года. Торжество. А СМИ треплют имя президента. Он, якобы, уже был женат.

На ком же? Да на некой Дьюри Малколм — красотке из Чикаго. С ней раньше встречался его старший брат. А Джек, типа, решил его заменить. И в 1947-м женился на ней. В Палм-Бич.

Слухи об этом ходили давно, но сведения — то есть публикация — появились десять лет спустя. В «Генеалогическом справочнике» Луи Блаве[212]. Газетчики легко раскопали и колонку Чарли Вентуры в New-York World-Telegram от 20 января 1947 года: «Джон Кеннеди, герой войны и орденоносец, снова заслужил награду… жители Палм-Бич готовы дать ему Оскара за достижения в любви… Он и Дьюри Малколм неразлучны. Они посещают все увеселительные и спортивные события и катаются верхом, держась за руки. Впрочем, возможно, обязанности сенатора потребуют присутствия Джона в Вашингтоне. Что ж, тогда Оскара получит Дьюри…».

Кто, кому и в каком состоянии предложил руку и сердце? Неизвестно. Молодые люди оттягивались настолько бесшабашно, что это могла быть просто шутка, причуда, прикол. Друг семьи Кеннеди Чарльз Сполдинг, считает, что для них это был прикол вроде Хэллоуина: вошли-расписались-пошли… Он тогда сказал Джеку: ты что, рехнулся, метишь в президенты, а взялся женихаться ни с того ни с сего и незнамо с кем». Ведь Дьюри, хоть и была красотка, но не входила в их круг, а свадьба не входила в планы Джо-старшего.

«Когда Джо-старший узнал об этом, то рвал и метал, — вспоминает Сполдинг. — Потом сказал: займись этим. Я поехал в Палм-Бич и забрал бумаги».

И впрямь, никто так и не нашел записей или иных следов, говорящих о браке или разводе. Но толки были. Как и тексты. В Daily Mail вышло фото Малколм в белом платье и вопрос: «Не она ли — тайная невеста ДФК?». Дьюри отрицала слухи. «Я не вышла бы замуж за Джека даже за весь чай Китая, — ответила она на вопрос Sunday Times в 1996-м. — Знаете почему? Мне не нравились эти миксы[213]. Джо-старший был кошмарный мэн». А в 1962-ом на вопрос адвоката Кларка Клиффорда[214] об этой истории сказала: «Боже, я — замужем за президентом? Смех, да и только!»

А Джек не смеялся. Толки делали ситуацию опасной — рождали сомнение в законности брака Джона и Джеки и статуса их детей. А главное, опускали президента в глазах обывателей, для коих семья — святыня. И когда еженедельник Parade напечатал письмо читателя с вопросами о давней женитьбе, Джек решил: пора с этим кончать. 24 сентября вышло опровержение. На вопросы о Дьюри и их встречах в 1947-м он отвечал: «Она была девушкой моего брата Джо. Я пригласил ее дважды: мы поужинали и сходили на футбол. У тех, кто навязает мне какую-то девушку, нет доказательств».

И впрямь — нет. Но биографы до сих пор это обсуждают, порой находя свидетелей какой-то свадьбы. Так или иначе, а поводы для подобных проблем давал сам Джон.

9

Но как ни «копала» под Кеннеди пресса, простые американцы считали жизнь Джона и Джеки пристойной, достойной, спокойной. Как и многие друзья и соратники.

Они подробно ее описали, понимая, что, переступив порог Белого дома, Джон перестал быть прежним. Уже не мог часами бродить с ними у монумента Вашингтона или просто завалиться в гости, как к Олсопу в день инаугурации. Да, он звонил. Порой — глубокой ночью. И мог говорить часами. И всегда помогал, если было нужно и если мог. Но был другим. Семья часто уезжала из Вашингтона. В теплый сезон — в Хианнис-Порт или в дом Джеки в Ньюпорте. Осенью и в холода — в Майами или в президентскую резиденцию Кэмп-Дэвид. В дни отдыха Джек как бы забывал о бурлящем вокруг мире, посвящая их жене и детям.

Порой он брал с собой Сэлинджера или Соренсена, но дел с ними не обсуждал. А если и обсуждал, то попивая дайкири, куря сигару или правя яхтой.

Он любил море с детства. Отец вспоминал, что когда они с братом Джо впервые пошли под парусом, то разглядеть их с берега было невозможно — такие были маленькие. Лодка казалась пустой. Теперь он ловко управлялся с судном, а если вел кто-то другой, то читал, болтал с друзьями, махал проплывающим мимо. А следом шел катер Секретной службы. И Джеку нравилось, что он там — за кормой. И чем дальше, тем лучше становилось настроение президента.

Соренсен пишет, что был поражен, до чего высоко Джек ценил дни, когда встречалась семья: «Какой бы ни грянул кризис, какая бы ни гремела гроза, он всегда находил время для жены и детей… У него был дар общения с ними. Казалось, он знает, как невелико место взрослого в мире детства». Макнамара рассказывал, как в самые жесткие часы Карибского кризиса Кэролайн вдруг вбежала в Овальный кабинет, и Джек, как бы забыв о ракетах, Хрущеве и угрозе войны, спросил: ты уже съела конфету? Молчание. Джек спросил снова. В ответ — тишина. Что ж, отцу ничего не оставалось, как голосом верховного главнокомандующего потребовать: Кэролайн, отвечай, ты съела конфету? Да, нет, или — возможно?

Малышка обожала отца. Он был для нее вроде Бога. Им с Джоном-младшим, с которым отец с радостью играл, позволялось очень многое: как угорелые носились они по Белому дому. Как-то дочка голенькой выскочила к гостям. За ней в ужасе спешила гувернантка Мод Шоу.

Кэролайн быстро стала знаменитой. Однажды в Палм-Бич она вышла к журналистам, собравшимся на брифинг, в маминых туфлях, вручила розу премьер-министру Неру и звонко сообщила: «Папа сидит наверху без носков и ботинок и бездельничает».

Однако Джон не бездельничал никогда. День и ночь он был на связи с Белым домом и рядом с кейсом, где скрыты коды команд о ядерном ударе. В любом конце света он получал сводки ЦРУ. С первых дней в Конгрессе он не расставался со своим крокодиловым портфелем, где носил самые важные бумаги. Но это не мешало ему живо участвовать в превращении Белого дома в музей. Как-то, выступая перед сподвижниками Джеки на Южной лужайке, он завершил речь стихотворными строчками, недавно прочитанными Кэролайн:

Из уродского дома на крепкой скале,

где сидишь ты в тоске,

Приди в мой сияющий радостный замок,

построенный на песке!

10

Все видят в Белом доме могучую твердыню. А он? Не казался ли ему Белый дом замком на песке? Где все зыбко и шатко. Опасно. Где все не так, как кажется с улицы. Где президент — по определению образец приверженности семейным ценностям и высокой морали — резвится в бассейне с непонятными девицами. И, как выяснится через несколько лет, кувыркается в отеле «Карлайл» с кинозвездой, которую его родственник[215] провел туда под видом секретарши, — в парике, темных очках и с блокнотом в руках[216]. То предлагает девице с подругой сыграть с ним в алькове в пациента и двух медсестер. То идет в нью-йоркский клуб с дамой, о которой известно, что поведения она легкого. И даже — более чем.

Простые американцы об этом не ведали. Но узнать могли.

Секс-игры в «Карлайле», в бассейнах и прочие похождения отслеживало ФБР. Стоило хоть части этих сведений попасть в печать, заговори хоть одна из их участниц, как в Америке взорвалась бы информационная бомба небывалой силы.

А ведь она почти взорвалась на сорок пятом дне рождения Джека, куда он позвал Монро. А вот Джеки не пришла — уехала с дочкой на выставку лошадей в Глен-Ора. Ну а секс-символ мира пела всей Америке свое знаменитое «Happy birthday, Mister President! Happy birthday to you!»[217]

Платье облегало ее фигуру, и, казалось, под ним нет белья. Звезду снимали с разных точек, и посмотрев запись, легко понять, почему, аплодируя, Джек сказал: «После такого поздравления можно и в отставку». Не слишком тонкая игра слов… Те, кто их слышал и был в курсе дела, поняли, что отставка, о которой он говорит, — не его.

Источаемый каждым движением Мэрилин сексуальный зов, ее взгляд, улыбка, голос, жесты заставили журналистов написать: «Монро занималась любовью с президентом на глазах сорока миллионов американцев». А президент не любил, когда его жизнь выставляют напоказ. Он предпочитал тайну. И потом, актриса уже сыграла свою роль в его споре с отцом: тот когда-то «склеил» секс-символ Америки — знаменитую Глорию Свенсон, а Джек сейчас — секс-символ мира, великолепную Мэрилин. Но теперь роману конец.

С этого дня он никогда не виделся с Мэрилин. И ни разу не ответил ни на один ее телефонный звонок. Но она не верила, что покинута. Она кинулась к Бобби, с которым, как говорят, также была близка, но натолкнулась на холодный ответ: «Это — жизнь. Отношения кончаются…» Она попыталась привлечь его внимание, позируя для Vogue в образе Джеки. Но Джон не среагировал. Он исчез из ее мира. И вычеркнул ее из своего.

Все. Точка. Сокрушительный жизненный крах. Фул краш, мисс Монро.

Последним с Мэрилин говорил Лоуфорд. Он хотел развеять ее депрессию и 4 августа 1963-го позвал на ужин. А когда она не пришла — позвонил. Голос звезды звучал сонно. Пит решил, что она пьяна. В ответ на уговоры Мэрилин сказала: «Передай мое «до свидания» Пат[218]. И Джону».

Около трех пополуночи служанка обнаружила хозяйку. Обнаженная Монро лежала в постели, сжимая телефонную трубку.

Еще одной дозы снотворного хватило на вечный сон.

* * *

Не для всех в Белом доме понятие «государственная тайна» относится к частным делам. По каким каналам дотекли до прессы сведения о романе Мэрилин и Джека? Секрет. Но дотекли. И сразу после смерти Мэрилин, когда газеты и теленовости были полны ее именем, Роберт Кеннеди занялся тем, чтоб не допустить их публикации. И не допустил.

Ну, а Джон… Джон, как пишет Сэра Брэдфорд, «уже через сорок восемь часов… нашел утешение в объятиях другой женщины». Они с Мэри Мейер встречались с января 1962-го. Джек чередовал их — белокурую актрису и художницу, чьи «темные волосы и брови, пронзительно-зеленые глаза, красиво очерченное породистое лицо» завораживали мужчин. Мейер была дружна с Джеки, но обожала авантюры — рискованные любовные приключения и не только. Говорят, она совещалась с «гуру ЛСД» Тимоти Лири о том, как с помощью его снадобья влиять на мужчин. Или хотя бы на одного. Имея в виду, конечно же, «одного очень важного друга».

Через издателя Washington Post и Newsweek Фила Грэхема[219] информация об их романе стала доступна. Но — не СМИ. На что пришлось потратить немало сил. Впереди были выборы, и Джек хотел свести к минимуму любые риски. Он хотел снова стать президентом.

11

А Джеки — первой леди. Но она была на пределе.

«Нежной и любящей половинкой своего блестящего мужа» выглядела она на людях. В ближнем кругу Кеннеди ее прозвали «непробиваемой». И очень мало кто знал, как она страдала.

Переживания измучили ее. Нужен был перерыв, отдых. Как когда-то, устав от похождений Джо-старшего, ее свекровь сбегала в Париж, сбежала и Джеки.

В Европу. Недолго погостив на вилле XII века, что сняли ее сестра Ли и Радзивилл на трехсотметровом утесе над Средиземным морем, она отплыла на Капри. В ту пору — шикарный приют богемы и прожигателей жизни..

Дочка училась кататься на водных лыжах, мама загорала в стильных купальниках, а вокруг сновали папарацци. Это не смущало ее, а снимки и заголовки веселили. Ну, скажем — в New York Times: «Джеки отлично проводит время в пиратском логове»[220]. Ну а что, дамы и господа? Ведь так оно и было!

Она сдружилась со знаменитой дамой-модельером, изобретательницей великолепных брючных костюмов для светских дам — Ирен Голицыной[221] и ее мужем Сильвио Медичи.

Красавицы были заочно знакомы — Джеки покупала костюмы Ирен, отправляясь в Индию и Пакистан, — а теперь увиделись лично. С дороги Джеки направилась в изящную ванную, спросила рюмку русской водки, и через час вышла в зеленом шелковом костюме от Голицыной.

После изысканной трапезы компания отправилась в городок. Лавочники, завидев богатых клиентов, спешно открывали магазины, полиция теснила корреспондентов… Джеки, Ирен и их спутники прогулялись по берегу а после «зажгли» в ночном клубе под ча-ча-ча. На ночлег первая леди направилась на яхту своего итальянского друга — миллионера Джанни Анджелли.

Настроение было что надо. Ее не смущали депеши Джека типа «Поменьше Анджелли, побольше Кэролайн». Она наслаждалась. Морской и небесной лазурью, покоем, почти свободной жизнью в Европе. А он — пусть себе проводит холостяцкое лето в Штатах.

Но пришла пора и, отужинав с Ирен и ее мужем, Жаклин и Кэролайн отбыли домой, увозя с собой сувениры — два браслета Джеки и дюжину шелковых галстуков — Джону.

И вот уже Джон, Джеки, Джо-старший в кресле-коляске и 300 гостей смотрят регату с палубы эсминца «Джозеф Кеннеди-младший». Впервые в истории флота на борту боевого судна подают крепкие напитки. «Джон, — вспоминает очевидец, — был на седьмом небе от счастья…»

Это было здорово: легко и весело закончить трудный год, омраченный Карибским кризисом. И встретить новый — как всегда в Майами.

12

А весной этого года Штаты ликовали. Американцы и впрямь в чем-то относились к чете Кеннеди, как к королевской. И беременность первой леди, о которой официально объявили 18 апреля 1963, вызывала радость граждан, что была сродни восторгу подданных иной монархии, узнавших, что царствующий дом ждет наследника.

Впрочем, торжество омрачали социальные неурядицы. Вой полицейских сирен.

Пожары. Драки. Убийства. Уличные беспорядки. Ширилась борьба черных за гражданские права. В честь их лидеров Кеннеди устроил прием в день рождения Линкольна. Следуя своим либеральным взглядам, он строил с ними ровные отношения. И в преддверии выборов хотел укрепить их, учитывая большое влияние этих людей на избирателей-негров. Тут как нельзя более к месту пришлось стремление Джеки превратить Белый дом в символ расового мира.

Потом отмечали день рождения самого Джека. На президентской яхте гуляли вовсю. Один видный деятель напился и ненароком растоптал подарок — редкую гравюру с эпизодами войны 1812 года. Ее выбрала Джеки и дорожила ею. Но и бровью не повела, увидев гибель работы. Налетел шторм, мокрые и пьяные гости разбредались по салонам и каютам. Вроде обошлось без драки и без большого ущерба. Вот только братец Тэдди потерял штанину. И как умудрился?

Хмурое получилось утро. Глядя на изничтоженную гравюру, Джек угрюмо спросил: «Все настолько плохо, Джеки?» Джеки подвела его к зеркалу…

Лето вышло боевым: тушили то расовый конфликт, то опасные скандалы.

Жаклин увезли в больницу 7 августа. Преждевременные роды. Малыш по имени Патрик Бювье-Кеннеди появился на свет за пять с половиной недель до срока. Кесарево сечение.

Джек узнал о рождении сына во время переговоров о запрете ядерных испытаний. Счастливый, он еле дождался их окончания. Но оказалось, что мальчик болен. Синдром респираторного дистресса был тогда неизлечим. Малыша отправили в больницу. Туда же примчался Кеннеди. Джеки ничего не сказали ни о болезни, ни о смерти ребенка 9 августа. По пути в Вашингтон Джек плакал. Его едва оторвали от белого гробика во время похорон. Назавтра он с детьми поехал к Джеки. Они вышли из больницы держась за руки. Горе сблизило их.

Впрочем, по многим свидетельствам, Джеки уже скоро «думала о скором юбилее — через месяц они с Джоном праздновали десятилетие совместной жизни». Она заказала у модного ювелира золотой зажим для денег в виде медали святого Христофора, эскиз которого сама нарисовала. Странная идея — Кеннеди старался не носить наличных[222]…

На празднике подавали шампанское и икру. Супруги обменялись подарками: Джон зачитал список ювелирных чудес, выставленных в антикварном магазине Клеймана. Джеки выбрала браслет в виде змейки. А сама подарила зажим для купюр, а вдобавок — альбом-календарь с изображениями Розового сада Белого дома, цитатами из прессы и личным расписанием Джека на год. Он нежно ее поцеловал. Джеки была на седьмом небе. Выиграла битву за мужа.

13

Но была ли победа полной? И была ли это победа Джеки?

Или все же ее пришлось делить с Эдгаром Гувером?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.