Москва – Берлин – Москва

Москва – Берлин – Москва

Он сидел на кровати, пристально глядя на её лицо. Инге лежала на боку, подогнув ногу, словно бегун, внезапно настигнутый сном. Потом она неожиданно открыла глаза, нежно посмотрела на него. Улыбнулась, вновь потянулась к Йозефу…

Медленно таяла ночь, растворяясь в наступающем дне. Солнце уже поднималось всё выше над землёй, оранжевые лучи пробивались сквозь шторы и дрожащими шпагами падали на пол. Он смотрел на Инге, над её головой вздымался парящий золочёный нимб. Конечно, это была лишь игра света, но Богдану было всё равно. Пусть в этой девушке, нет, в его женщине другие видят недостатки и пороки, но для него она оставалась ангелом.

– Пора вставать, да? – чуть слышно шепнула она. – Скоро десять…

Ласковый, чуть хрипловатый ото сна голос. Блаженное ощущение от её невесомых прикосновений. Он погладил её по щеке, потом одна рука его стекла к её бедру, вторая наполнилась тёплой тяжестью груди Инге.

– Может, не надо? – спросила она. – Уже пора…

– Молчи. Ничего не говори, ладно?

– Ты не считаешь, что это уж слишком?

– Нет.

Он поцелуем закрыл её губы, поймал горячий скользкий язычок. Прижал её всю к себе, шепча:

– Я очень хочу тебя. Я никого так не хотел… Даже закрыв глаза, я вижу тебя: и плечи, гладкие и податливые, и грудь, вот одна, а вот другая. Знаешь, их называют венерины холмы… А на холмах восхолмия, твёрдые и напрягшиеся… в ожидании моих губ… Я ведь чувствую… Ты хочешь…

Она изогнулась под ним:

– Да.

– …И живот твой вижу с впадинкой, и золотистые кудряшечки внизу, и ноги чувствую – от сгиба у бёдер до колен, потом до тонких лодыжек, до мизинчика…

Богдан, конечно, понимал, что допускает непозволительную вольность, но ничего поделать с собой не мог. Целовалась она, к сожалению, не очень умело, но с таким бешеным азартом и с таким удовольствием!.. Вот тело её выгнулось ему навстречу. Чувствовалось: она его так хотела, что убила бы, если бы он от неё отступился. А он, греховодник, вовсе и не думал отступаться…

Потом они лежали, обессиленные и опустошённые. Смотрели друг на друга. Инге пыталась улыбаться. Но на это у неё не хватало сил.

– Йозеф, – только и смогла выдохнуть…

Их роман в «конторе», естественно, ни для кого секретом не был, тут ничего не упускалось из-под контроля. Но стоило Сташинскому попытаться вырваться «за флажки» и заикнуться о возможной женитьбе на юной немочке-парикмахерше, начальство сразу встало на дыбы: «Нет. И думать не смей».

Богдану тут же ставили в вину недостаточный патриотизм, не помешало даже то, что Инге была как бы «нашей» немкой. Перед Сташинским выросла глухая стена, хоть лоб до крови расшиби.

– Как ты мог, кретин, идиот, связаться с немкой?! – распекал Богдана начальник отдела Алексиевич. – Они же все нас ненавидят. 45-й год ни в кои веки не простят, поверь мне. Ну и что с того, что мы сегодня друзья? В душе каждый немец – потенциальный фашист. Ну не все, конечно. – Он вовремя осёкся. – Были у них и выдающиеся люди. Тот же Маркс, Энгельс, Роза Люксембург, Эрнст Тельман… Но всё равно подлый они народ, жлобы конченые. За марку удавятся. Тебе что, наших баб мало?.. Да полным-полно! От штабных до вольнонаёмных. Только помани, отбоя не будет… Может, она беременна? Так откупись от неё, и дело с концом. Пару тысяч марок ей с головой хватит. А?.. За деньгами дело не станет. Что ты молчишь?! Или думаешь, незаменимых нет?! – От отеческого тона не осталось и следа. Сейчас начальник уже устроил жёсткий разнос: – Ну, переспал так переспал. Так что теперь, из-за этого жениться необходимо? Ты у нас девственник, что ли? Это только у подростков, которые бабу впервые попробовали, сразу фантазии такие возникают – под венец…

Сташинский набычился:

– Это моё личное дело.

Генерал угрожающе навис над ним, опершись кулаками о стол:

– Ошибаешься! У чекиста нет личных дел! Оно одно – и то в секретном отделе. Тебе рассказать, какие уловки используют при вербовке? Любые слабости, любые промашки. Чистота личной жизни сотрудника – залог его безопасности и успешного выполнения служебного долга! Ты просто угодил в «медовую ловушку», имеется такая у баб. Все беды от них, ты уж поверь мне…

– Но ведь человек живёт не только для исполнения служебного долга, – робко попытался возразить Богдан.

Начальник отдела побагровел: