Глава девятая ТРИ СЧАСТЛИВЫХ ГОДА В СТРАСБУРГЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава девятая

ТРИ СЧАСТЛИВЫХ ГОДА В СТРАСБУРГЕ

Ласкаюсь надеждой, что не замедлят выписать из Страсбурга занимающихся магнетизмом и в те земли, где показывается столь постоянная склонность к подобным шарлатанам; могу уверить наперед, что они будут подешевле и удобнее обмануты, нежели Калиостром с товарищи…

Екатерина II в письме к Циммерману

Из Варшавы Калиостро с супругой проследовали во Франкфурт-на Майне, где прожили некоторое время. Из этого немецкого города они вскоре, в начале сентября 1780 года, перебрались в Страсбург, где осели на три года. Вначале Калиостро появился в городе незаметно, даже инкогнито, и снял комнату в скромной гостинице. Утверждают, что это была та самая комната, где покончил с собой кузен Элизы фон дер Рекке, по которому она так скорбела.

Но большинство писавших о Калиостро приводили красочные рассказы о его торжественном въезде в Страсбург. Якобы на Кельском мосту через Рейн, по которому карета графа должна была въехать в город, собралась огромная толпа ожидающих его зевак. Описания противоречивы, и детали прибытия графа расходятся. То ли он прибыл в лаковой черной с золотом карете, запряженной шестеркой черных коней, то ли это была карета "красная, с пестро намалеванным гербом, изображавшим в одном углу лазурного поля золотую куропатку", в сопровождении не менее двух десятков лакеев в ярких ливреях с золотыми позументами, за которыми конюхи вели под уздцы лошадей, с трудом тянувших тяжело нагруженные повозки с имуществом, то ли за открытой коляской графа следовал кортеж из других экипажей и всадников. Графа и графиню засыпали цветами, и на протяжении всего пути следования толпа махала платками и шляпами и восторженно кричала: "Да здравствует благодетель человечества! Да здравствует божественный Калиостро!"

Торжественный въезд Калиостро в город чуть не испортило одно досадное происшествие. Вдруг какой-то человек бросился к карете с криками: "Где мои шестьдесят унций золота! Верни их мне!" В крикливом старике Калиостро с испугом узнал… бывшего ростовщика Марано из Неаполя, которого он так ловко одурачил в молодые годы, обещав клад. Но маг не выдал своего замешательства, а его негодующие поклонники поспешили оттащить дерзкого беднягу, посмевшего оскорбить их кумира. Марано отвели в участок, а карета с графом и графиней Калиостро в сопровождении свиты продолжила свое триумфальное движение по Страсбургу Пока процессия медленно следовала по городским улицам, из окон высовывались любопытствующие и присоединяли свои приветствия к хору встречавших. А у лечебницы уже ждала толпа страждущих, числом не менее двухсот. Граф вышел из кареты, взял под руку Серафину и в сопровождении свиты вошел в лечебницу. Больные потянулись следом. Там в огромном помещении он якобы провел сеанс исцеления и, подойдя к каждому, вылечил всех больных до единого — добрым словом, заклинаниями, чарами и наложением рук. Назавтра весть о чудесном исцелении облетела всю округу, и больные рекой хлынули к новому врачу.

Главная цель, которую ставил себе Калиостро, — это занятие врачеванием. Первые успехи на поприще целительства пришли к нему в Петербурге и Варшаве, здесь, в Страсбурге, граф намеревался расширить эту деятельность, используя методы египетской медицины и свои секретные бальзамы на ароматических травах — знаменитые "капли Калиостро".

Методы и лекарства графа не походили на обычные, бывшие в ходу у тогдашних врачей традиционные методы лечения, сегодня его лечение мы отнесли бы скорее к альтернативной медицине.

Калиостро загодя поручил наемным агентам подобрать помещение для лечебницы, где он мог бы вести прием больных. Слухи о скором прибытии заграничного светила распространились по городу, его приезда ждали с нетерпением, количество желающих получить врачебную помощь графа было так велико, что первоначальное помещение на Оружейной площади оказалось мало, и графу пришлось снять дом попросторнее и побогаче. Графская чета поселилась в доме с 60 окнами, по прозвищу "дом-фонарь", со статуей Мадонны на углу и совсем рядом с дворцом кардинала Рогана, князя-епископа Страсбурга. Как пишет Юрий Каграманов, "паломники тысячами стекаются к тому месту, где нашел себе временное пристанище "кудесник": жаждущие испросить житейского совета или узнать секрет "философского камня", больные и увечные, просто любопытные, люди разных национальностей, всех сословий, "всяких рангов, всяких лет". Калиостро принимает всех, таинственно-значительный, картинно-импозантный, зачастую облаченный в фиолетовую шелковую мантию на манер индийских магов, в какой-то диковинный восточный головной убор. За свои "номера" он никогда ни у кого не берет платы (но снисходительно принимает подношения, иногда по-королевски щедрые)".

Калиостро держит открытый дом и салон, хозяйкой которого выступает очаровательная Серафина. На обеды и ужины собирается избранное общество из самых именитых горожан. Для них маг проводит свои удивительные сеансы, которые устраиваются в поражающей воображение гостиной. Убранство ее, как утверждали позже злые языки, с точностью скопировано с одной из гостиных петербургского дворца светлейшего князя Потемкина-Таврического. Но простодушные жители Страсбурга этого не подозревают и очарованы таинственным египетским антуражем зала.

Калиостро проводит магические сеансы в соответствующем облачении Великого Кофты, с успехом надевавшемся им в Санкт-Петербурге: "в черной хламиде, расшитой алыми иероглифами, со множеством косичек на голове, обвязанной золотой жреческой повязкой, украшенной крупными драгоценными камнями, в ожерелье из золотых скарабеев, с висящим на поясе красным мечом с крестообразной рукояткой", а чтобы казаться выше, невысокий полноватый граф надевает под длинное, достающее до пола одеяние котурны. Одетые как египетские рабы прислужники выводят "голубков" — одетых в длинные белые туники с золотыми поясами детей от 7 до 10 лет, и начинается магическое действо, во время которого граф поражает воображение собравшихся своими сверхъестественными способностями — ясновидением, умением общаться с духами и миром ангелов. В Митаве, Санкт-Петербурге, Варшаве и немецких городах Калиостро отработал сценарий магических сеансов до совершенства, поэтому в Страсбурге они удавались на славу. Под воздействием специального эликсира и паров камфары введенные в медиумическое состояние "голубки", точнее духи, вещавшие их устами, читали сквозь хрустальный шар с водой ответы на устные вопросы и записки публики и делали предсказания о будущем. Так, одна присутствующая дама задала вопрос, сколько лет ее мужу. Дети-"голубки" смущенно молчали, а публика разразилась овациями: всем было известно, что дама была незамужней, и духи не могли через "голубков" дать ответа на заведомо бессмысленный вопрос. Другая дама спросила, что делает ее мать, находящаяся сейчас в Париже. "Голубок" ответил, что она сидит в ложе театра между двумя пожилыми мужчинами. Проверить этот ответ было невозможно, и один из гостей решил устроить собственную проверку: потихоньку отправил сына домой узнать, чем занята его жена, и стал дожидаться его возвращения и возможности задать вопрос. А пока "голубки", глядя в сосуд с водой, давали ответы на письменные вопросы, переданные гостями графу Калиостро в запечатанном виде. Одной даме "голубок" ответил: "Вы его не получите!" Ее записку извлекли из заклеенного конверта и прочли вслух: "Получу ли я согласие короля на мою просьбу о том, чтобы моему сыну был дан полк?" Все восторженно захлопали, а безоговорочно поверившая предсказанию дама очень огорчилась.

Тем временем вернулся запыхавшийся сын недоверчивого господина, который поспешил тут же задать заготовленный вопрос. Вместо "голубков" ему звучным голосом провещал неведомый дух: "Ваша жена в настоящее время играет в карты с двумя соседками!" Все взоры обратились к молодому человеку, которого нетерпеливый отец спросил: "Говори же, что делает твоя мать?" "Я застал ее играющей в карты в нашими соседками, госпожой Дюперу и госпожой де ла Маделонет", — ответил сын.

Эти магические сеансы посещают знатные горожане в салоне Калиостро вечерами с пяти до восьми, во всякое другое время дня Калиостро лечит больных. Причем любого сословия, и платы за лечение не берет, принимает только добровольные пожертвования от состоятельных пациентов. Особенно у всех на слуху было несколько случаев. Калиостро за три месяца исцелил от черной меланхолии и мигреней восемь лет страдавшего ими драгунского капитана шевалье де Ланглуа, который потом написал в парижский журнал восторженный отзыв о лечении своего избавителя; поставил на ноги 29-летнюю дочь казначея Базельской республики, которая на протяжении десяти лет страдала гастритом и язвой и медленно угасала, ибо питалась только молоком; вылечил от гангрены (точнее, рожистого воспаления ноги) секретаря коменданта — маркиза де Ла Саля — господина Лемонье, которому страсбургские врачи отводили не более двух суток жизни, призванный же Калиостро дал больному несколько капель своего бальзама, от которого язвы вскоре затянулись, и Лемонье лишился только большого пальца на ноге, а нога осталась цела. На жителей произвело впечатление и спасение роженицы Катерины Гребель. Страсбургский доктор Остертаг отказался от безнадежного случая и попросил прислать к ней священника для последней исповеди. Священник отец Загелиус, явившийся к несчастной женщине, которая никак не могла разрешиться от бремени, решил прибегнуть к последнему средству спасения и отправился к Калиостро. Прибывший магистр дал ей своего эликсира, подбодрил и обнадежил, и женщина вскорости родила здорового мальчика.

Наслышавшись о чудесных результатах Калиострова лечения, его услугами пожелал воспользоваться сам кардинал Луи Рене Эдуард Роган, князь-епископ Страсбургский. Прелат страдал жестокой астмой, а заезжий целитель избавил его от мучительных приступов удушья. Благодарный вельможа, человек доверчивый и увлекающийся, преисполнился уважения к Калиостро и приблизил его к себе, сделал своим другом и всегда оказывал ему почет и покровительство. Именно он настоял, чтобы Калиостро переехал в "дом-фонарь" со статуей Мадонны на одном из углов, находившийся подле его собственного дворца, и часто принимал Калиостро в своей епископской загородной резиденции в Саверне, где выделил магу целый флигель.

Роган настоял на том, чтобы Калиостро отправился с ним в Париж и провел там почти две недели, пока не вылечил страдавшего от сильнейшей простуды (или антонова огня) родственника кардинала — принца Субиза. Впрочем, тут мнения современников расходятся: некоторые утверждают, что принц не допустил мага до своей особы и излечился сам — с помощью красоток-актрис из Оперы, другие же пишут, что исцелили его именно "капли Калиостро".

О тесной близости кардинала и Калиостро оставила свидетельство в своих воспоминаниях баронесса Оберкирх, которая встретилась с магом в доме Рогана в Саверне: "… мне довелось пробыть некоторое время в Страсбурге, куда мы прибыли в конце ноября и где в то время все были заняты знаменитым шарлатаном, который с невероятной ловкостью производил свои фокусы, по причине коих он и стал играть выдающуюся роль….

Кардинал де Роган. Гравюра XVIII в.

Кардинал де Роган. Гравюра XVIII в.

Тотчас после прибытия мы отправились засвидетельствовать свое почтение кардиналу Рогану, князю-епископу Страсбурга. В Саверне он обустроил одну из наиболее очаровательных резиденций мира… У него было 14 дворецких и 25 лакеев.

И вот, когда течет приятная беседа, дворецкий объявляет: "Его превосходительство граф Калиостро! "

Я уже слышала разговоры об этом авантюристе и теперь с удивлением обнаружила, сколь торжественно о нем докладывают. Но еще более я была удивлена, видя, какого почтительного приема он был удостоен. Он пребывал в Эльзасе с сентября, но о нем уже говорили, что он исцеляет все болезни. Так как денег за лечение он не брал, а, напротив, раздавал милостыню, он привлекал к себе толпы, хотя и не всех вылечивал. Полиция следила за ним весьма плотно, и оттого он вел себя начато вызывающе.

Кардинал вышел ему навстречу и повел его к нам… Вскоре с помощью кардинала завязалась общая беседа. Калиостро постоянно смотрел на меня, и муж сделал знак, что пора уходить. Я знака не видела, но видела, как Калиостро буравит меня взглядом. Неожиданно Калиостро прервал Рогана и, уставившись на меня, произнес: "Сударыня, у вас нет матери, вы почти не знали ее и у вас есть дочь Она ваша единственная дочь, ибо у вас больше не будет детей".

Я озиралась по сторонам, желая понять, как может Калиостро с такой бесцеремонностью вести себя в присутствии кардинала. "Отвечайте, сударыня", — произнес кардинал. "Сударь, мадам говорит только с теми, кто ей ровня", — ответил за меня муж.

Повернувшись к мужу, Роган произнес: "К господину Калиостро нельзя относиться как к обычному человеку, ибо он ученый. Так что позвольте мадам ответить. — И, переведя взгляд на меня, попросил: — Умоляю, ответьте ему. Ведь он прав? " "Во всем, что касается прошлого", — отвечала я. "И во всем, что касается будущего, я тоже никогда не ошибаюсь", — зычным голосом сообщил Калиостро".

Баронесса оставила потомкам словесный портрет графа, заметив мимоходом о его чудачествах и их причине: "Говорили, что он араб, однако акцент его был скорее итальянский или пьемонтский. Потом я узнала, что он из Неаполя. В то время, чтобы произвести впечатление на публику, надо было совершать чудачества. Он спал только в кресле и ел только сыр. Он не был красив, однако я никогда не видела столь примечательной физиономии. У него был глубокий, почти сверхъестественной глубины взгляд; я бы не смогла описать выражение его глаз: это были пламя и лед одновременно, он притягивал и отталкивал, внушал страх и непреодолимое любопытство. Были написаны два его портрета, разных, но весьма схожих с оригиналом… а вместе с тем оба похожи и одновременно ужасно не похожи. Он носил на рубашке и на пальцах огромные бриллианты восхитительной воды; если это не стразы, то это поистине королевские камни. Он уверял, что сам их создал. От таких заявлений издалека несло шарлатаном".

С описанием баронессы перекликается еще одно свидетельство современника, лично знакомого с Калиостро, где его чудачества выглядят несколько иначе: "Это доктор, глубоко изучивший каббалистику, особенно ту часть этой науки, которая руководит в сношениях с элементарными силами, душами мертвецов и с отсутствующими. Калиостро посвящен во все тайны розенкрейцеров и знает все доступные человеческому уму науки; он умеет превращать металлы из одного в другой и особенно в золото; это благодетельный сильф, излечивающий бедняка задаром и продающий долголетие богатым. Расстояние для него не существует, потому что он легко может переноситься в отдаленнейшие страны, употребляя на путешествие лишь несколько часов. Говорят, граф Калиостро обладает всеми чудесными тайнами великого адепта и открыл секрет приготовления жизненного эликсира. Вся его фигура носит не только отпечаток ума, но даже гения, а глаза проникают внутрь души. Он говорит почти на всех европейских и азиатских языках с удивительным всеувлекающим красноречием. Носит он почти постоянно восточное платье, спит не в постели, а в креслах два или три часа в сутки и ест весьма мало и почти только одни макароны. Любимый и уважаемый всеми, он посвящает большую часть своего времени на посещение и безвозмездное исцеление больных и на вспомоществование бедным. Он принес к нам истинную химию и медицину египтян и, не входя в сношения сучеными и врачами, с успехом лечит даром всякого, кто прибегает к нему… Тратит он весьма много денег и за все платит наличными".

В этих описаниях заметно, что их авторы отдали дань расхожим штампам и обывательским представлениям о типичных итальянцах. Раз сицилиец — значит, питается исключительно макаронами, ну, на худой конец, только сыром. Раз маг — значит, имеет демонический магнетический взгляд, проникающий в самую душу, завладевающий сердцем и порабощающий ум собеседника. Раз оккультист — значит, владеет восточными (а заодно и всеми европейскими) языками, одевается по-восточному и в обиходе ведет себя не как все обычные люди. Раз мудрец — значит, обладает философским камнем, ему известен секрет изготовления золота и бриллиантов, он баснословно богат. А отсюда уже недалеко до утверждений о возрасте в несколько сот или тысяч лет и умении переноситься на далекие расстояния силой мысли… Недаром о графе ходил такой анекдот: "Однажды в Страсбурге знаменитый граф, прогуливаясь в роскошном костюме, украшенном огромными бриллиантами, остановился с возгласом изумления перед скульптурой, которая изображала сцену распятия Христа. На вопрос окружающих, что его так удивило, Калиостро небрежно заметил, что не может понять, как художник, который наверняка не видел Христа, достиг такого полнейшего сходства.

— А вы сами были знакомы с Христом? — последовал вопрос.

— Я был с ним в самых дружеских отношениях, — ответил Калиостро. — Сколько раз мы бродили с ним по берегу Тивериадского озера! У него был бесконечно нежный голос.

И повернувшись к своему слуге, граф спросил:

— Ты помнишь вечер в Иерусалиме, когда распяли Иисуса?

— Нет, сударь, — ответил с глубоким поклоном слуга. — Вам ведь известно, что я нахожусь у вас на службе всего полторы тысячи лет…"

Впрочем, не только такие рассказы о баснословном возрасте чародея, но и познания Калиостро в восточных языках некоторые подвергали сомнениям. Однажды утверждения Калиостро о том, что он владеет арабским языком, были неожиданно опровергнуты профессором из Швеции, прибывшим в Страсбург. В. Зотов пишет: "8 этом же городе встретился с ним профессор Норберг из Упсаля и заговорил с ним по-арабски, так как Калиостро уверял, что, прожив 20 лет в Египте и Аравии, знает отлично этот язык. Оказалось, однако, что знаменитый чародей не понял даже, на каком языке говорят с ним".

Зато у Калиостро-масона и мистика появился поклонник, а впоследствии верный друг и сподвижник в лице французского мецената и музыканта Жана Бенжамена Лаборда, а у Калиостро-врачевателя нашелся могущественный и богатый покровитель — швейцарский банкир из Базеля Якоб Саразен. Дело было так.

В 1770 году Саразен женился на дочери богатого базельского торговца Гертруде Батье, и та за девять лет брака родила ему пятерых детей. Но в 1779 году Гертруда почувствовала себя плохо: у нее пропали сон и аппетит, ее мучили приступы лихорадки и неукротимая жажда, а во время припадков ее с трудом удерживали четверо слуг. Ей становилось все хуже, и когда через два года врачи практически отказались ее лечить, Саразен решил обратиться к Калиостро. Путь в Страсбург был неблизкий, и прежде чем везти туда больную жену, банкир отправил на разведку своего друга Лафатера, богослова и автора "Физиогномики", давно интересовавшегося загадочной знаменитостью. Лафатер приехал в Страсбург в конце января 1781 года и на аудиенции услышал от мага: "Если из нас двоих больше знаете вы, то вам не нужен я, если больше знаю я, то мне не нужны вы". Лафатер не смутился и задал три вопроса, ставшие впоследствии знаменитыми: "Откуда проистекают ваши знания? Где вы их получили? В чем они заключаются?" Калиостро ответил кратким латинским изречением: "In verbis, in herbis, in lapidibus" (в словах, в травах, в камнях). Лафатер сразу угадал определяющие черты харак-тера магистра — заносчивость и вспыльчивость: "О, если б он был прост сердцем и смиренен, как дитя, если б он понимал простоту Евангелия и высоту Господа! Кто сравнялся бы тогда с его величием! Калиостро часто говорит неправду и обещает то, чего не исполняет. И, однако, я не считаю его операции обманом, хотя он не представляет из себя того, что утверждает — писал он позже. По просьбе Лафатера Калиостро согласился принять Гертруду Саразен на лечение, и в апреле 1781 года чета Саразен прибыла в Страсбург, где Якоб оставил супругу лечиться, а сам вернулся по неотложным делам в Базель. Когда же в мае Саразен снова отправился в Страсбург, супруга была практически здорова. По мнению современной медицины, Калиостро излечил мадам Саразен от хронической желтухи (болезни Боткина). Здоровье бывшей больной настолько окрепло, что в 1782 году она родила сына, названного Александром в честь Калиостро, а спустя немногим более года — дочь, названную Серафиной. Саразен стал верным поклонником магистра и его безотказным банкиром, открыв ему кредит во всех крупных городах Европы. И эта связь между Саразеном и Калиостро не прерывалась до самого ареста мага.

Калиостро ревниво оберегал свои врачебные секреты, которые очень хотелось узнать конкурентам. Страсбургский доктор Остертаг возненавидел Калиостро после того, как тому удалось спасти роженицу. В тот раз эскулап написал в городской совет донос, в котором обвинил соперника в колдовстве и шарлатанстве. Но тогда священник отец Загелиус тоже написал совету письмо и подтвердил, что женщина родила без вмешательства потусторонних сил, а лишь благодаря врачебной помощи целителя Калиостро. Благодаря его заступничеству совет счел жалобу Остертага выпадом на почве личной вражды и оставил без рассмотрения. Тогда Остертаг подослал к целителю лазутчика, некоего Карло Сакки (некоторые пишут его фамилию иначе: Саки, Сака или Сакка), то ли больничного санитара, то ли зубодера в прошлом. Приехавший из Испании Сакки воспользовался тем, что несколько лет назад он якобы встречался с Калиостро в Валенсии и был им облагодетельствован, и попросился на службу к знаменитому магу в качестве помощника-аптекаря. Калиостро принял соискателя и поручил раздавать больным лекарства. Но мошенник эти бесплатные лекарства продавал и выручку забирал себе, при этом всячески понося работодателя как не знающего медицины шарлатана и человека порочного, посещавшего в бытность в Испании злачные места и лечившегося от дурной болезни. Когда же кто-то из вылеченных Калиостро открыл ему глаза на проделки аптекаря, разгневанный целитель выгнал его. В отместку разоблаченный мошенник, подсмотрев за время службы состав кое-каких Калиостровых снадобий, взялся втридорога продавать поддельный чудодейственный бальзам, называемый "Желтые капли графа Калиостро". Граф был вынужден напечатать в газетах предупреждение: "Прослышав, что публике по дорогой цене предлагают капли, именуемые "Каплями графа Калиостро", господин Калиостро долгом своим почитает заявить, что лица, сии капли распространяющие, истинного их состава не познали, отчего господин Калиостро не полагает возможным нести ответственность за вредное их воздействие, кое вышеуказанные поддельные капли произвести могут. Создатели же таковых капель являются мошенниками, а "капли Калиостро" прописывает господин Калиостро лично, и никому иному сие право не дано".

Но, тем не менее, некоторые настоящие рецепты Калиостро сохранились, и произошло это благодаря Якобу Саразену, которому целитель сообщил их, а банкир записал в особую "Книжечку рецептов". Оттуда мы знаем, что чудодейственные бальзамы и эликсиры Калиостро представляли собой вытяжки растительных компонентов, в основном пряностей, и насчитывали в своем составе несколько десятков ингредиентов, настоянных на спирте или белом вине, смешанных с сахарным сиропом или карамельным сахаром и затем подвергнутых перегонке, фильтрации и пр. Так что можно припомнить хорошо известные сейчас "Бальзам Биттнера", немецкий "Ягермейстер", венгерский "Уникум", "Рижский бальзам" или бальзам "Вана Таллин" и другие горькие настойки на травах, целебная сила которых несомненна и вовсю используется современной медициной. Жаль только, что "работают" Калиостровы лекарства только будучи созданы своим автором, поскольку помимо физических компонентов он, безусловно, вкладывал в них частичку своей психической энергии и масонских оккультных знаний…

Неудача с Сакки еще больше озлобила Остертага, а вскоре число недоброжелателей Калиостро увеличилось за счет шевалье де Нарбонна. Этот молодой офицер подпал под чары прекрасной Серафины, но его ухаживания не увенчались успехом, а на одном из обедов, где он встретился с четой Калиостро, вышел скандал. По одним сведениям, де Нарбонн опрокинул соус на платье Серафины, по другим — бросил тарелку в голову ее мужа… М. Кузмин живо описал этот случай в своей повести:

"В Страсбурге Калиостро почти исключительно занимался медициной, возбуждая, конечно, зависть врачей, которая, однако, до середины 1780 года не смела высказываться. Особенно не любил Калиостро доктор Остертаг. Скоро ему нашлись союзники по ненависти к графу. Одним из них был виконт де Нарбонн, молодой человек, почти мальчик, очень красивый, служивший в местном полку, хвастливый, влюбчивый и упрямый. Он долго ухаживал за Лоренцой, она, по-видимому, оказывала ему внимание, но не в такой мере и не так очевидно, как ему хотелось бы. Однажды в августе на обеде у кардинала виконт сидел рядом с Лоренцой. Передавая ей соусник, он смотрел на ее лицо своими светлыми, как светлые фиалки, глазами, не замечая, что коричневый соус течет струей на розовое платье графини. Лоренца тоже этого не замечала, сама смотря с удовольствием и удивлением на розовое лицо, печальное и страстное, де Нарбонна. Г-жа Сарразен через стол закричала:

— Но послушайте, господа, вы думаете, что платье графини — роза, которую нужно поливать удобрением?

Оба вздрогнули, покраснели, и соусник окончательно упал на колени Лоренцы. Все вскочили, дамы бросились вытирать пострадавшую, мужчины смеялись, граф нахмурился, а виконт проворчал, от смущения не вставая с места:

— Сколько шума и разговора из-за какого-то соусника!

Г-жа Сарразен воскликнула, поворачивая Лоренцу как куклу:

— Но ведь платье все испорчено, какая жалость!

— Можно купить новое! — не совсем соображая, что говорит, отвечал де Нарбонн.

— Я вам говорил, графиня, чтобы вы не садились рядом с этим господином! — заметил громко Калиостро.

Виконт вскочил, с треском отодвинув стул и гремя амуницией, шпорами, саблей, цепочками, будто встряхнули мешок с металлическим ломом.

— Вы нахал, сударь, я вас вызываю на дуэль! — закричал мальчик сорвавшимся голосом и покраснел как свекла.

— Я не фехтовальщик. Это ваше дело, — ответил граф спокойно, но побледнел и сжал кулаки.

— Тогда стреляйтесь на пистолетах!

— И этого не буду. Мое дело возвращать людям жизнь, а не отнимать ее.

— Трус.

Лоренца бросилась к графу, крича "Александр", но вдруг тарелка, брошенная виконтом, как диск, мягко поднялась и со звоном разбилась о голову Калиостро. Общий крик, летит стул, по углам чуть не дерутся, споря, кто прав, графа оттаскивают, он растрепан, лицо красно, костюм растерзан, де Нарбонн, громыхая, уходит, хлопает дверью, кардинал для чего-то снял парик, и на его лысину желтым кружком капнул воск с люстровых свечей Лоренца давно без чувств, испуганные кареты быстро разъезжаются в разные стороны. Мнение многих: вот что значит водиться с неизвестными графами и графинями, которые вам сваливаются "как снег на голову". Кардинал считается колпаком; Сарразены что же? — разбогатевшие еврейские выскочки, а виконт де Нарбонн — мальчик из хорошей семьи с манерами и традициями.

На следующее утро по городу были расклеены памфлеты на графа, графиню и кардинала. Было смешно, смеялись даже те, кто дружил с Калиостро, доктор Остертаг потирал руки. Выкопали какие-то слухи, сплетни, неудавшиеся леченья. Родильница и бабка предъявляли претензии к графу, его собственный слуга и помощник, Карл Сакка, рассказывал по кофейням о хозяине вещи, каких не выдумать бы фельетонистам. Калиостро сократил приемы, хотел уехать, но остался по просьбе друзей, думая этим подтвердить свою невинность. Более скромная жизнь только в кругу философических друзей не была особенно по душе Лоренце, и она была почти рада, когда граф покинул Страсбург. Популярность его не уменьшалась, но шум и блеск его существования убавились; иностранцы не приезжали, некоторых он сам не допускал, жену держал взаперти, молодых людей не зазывал и вообще вел себя очень сдержанно. Виконт де Нарбонн, встречая на улицах Лоренцу, кланялся ей издали, краснел и потуплялся, а граф грозил ему палкой".

Круг философических друзей, упомянутый Кузминым, — это члены египетской масонской ложи, которую основал Калиостро в Страсбурге и которая быстро прирастала новыми членами. Кроме мужчин в масонскую ложу Изиды пожелали вступить и дамы, и Серафина с удовольствием взяла на себя уже знакомую роль магистрессы. Первое заседание ложи сплошь состояло из "посвящений" и "испытаний", на которых дамы особенно настаивали. Вступительный взнос в ложу был немалый, так что вступали в нее только состоятельные и благородные люди.

Происки доктора Остертага, скандал с де Нарбониом и памфлет, а затем несколько неудачных случаев в лечении, например смерть генерал-лейтенанта де Камбиса, снова заставили общество говорить о том, что Калиостро тарлатан. Чтобы заткнуть рот завистникам и недругам, магистр устроил публичный сеанс ясновидения, во время которого, но словам Жозефа Диса, егеря кардинала Рогана, предсказал революцию 1789 года — поведал о грядущих ужасах, о казни королевской семьи, об установлении республики и о грядущем Цезаре, который раздавит Республику. Но на публику это впечатления не произвело, пророчество вспомнили много позднее, когда наступили все эти события. Не помогли и рекомендательные письма в защиту Калиостро, написанные в марте 1783 года страсбургскому градоначальнику Жерару и коменданту маркизу де ля Салю такими уважаемыми людьми, как министр иностранных дел граф де Вержен, хранитель печатей маркиз Миромениль и маркиз де Сегюр. Профессор Мейнерс из Геттингенского университета начал собирать "компромат" на Калиостро и пришел к неутешительным выводам: "Так как Калиостро одинаково плохо изъясняется на всех языках, он, видимо, провел много лет в путешествиях, и, видимо, невозможно установить его национальность, ибо он и сам ее забыл. […] Он побывал в России и других северных странах, где выдавал себя за чародея, но, когда мода на него прошла, вынужден был бежать. В Страсбурге втерся в доверие к кардиналу; может симулировать припадок. Очевидцы говорят о его неукротимости, а также, что смысла в нем немного. Когда его стали обвинять, что он задорого продает лекарства, а потом обнаружилось, что цену устанавливал не он, а аптекарь, он снизил цену и сменил аптекаря. Сам он денег за труды не берет, играет в основном с дамами и крупно проигрывает. Можно без преувеличения сказать, что тратит он не менее 20 000 ливров в год. Но откуда он их берет? Свидетели утверждают, что у него всегда полно и денег, и драгоценностей. Видимо, делает золото. Старается окутать себя тайной. Мне кажется, он связан с обществом, которое через него проводит свои цели, ибо обществу легко содержать своего эмиссара и давать значительные суммы незаметно. Иначе придется поверить, что он делает золото. С горечью и сожалением пишу я эти строки, ибо этот человек обманул не только знатных людей, всегда готовых пойти на удочку шарлатану, но даже ученых и медиков, кои его принимали".

В довершение всего главный друг и покровитель Калиостро, кардинал де Роган, переехал в Париж, и он тоже решил распрощаться с поначалу так хорошо его принявшим Страсбургом. Повод вскоре представился. "Из Неаполя пришло известие, что кавалер Аквино умирает и хотел бы видеть старинного своего спутника. Все-таки в Страсбурге Калиостро пробыл около трех лет и был знаменит не меньше собора. "Наше солнышко уезжает!" — говорили горожане и поднимали детей, чтобы те видели, как быстро катилась размалеванная с гербами карета, с одной стороны которой кланялся красный граф, а с другой — кивала нарумяненная Лоренца", — так, по мнению Михаила Кузмина, закончилось пребывание Калиостро и его супруги в Страсбурге, которое последующие биографы назовут самым спокойным и счастливым периодом в его бурной жизни.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.