Служебные характеристики Дантеса, их приобщение к делу

Служебные характеристики Дантеса, их приобщение к делу

Вернемся, однако, к формулярному и кондуитному спискам Дантеса (они помещены в деле о дуэли сразу же после документа об освидетельствовании его здоровья), так как официальные сведения о нем необходимо также сопоставить с его собственными показаниями, данными на допросе от 6 февраля. Свои биографические данные он, в общем, сообщил правильно, хотя и здесь не обошлось без лжи. Как уже отмечалось, на своем допросе он указал, что имеет «за родителями недвижимое в Альзасе». Последнее было явным преувеличением, тем, что мы называем «пустить пыль в глаза». Родной отец Дантеса, и ранее небогатый дворянин, вследствие Июльской революции во Франции 1830 года оказался в крайне стесненном материальном положении, и в этом отношении надеяться Дантесу было не на что, разве что на родительское благословение. Далее, на допросе он очень скромно сообщил и о своем обучении во Французском королевском военном училище. В действительности Дантес пробыл в нем не более года. Опять-таки, как и в случае с наследственным поместьем, Июльская революция помешала ему и в этом. В числе других преданных королю учеников, пытавшихся выступить на его защиту, Дантесу пришлось покинуть школу. Во Франции делать ему было нечего, и он вынужден был отправиться «на ловлю счастья и чинов» в другие страны. Первым и наиболее доступным вариантом была Германия, где у Дантеса было много немецких родственников. Благодаря им он нашел покровительство у прусского принца Вильгельма (будущего германского императора, бывшего в близких родственных отношениях с Николаем I). Однако, несмотря на такую высокую протекцию, он мог начать карьеру лишь в чине унтер-офицера (по прусским армейским законам, недоучка, не кончивший курса в военной школе, не мог претендовать на офицерское звание). Принц посоветовал ему ехать в Россию (где, как известно, к иностранцам, в том числе и недоучкам, были всегда традиционно снисходительны) и дал ему рекомендательное письмо к одному из приближенных Николая I – В. Ф. Адлербергу. Последний занимал в то время должность начальника канцелярии военного министра. Дантес с этой рекомендацией прибыл в Петербург в октябре 1833 года. Рекомендация, разумеется, оправдала себя, о нем было доложено императору, а Адлерберг стал готовить подопечного к офицерским экзаменам. По высочайшему повелению в январе 1834 года Дантес был допущен к ним при Военной академии по программе школы гвардейских юнкеров и подпрапорщиков (при этом он освобождался от экзаменов по русской словесности, уставам и военному судопроизводству) и выдержал их. В результате этого 8 февраля 1834 г. был отдан высочайший приказ о зачислении его корнетом в кавалергардский полк.[230]

Событие это обсуждалось в свете и не прошло мимо Пушкина. Еще перед сдачей Дантесом экзаменов в своей дневниковой записи от 26 января Пушкин отметил: «Барон д’Антес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет». Шуанами называли участников контрреволюционного восстания 1793 года, а позже это название применяли и к контрреволюционерам 1830 года (каким, как отмечалось, и был Дантес).

В формулярном списке в отношении его образования сделаны такие записи. В графе «в российской грамоте читать и писать и другие науки знает ли» указано: «по российски, по французски, по немецки, географию и математику»; в кондуитном списке: «хороших способностей ума, имеет знание географии и математики». В отношении знания русского языка запись была сделана авансом, который Дантес никогда не смог оправдать (он и освобожден был от этого экзамена по причине того, что сдать успешно его он не мог). О его математических способностях либо познаниях каких-либо фактических данных не сохранилось. А о знании им географии свидетельствует следующий факт: на экзамене он не мог сказать, на какой реке стоит Мадрид, хотя при этом воскликнул: «Однако ж я в ней поил свою лошадь».[231] Из формулярного и кондуитного списков судьи могли сделать твердый вывод о том, что Дантес был безупречно образцовым офицером: «Выговоров не получал, в штрафах и арестах не бывал», «в слабом отправлении обязанностей не замечен», «усерден по службе», «в походах не бывал… но за смотры, учения и маневры удостоился в числе прочих получить высочайшее благословление, объявленное в высочайших приказах». Следует отметить, что высочайшие милости сыпались на Дантеса как из рога изобилия и по возрастающей степени (в 1834 году – 9 раз, в 1835-м – 12, в 1836-м – 15 раз!). Однако впечатление, которое получили судьи от этих официальных документов, вовсе не соответствовали действительному положению вещей. Вот что писал, ознакомившись с архивом полка, историк Кавалергардского полка С. А. Панчулидзев: «Дантес до поступления в полк оказался не только весьма слабым по фронту, но и весьма недисциплинированным офицером; таким он оставался в течение всей своей службы в полку… 19 ноября 1836 г. отдано было в полковом приказе: „Неоднократно поручик барон де-Геккерен подвергался выговорам за неисполнение своих обязанностей, за что уже и был несколько раз наряжаем без очереди дежурным при дивизионе: хотя я буду сегодня делать репетицию ординарцам, но не менее того… он на оную опоздал, за что и делаю ему строжайший выговор и наряжаю дежурным… на 5 раз“. Число всех взысканий, которым подвергался Дантес за три года службы в полку, достигло цифры 44».[232]

Чем же объяснить столь резкое различие в официальной оценке успехов Дантеса по службе (что должно было приниматься в расчет при вынесении судом ему меры наказания) и фактического положения дел? Это можно объяснить только одним – сверхблагосклонным отношением Николая I к Дантесу.

В свою очередь, последнее также объяснимо несколькими причинами.

Во-первых, уже упоминавшаяся рекомендация принца Вильгельма.

Во-вторых, личность Дантеса не могла не понравиться царю и сама по себе. Дантес был легитимистом, т. е. приверженцем «законной» (легальной) династии Бурбонов (в этом смысле термин «легитимизм» стал употребляться после Июльской революции во Франции 1830 г., а позднее легитимистами стали называть всякого сторонника свергнутой монархии). Николай сам был приверженцем легитимизма, и поэтому французские легитимисты и ранее пользовались поддержкой царя.

Этим объясняется и то, что в послужные списки Дантеса не заносились его многочисленные служебные прегрешения, почему они и не попали в поле зрения судей.

В кондуитном списке в числе заслуг Дантеса было отмечено, что он «в нравственности аттестовался хорошим», что также не соответствует его подлинной характеристике как человека. По крайней мере, судьи могли вполне убедиться, что все его поведение по отношению к Наталье Николаевне и самому Пушкину, история его женитьбы, неискренность показаний на суде были далеки от нравственности.