ЗИМА 1955

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЗИМА 1955

12 февраля 1955 года было принято решение о строи­тельстве космодрома.

Юрий сдал зачеты неплохо: начальник аэроклуба назвал его в числе прилежных пилотов.

Курсантов разбили па летные группы – Гагарин был назначен в шестую. Скоро полеты.

Гагарин заканчивал техникум. Его профессия: тех­ник-литейщик.

В 1949 году после шести классов он поступил в Лю­берецкое ремесленное училище., Семье было тяжело, и Юрию пришлось начать рано свою трудовую жизнь.

«Было жаль годы, загубленные зря при фашистской оккупации, – вспоминал Ю. Гагарин. – Я мечтал окон­чить какой-нибудь техникум, поступить в институт, стать инженером. Но для поступления в институт тре­бовалось среднее образование. Вместе со своими товари­щами я поступил в седьмой класс люберецкой вечерней школы № 1. Трудновато было. Надо и на заводе рабо­тать, и теоретическую учебу в ремесленном сочетать с занятиями в седьмом классе. Преподаватели и здесь по­пались хорошие. На преподавателей мне везло всю жизнь… И тут мне сказали: можно поступить в Са­ратовский индустриальный техникум по литейной специальности. Мы получили бесплатные билеты, се­ли в поезд и махнули на Волгу, где никто из нас еще не был».

На этой станции вышел единственный пассажир. По­езд останавливался лишь на минуту, проводник даже не сошел с площадки.

– Там начальник станции. – Он показал в сторону будки, прилепившейся у насыпи.

Поезд мягко набрал скорость, красные огни послед­него вагона были видны долго.

– Товарищ, вы отстали от поезда? – вдруг услы­шал он. Начальник станции стоял рядом, в руках он держал чайник. Железнодорожная форма была уже из­рядно потрепана, видно, не первый год он здесь. – Не волнуйтесь, через два часа будет скорый, я поса­жу вас. Могу даже в мягкий. – Начальник станции демонстрировал свое могущество.

– Спасибо, – поблагодарил приезжий, – в вагоне было страшно жарко, дышать нечем, вот я и выбрался на свежий воздух…

Железнодорожник был сообразительным человеком, он догадался, что расспросы излишни.

– Мне сказали, что у вас я смогу переночевать, не так ли?

– Я один живу, – ответил начальник станции, – устрою, конечно.

Утром к поезду, который прибывал в 11 часов, вы­шли вместе. На станции сошли еще двое.

Неподалеку располагался «табор» геологов. Трое приезжих направились к нему напрямую через степь. У одной из землянок стоял «газик». Навстречу приез­жим вышел начальник геологической партии.

– Жду вас, – сказал он. – Позвольте документы? Он убедился, что перед ним те люди, о которых ему сообщили.

«Газик» быстро домчал их к топографической выш­ке. Начальник геологической партии показал, где нахо­дятся песчаный карьер и скважины.

– А каменные карьеры? – поинтересовался один из приезжих.

– Местных стройматериалов нет, – ответил гео­лог. – Машина, как приказано, поступает в ваше рас­поряжение, – добавил он. – Мне нужна расписка, и я уезжаю.

Через несколько дней, исколесив округу на «газике», стали собираться в Москву и трое приезжих. От них требовали срочного доклада об особенностях района, примыкающего к этой небольшой, затерянной в казах­станских степях станции. Именно здесь вскоре должны были развернуться события, которые потомки определят лаконично: подвиг строителей Байконура.

Шубников слушал главного инженера проекта сна­чала не очень внимательно. Достаточно ему было глянуть на схему, как стало понятно, что люди, стоящие перед ним, невероятные… фантазеры. Да, да именно фантазеры! Столь огромный объем строительных работ и всего за два года?! Без подготовительного перио­да, без материалов, без дорог и коммуникаций, в пу­стыне…

– Прежде всего нужна вода и дороги, – заме­тил он.

– Конечно, – согласился главный инженер проек­та, – но сейчас речь идет о тех сооружениях, без кото­рых мы работать не можем.

– И именно они – главное! – Сергей Павлович сделал ударение на слове «главное».

Они познакомились несколько дней назад. Вызов в Москву был срочный, и Георгий Максимович Шуб­ников вылетел через полтора часа после получения приказа.

Шубникова сразу же привезли к секретарю ЦК.

Хозяин кабинета представил его Королеву.

– Не устали с дороги? – поинтересовался секретарь у Шубникова.

– Привык.

– Теперь действительно не до отдыха, – секретарь улыбнулся. – Впрочем, у вас, строителей, да и у всего нашего народа его и не было после войны… Дорогой Георгий Максимович, вам поручается задание особой государственной важности. Не скрываю – чрезвычай­но трудное, сложное, непривычное, но нужное. Речь идет о космосе…

– И как всегда, это сооружение нужно было вче­ра? – попробовал пошутить Шубников.

– Не сооружение, – секретарь не ответил на шут­ку, – а принципиально новое… – он запнулся, подыс­кивая подходящее слово, – не знаю, как и назвать,

– Полигон, – подал голос Королев.

– И это слово, хоть и принято, неточное… Не отра­жает всю масштабность задачи.

– Космодром, – подсказал Королев.

– А не преждевременно? – Секретарь внимательно посмотрел на Королева. – Не будем опережать собы­тия. Сначала сделаем дело, а потом поищем подходя­щее для него название. Согласия вашего не спраши­ваю, – обратился секретарь к Шубникову, – это приказ партии и Родины… Подробности вам расскажет Сергей Павлович. Побывайте у него, это, поверьте, интересно.

Шубников привык не удивляться. В его жизни было столько приказов, на первый взгляд даже невероятных, что сразу и не вспомнишь. Он умел их выполнять.

На войне он сначала строил оборонительные соору­жения – на Дону и под Сталинградом, а потом, когда началось наступление, возводил мосты и прокладывал дороги, чтобы в весеннюю распутицу не увязали на до­рогах машины с боеприпасами и шли вперед танки. На­водил переправу через Вислу для танков Рыбалко – обеспечивал их бросок к Берлину.

День Победы для Шубникова стал поворотным: те­перь он восстанавливал то, что разрушила война. Мос­ты в Вене, Братиславе, Берлине. А потом театр и вновь мосты – через Шпрее в Берлине, через Одер в Кюстрине, даже через морские проливы. Широко известная «визитная карточка» его строительного мастерства – мемориальный ансамбль в Трептов-парке в Берлине.

Не скоро после Победы Шубников вернулся на Ро­дину. А там его ждали Донбасс, Азербайджан, Таш­кент – везде нужно было строить. И Георгий Макси­мович ни разу не подвел, не нарушил сроков, выполнял каждое задание. Да, он умел находить выход даже из безвыходных положений, о его смелости, умении риско­вать ходили легенды.

Поэтому сейчас пал выбор на него.

Главный инженер проекта докладывал спокойно, не торопясь. Шубников уже не прерывал его.

– Дороги, связь, стартовое сооружение, подземный командный пункт, монтажно-испытательный корпус, ком­прессорная, кислородный завод, лаборатории, командно-измерительный пункт, теплоэлектроцентраль и со­временный город… – Шубникову даже трудно было за­помнить: главный инженер проекта перечислял все но­вые и новые сооружения, и, казалось, им не будет конца.

Пожалуй, именно здесь, в кабинете Королева, Геор­гий Максимович осмыслил – нет, не трудности, кото­рые им, строителям, предстоит преодолеть, а те гранди­озные перспективы, что открываются перед страной с созданием этого необычного сооружения.

– Отсюда мы шагнем в космос, – сказал в заклю­чение Сергей Павлович, и Шубников представил, сколь тяжело ученому и конструктору. Ведь для него заботы строителей – лишь одни из многих.

Шубников сказал Сергею Павловичу на прощание коротко:

– Сделаем. Постараемся не задержать вашу рабо­ту ни на один день.

Королев по достоинству оценил слова Шубникова. И не раз показывал, сколь велико его доверие к Георгию Максимовичу. А встречаться им приходилось часто. Те­перь уже в казахстанских степях.

Эшелон остановился. Слева и справа лежала степь. Будка смотрителя да несколько покосившихся бараков. А за ними поднималась ввысь до самых облаков чер­ная туча. Даже солнце не пробивало ее.

Заскрипел на зубах песок.

– Ишь, столпотворение какое! – изумился кто-то.

– Пылевая распутица, – ответил С. А. Алексеенко. Он бывал уже в Казахстане, знал, каково здесь прихо­дится.

– Пылевая? Что-то не слышал о такой…

– Узнаешь, браток, – отозвался прораб, – будешь о дождичке мечтать как о спасителе.

Подошли грузовики. С ними появился и начальник строительства Г. М. Шубников. Состоялся короткий ми­тинг.

– Ваш участок далеко отсюда, – сказал он. – Устраивайтесь, располагайтесь… Завтра приступаем к работам… Впрочем, хочу предупредить: кроме геодезис­тов и геологов, там никто не был. Но мы на вас наде­емся: вы же строители… Техника уже в пути, к утру должна прийти… Вперед!

Начальник строительства тронул за плечо водителя и исчез в том облаке пыли, из которого несколько минут назад столь же неожиданно появился.

Грузовики взяли влево – шоферы попались опыт­ные и знали, что их дорога там, где еще не было пыли.

Степь обманчива. Выглядит земля прочной, словно асфальт. Когда-то, миллионы лет назад, здесь было мо­ре. Гигантская впадина постепенно высохла, толстый слой песка прикрыла тонкая корочка. Она выдерживала человека, повозку, караван верблюдов. Но пройдет од­на машина, другая, а следующей уже не пробраться по колее – увязают колеса в пыли, что под тонкой твер­дой корочкой. Поднимается пыль ввысь и часами висит над степью. Водители рядом прокладывают новую колею, потом еще одну – и вот уже три километра ши­рина этой автомагистрали, по которой уже не проехать. Вскоре вокруг станции вся степь покрылась колея­ми, а пыль никогда не оседала, потому что к этой кро­хотной станции, затерянной в казахстанских степях, под­ходили все новые эшелоны с людьми и техникой.

А сейчас катит по асфальту машина. Гладь вокруг, негде глазу остановиться. И вдруг видишь у обочины суслика – как столбик стоит, с любопытством глядит на нас. А чуть дальше другой «столбик», третий… И на­чинается игра: кто больше заметит этих хозяев степи. Те сорок минут, что отделяют город от «стадиона», бы­вает, до сотни насчитаешь…

– Суслики? – Алексеенко улыбается. – С них-то все и началось. Поутру получил каждый строитель по ведру и лопате и пошли в степь норки засыпать ядохи­микатами и камнями. Суслики любую заразу могли за­нести… А потом землянки начали рыть, благо первый экскаватор подошел.

Целинная палатка… Воспета ты поэтами и музыкан­тами, вошла во многие фильмы! Но никто не восславил траншею, которую называли «землянкой», а чаще всего «подземным дворцом». А ведь в ней было и теплее и спокойнее, потому что от малейшей неосторожности па­латка вспыхивала мгновенно и успевал прораб только крикнуть: «Накрывайся с головой!» И прятали головы под одеяла, а потом осторожно выглядывали из-под них и разглядывали зимние звезды. А лоскуты пламени – все, что оставалось от палаток, – ветер уже нес над степью.

– Не верилось, что в таких невероятных условиях успеем мы в срок построить наш «стадион», – расска­зывает почетный строитель Байконура М. Г. Григоренко. – Объем работы был огромным, но и техники да­вали нам много. Так и вгрызались в землю ярусами – отсюда и название нашей стройки. Но, наверное, не успели бы к сроку, если бы строили, как положено, по нормам… У нас весь цикл работ был по минутам – не преувеличиваю! – расписан. И если шло опоздание на сутки, обязательно начальник строительства приезжал, а задержался на неделю – жди комиссию. И строители по-настоящему за каждую минуту сражались, пони­мали ей цену… Потому-то самые невероятные предложе­ния тщательно изучались и, что показательно, использо­вались! К примеру, водовод к стартовому комплексу. Мороз на дворе лютый, а мы все-таки решаем воду пус­кать. Инженеры посчитали: не должна замерзнуть. Хоть некоторые авторитеты и сомневались, доверились имен­но рядовым инженерам. Они ведь сами водовод тянули, неужели загубят своими руками!

Пустили воду, а она не идет. Тут и до греха недале­ко: замерзнет вода, порвет трубы. И вдруг – хлопок! Пошла вода… Оказалось, в трубе суслики гнездо соору­дили. Какими расчетами можно было это учесть?

С каждым днем облако пыли над степью станови­лось все больше, поднималось ввысь, и уже за пятьде­сят километров до станции пассажиры поездов замеча­ли черную стену, заслонявшую солнце. Люди работали внутри этого тумана из пыли, в шутку они называли себя «мельниками», а воды на многих объектах, чтобы смыть пыль, не было.

Впрочем, здесь не было ничего… Все – материалы, хлеб и воду – приходилось привозить с «материка». И поэтому станция была забита составами, материалы сгружали рядом с полотном дороги, и на «пирамиде» – так назывался склад – сидел начальник базы, показы­вал где и какие материалы легче всего взять. Сотни ма­шин подходили со всех сторон за материалами, грузи­лись и отправлялись в степь – на юг, север, восток и запад, – везде шло строительство.

Шубников из Москвы вылетел в Ташкент. Он со­брал сотрудников своего управления. Один из участни­ков совещания так рассказывает о выступлении Г. М. Шубникова:

«Товарищи! – сказал он. – Нашему коллективу по­ручено новое строительство. В пустыне, вдали от горо­дов, в совершенно не обжитом районе, мы должны по­строить комплекс сверхсложных современных сооруже­ний и город для тех, кто их будет обслуживать. Объем работ очень велик – не меньше, чем на постройке крупной гидроэлектростанции на Волге, впрочем, по­жалуй, еще больше, а срок очень мал. Для постройки ГЭС отводится 5—7 лет, из которых пару лет на подго­товительные работы, нам же – не более двух лет. Усложняет работу полное отсутствие местных строи­тельных материалов. Никакой базы на месте нет. Жи­лья нет. Начинать придется с нуля. Климат резко кон­тинентальный: летом – жара, зимой – мороз при силь­нейших ветрах. Работа потребует максимальной самоот­дачи, максимального напряжения сил и физических и духовных… Я это говорю не для того, чтобы запугать вас, надо трезво оценить свои силы и возможности: по­едет он с управлением или нет? Одновременно должен сказать: объект нужен стране, нам будет уделено боль­шое внимание ЦК партии и правительства. Мы должны работать организованно, проявить максимум заботы о тех десятках тысяч строителей. Работа на стройке будет подвигом – подвигом, растянутым на многие годы. Ра­бота там – это большая честь для инженера, для ком­муниста, для каждого из нас».

Никто из товарищей Шубникова ехать не отказался.

О своей профессии Шубников говорил так:

– Строитель – это созидатель, им нужно родить­ся. Как музыкантом, художником или писателем. В на­шем деле, как в любом творчестве, без таланта нельзя.

Он был снисходителен к людям, если они беспре­дельно преданы делу. И даже прощал им ошибки. Хал­турщиков не то что не любил, ненавидел и воевал с ни­ми беспощадно.

Он знал свое дело с азов, ведь все строительные спе­циальности он перепробовал.

Родился Шубников в семье плотника в Ессентуках. После школы работал на стройках, по вечерам учился в строительном техникуме. Затем служба в армии – попал в кавалерию. Не думал Георгий Максимович, что ему через несколько лет предстоит навсегда стать воен­ным. Но близилась война, и инженер-строитель Шубни­ков надел военную форму.

Искусство военного строителя в незаметности его работы. Если распутица, а дороги проложены и техника идет вперед, то разве может быть иначе?! Нет моста – а что делают строители?! Во всех приказах звучало ла­коничное: «Обеспечить!», и Шубников обеспечивал… И не всегда можно на войне определить, сколько таланта и изобретательности требуется от военного строителя, чтобы проложить те самые дороги или построить мосты.

В мирное время это заметно.

До сегодняшнего дня в вузах ГДР изучают опыт строителя Шубникова, который помогал немецким кол­легам восстанавливать разрушенное. Да, изменилась строительная техника и технология, но будущие инжене­ры-строители берут у Шубникова иное: его умение в реальных условиях творчески решать самые сложные проблемы.

Был такой случай. Шубников предложил использо­вать разрушенные опоры моста. Специалисты сомнева­лись: опыта такого нет, как осуществить возведение такого моста? А Шубников предлагает рядом построить временный и уже с него скатывать готовые пролеты на отремонтированные опоры. Срок строительства моста сократился почти в десять раз!

А использование барж? Только Шубников, умевший, рисковать, мог предложить подвозить на барже готовые пролеты к опорам, а затем нагружать ее мешками с песком. Баржа погружалась, и пролет ложился на опоры…

Риск Шубникова. Это глубокое знание технологии строительства, техники, людей, помноженное на изобре­тательность.

При создании Байконура ему не раз придется так рисковать.

…При возведении одного из старовых комплексов неожиданно глубоко под землей строители встретились с «подземной рекой». И тогда Шубников взял на себя всю ответственность за укрощение этой «реки» с помо­щью взрыва. Это был смелый эксперимент, в основе его тончайший расчет и огромный опыт Шубникова.

Каждый день приходилось брать ответственность на себя. И начальнику стройки, и прорабу, и крановщику.

Вырыт котлован почти до проектной отметки. Всего несколько метров осталось, и вдруг показались грунто­вые воды. Не знали о них геологи. Что делать? А в осно­вание надо бетонную плиту положить. Хоть переноси «стадион» на новое место…

Начал встречать в котловане прораб разных людей. Приходили взглянуть на озерцо, образовавшееся на дне, монтажники. Инженеры из управления приезжали, наведывались соседи. Никто не присылал их – сами считали своим долгом прийти в котлован: вдруг идея родится, как помочь товарищам. Все известные спосо­бы не годились – времени они требовали, а его не было.

Придумали-таки отчаянные головы! Теперь их фами­лии и не вспомнить, потому что коллективное предложе­ние появилось: провести серию взрывов, отжать породу и, пока вода «опомнится», забетонировать плиту.

Риск? Безусловно… Ночами просчитывали варианты инженеры, до секунды расписали весь ход операции – сам взрыв, работу арматурщиков, необходимое количе­ство бетона, который рекой должен течь в основание сооружения.

Сотни людей участвовали в той атаке на подземные воды. И не было ни единого срыва, ни один не подвел: четко сработали взрывники, не мешкая, ушли в глубь земли монтажники и арматурщики, не задержался ни один самосвал с бетоном… Несколько суток не уходили люди из котлована, а когда прораб заметил первые струйки воды, просочившиеся в котлован, основание бы­ло готово.

Риск… Он проявлялся в разных ситуациях. Не хва­тает шоферов, и в то же время на стройке немало лю­дей, которые лишены за те или иные проступки води­тельских прав. Шубников собирает провинившихся и формирует из них бригаду. Лишь одно условие он ста­вит перед ними: если хотя бы один из трехсот совершит проступок – вся бригада будет отстранена от работы. Вскоре именно эта колонна стала одной из лучших на стройке. Доверие к людям рождало и доверие к руково­дителю.

В казахстанских степях рождалось невиданное в ис­тории цивилизации сооружение – первый в мире космо­дром. Естественно, невозможно, было в проекте пре­дусмотреть многое – не было у строителей опыта, и мно­гие технические решения приходилось принимать в ходе стройки, в самые сжатые сроки. Под большинством та­ких решений стоит подпись Г. М. Шубникова.

У многих я спрашивал о главной черте характера Шубникова.

– Неутомимость, – отвечал один.

– Железная воля, – добавил другой. – Его тверость мы почувствовали сразу, как только он возглавил стройку.

– Глубокие знания и огромный опыт, – заметил третий.

– Шубников был очень мудрым человеком, – ска­зал один из почетных строителей Байконура, и все со­гласились с ним.

Мудрость руководителя… Она проявлялась на строй­ке по-разному.

Его рабочий день начинался в шесть утра и продол­жался до двух часов ночи. Невероятно?.. Но и его бли­жайшие соратники трудились точно так же. Хотя многие не подозревали, что именно создается в пустыне: лишь люди из ближайшего окружения Шубникова знали об истинной цели. И не случайно строители называли, к примеру, стартовый комплекс «стадионом» – уж очень, похож котлован на спортивную арену. Правда, когда на­чали поднимать пилоны стартового сооружения, сход­ство исчезло…

Шубников не принимал скоропалительных решений. Бывало, подготовят для него документ с предложением, к примеру, создать специализированные группы по от­делке зданий. Неделя проходит. Шубников молчит… Те­ребят его заместители, мол, решать надо, задерживаем работу, а Георгий Максимович: «Подумать надо!» А спустя несколько дней отдает приказ: создать специа­лизированные отряды, выделить необходимую технику, материалы, и сразу же назначается руководство. И тут уж попробуй не выполнить его распоряжений!.. Кажет­ся, впервые в истории строительства именно в те годы появилась специализация, которая столь общепринята сегодня.

Шубников заботился об условиях жизни людей. Ле­том – жара, а воды не хватает. Вместо хлеба сухари… Шубников принимает решение срочно строить хлебоза­вод и на некоторое время самое пристальное внимание уделяет ему. Пока не закончен водовод, и Шубников утверждает дежурного по воде, который круглосуточно работает в управлении. Дорог ведь не было, и водовоз­ки, бывало, опаздывали к завтраку – застревали в пы­ли. Нужно было принимать срочные меры, и дежурный по воде обладал неограниченными полномочиями…

Вода… В графин нальешь, а треть его – осадок… Ведь в первые месяцы не было ни очистки, ни водо­водов…

Он не жил заботами только одного дня. Строили ба­зу для материалов. Шубников распорядился: фундамен­ты закладывать из бетона не временные, а постоянные. Начальство возмутилось: не тратить время, сооружать временные! Шубников собрал заместителей, спрашива­ет: «Что будем делать? На много лет строим, значит, фундаменты необходимы постоянные. Думаю, с работы не снимут, объявят выговоры. Таким образом, выбираем наименьшее из зол – выговоры…» Фундаменты стоят до сих пор, пригодились они для сооружений космодрома.

«Железным» человеком считали Шубникова, поража­лись его настойчивости. О его воле можно судить по крошечному эпизоду. Совещание у Шубникова затяну­лось за полночь. Наконец решение было принято, Ге­оргий Максимович встал, подошел к окну. «Накурили мы отчаянно, – сказал он, – а посмотрите, какой воз­дух на улице…» Он распахнул окно, в комнату ворвалась струя ночного воздуха. «Все, больше не курю», – ска­зал Шубников и выбросил в окошко пачку папирос. С тех пор не курил.

Если Шубников давал слово, то не было случая, что­бы он его не сдержал. Однажды ночью ему сообщили, что станция по приказу министра путей сообщения за­крыта, так как на ней находятся неразгруженные со­ставы. Ситуация критическая, и Шубников понимал, что министр по-своему прав. Тысячи людей работали на раз­грузке составов, но вывозить материалы было очень трудно – автомобили увязали в пыли, а дороги еще только прокладывали. Да и скорость машин не превы­шала 4—5 километров в час – «видимость в пути – ноль: пыль…». После телефонного звонка Шубников распорядился: в шесть утра всем руководителям строй­ки быть на станции… Пирамида из материалов уже разрослась во все стороны. Казалось, поток грузов за­хлестнул, справиться с ним невозможно… Происходя­щее Шубников оценил сразу. «Пишите приказ, – сказал он одному из заместителей. – За трое суток построить железнодорожную ветку к промбазе…» – «Но ведь ее нет», – возразили ему. «Должна быть!» – ответил Шубников и тут же принялся перечислять, какую техни­ку и откуда взять, какие стройотряды перебросить в район станции. Два других пункта приказа касались положения на станции. «Теперь мы избавим себя от этих забот, – заметил Шубников, – простым авралом не поможешь. А министру я сообщу, что через три дня положение станет нормальным…» Через трое суток же­лезнодорожная ветка к будущему промскладу была про­ложена.

– Вскоре мы должны были начать бетонирование пилонов, – рассказывает почетный строитель Байкону­ра Илья Матвеевич Гурович. – Первую машину ждали в восемь утра. Ночью решили с начальником управле­ния подъехать к котловану и по доброй традиции бро­сить в основание пилона серебряную монету – считает­ся, счастье она приносит. На людях вроде неудобно это делать, вот и выбрались мы к котловану около двух ча­сов ночи… Подъезжаем, а там уже десятки людей… Смотрю, плита вся усеяна монетами… Тогда я почув­ствовал, насколько дорог наш «стадион» каждому стро­ителю.

Человек в кожаной куртке слушал прораба внима­тельно.

– Значит, успех строительства в энтузиазме лю­дей? – спросил он.

– Был такой случай. Надо подавать бетон внутрь пилонов, – ответил прораб. – Люди должны подняться вверх, а это три десятка метров, затем крановщик опус­тит в пилон бадью, и тогда можно спускаться и освобо­ждать ее… Минут пятнадцать уходит на эту операцию. Что делать? Тогда крановщик говорит: «Пусть ребята внутри пилона остаются, я поставлю бадью аккуратно, никого не задену – не беспокойтесь». Пришлось нару­шать технику безопасности, но крановщик работал без­укоризненно. Мастер! Да и опыт у него хороший – со строительства МГУ на Ленинских горах приехал… Так что люди «стадиону» преданы…

– «Стадион»? Почему?

– Уж больно похож был по проекту, – рассмеялся прораб. – Так и называем по привычке…

– «Стадион»… – Сергей Павлович Королев улыб­нулся. Потом крепко пожал руку прорабу. – Спасибо за него… Придет время, и зрителями событий на этом «стадионе» будет все человечество…

В канун Первомая строительство «стадиона» закон­чилось.

Шубников встречал Королева на аэродроме. Как и договорились три дня назад по телефону, вместе по­ехали на стартовый комплекс и к монтажно-испытательному корпусу.

Главный конструктор остался доволен – строители выдерживали сроки.

– Спасибо вам, Георгий Максимович, – поблаго­дарил Королев. – У меня к вам две просьбы. Во-пер­вых, нельзя ли домики, где будут жить мои сотрудники, отделать получше. Люди у меня золотые…

– Постараюсь, Сергей Павлович, – ответил Шуб­ников. – Все возможное сделаем. У вас действительно золотые сотрудники, ну а строители у меня – сталь­ные…

Королев рассмеялся.

– Согласен!.. Еще одна просьба: нельзя ли побывать на одной из ваших «проработок» – много слышал о них, хочу сам посмотреть и послушать.

– Как раз здесь, на корпусе, запланирована на зав­тра, обычно «проработку» я провожу на каждом объекте раз в две недели…

– Только не надо называть меня, – попросил Ко­ролев, – посижу в углу, понаберусь опыта.

– Я не имею права вас называть, – рассмеялся Шубников, – вы у нас, Сергей Павлович, человек безы­мянный…

Шубников во все дела вникал сам. Приезжал на объ­ект, тщательно все осматривал, а затем собирал сове­щание. Вывешивался график работ, и вместе со всеми Георгий Максимович «прорабатывал» (по его собствен­ному выражению) все детали состояния стройки. Нет, он не кричал на подчиненных, не устраивал разносов – вникал во все и вместе с коллегами находил наилучшие решения, принимал необходимые меры. Конечно, были случаи, когда он сурово наказывал подчиненных, но каждый раз за дело.

«Проработки» Шубникова – это сугубо деловое со­вещание, на котором шел детальный анализ положения на стройке.

Так было и в тот раз. Сергей Павлович сел в углу комнаты, никто на него не обратил внимания.

Начальник объекта докладывал о ходе работ.

На графике, развешанном на стене, две линии. Си­няя – срок выполнения, красная – реальное состоя­ние дел. Кое-где намечалось отставание, и тут же, по ходу «проработки», принимались необходимые решения; рядом с Шубниковым сидели главный инженер, замес­титель по снабжению, парторг. «Проработка» шла спо­койно, деловито. И вдруг начальник объекта, добрав­шись до одного из пунктов графика, говорит:

– Надо начинать монтаж оборудования, но его до сих пор на стройке нет.

– Кто из смежных организаций отвечает за обору­дование? – спрашивает Шубников.

– Я. – Один из присутствующих поднялся. – Обо­рудования нет, потому что не готово помещение под монтаж. Там не проведены малярные работы.

– Их нельзя делать, – спокойно заметил Шубни­ков, – во время монтажа потребуется долбить стены, вести сварку. Малярка погибнет.

– Это нас не касается. Пока не покрасите – обо­рудования не будет.

И вдруг из глубины комнаты раздался голос Коро­лева:

– Зачем вам малярка? Ваше оборудование можно под открытым небом ставить!

– А вы, товарищ, помолчите, – оборвал Королева представитель, – раз вы ничего не понимаете в нашем оборудовании, нечего вмешиваться…

– Спокойно, спокойно, товарищи, – Шубников встал, – у нас не принято спорить повышенным тоном. И вам, – обратился он к Королеву, – действительно вмешиваться не надо. Через два дня все оборудование должно быть, это приказ. Иначе я позвоню вашему ми­нистру и предупрежу его о нарушении сроков поставки оборудования…

После «проработки» Королев и Шубников долго хо­хотали.

– Не выдержал – сорвался, – оправдывался Сер­гей Павлович, – терпеть не могу очковтирателей. Но даю вам слово, больше таких представителей на ва­ших «проработках» не будет.

– Да и сам я еле сдержался, – сказал Шубни­ков, – но я уже заметил, что спокойный тон и выдерж­ка подчас лучше действуют.

– Понимаю, но у меня характер другой, – заметил Королев.

Они были очень разные люди – Главный конструк­тор и главный строитель Байконура. Но они были сорат­никами, и это соединило их судьбы.

Они вместе провожали первый искусственный спут­ник Земли. Рядом с С. П. Королевым был на стартовой площадке и Г. М. Шубников, когда уходил в космос Юрий Гагарин.

Летом 1965 года Шубников тяжело заболел. Он ослеп. Один из его друзей вспоминает:

«Когда мы с Сергеем Павловичем Королевым вошли в палату, Георгий Максимович узнал Главного конструк­тора по шагам. – Это вы, Сергей Павлович?

Они обнялись. И я увидел, что глаза Королева на­полнились слезами… Потом я вышел, оставил их вдвоем…»

Строители часто приезжают на Байконур. Радуются, что улицы города носят их имена, – значит, помнят здесь о первых строителях. Но больше всего они гордятся тем, что стартовый комплекс рассчитывался на 25 пусков, а теперь их число измеряется сотнями, а по-прежнему прочно стоят пилоны и фундаменты этого удивитель­ного сооружения… Первого в мире!

– Прекрасный железный цветок, – сказал о стар­товом комплексе Алексей Леонов. – Сколько же фан­тазии, изобретательности потребовалось, чтобы он по­явился! Да и ракета и корабль, все, что связано с кос­мосом. Наша паука создала совсем иной мир техники, которой не существовало на планете.

Почетные строители Байконура, которых судьба раз­бросала по разным уголкам нашей страны, встречаются часто. А когда бывают в Москве, поднимаются на Ле­нинские горы, к университету, откуда начался путь мно­гих из них к Байконуру. И они всегда с волнением вспо­минают май 57-го года, когда впервые на стартовом комплексе они увидели силуэт мощной ракеты…

1 мая курсант Юрий Гагарин был в увольнении. Вместе с Валентиной ходил в кино, гуляли. Вечером со­брались у родителей Валентины за праздничным столом.

Пожениться они решили еще в марте. На день рож­дения девушка подарила свою фотографию, на обрат­ной стороне сделала надпись: «Юра, помни, что кузнецы нашего счастья – это мы сами. Перед судьбой не склоняй головы. Помни, что ожидание – это большое искусство. Храни это чувство до самой счастливой мину­ты. 9 марта 1957 года. Валя».

В техникуме еще можно было раздваиваться – меч­тать о полетах и о работе литейщика. Но первая страсть все-таки победила: Юрий Гагарин решает стать военным летчиком.

В Оренбурге он и познакохмился с Валентиной.

«Он пригласил меня танцевать, – вспоминает Вален­тина Гагарина. – Вел легко, уверенно и сыпал беско­нечными вопросами: «Как вас зовут? Откуда вы? Учи­тесь или работаете? Часто ли бываете на вечерах в училище? Нравится ли танго?..» Потом был второй та­нец, третий… Позднее, когда я лучше узнала Юру, мне стало ясно, что это одно из самых примечательных свойств его характера. Он легко и свободно сходился с людьми, быстро осваивался в любой обстановке, и, ка­кое бы общество ни собралось, он сразу же становится в нем своим, чувствовал себя как рыба в воде. В ту по­ру нам было еще по двадцать. Далеко идущих планов мы не строили, чувства свои скрывали, немного стесня­лись друг друга. Сказать, что я полюбила его сразу, значит, сказать неправду. Внешне он не выделялся сре­ди других. Но сразу я поняла, что этот человек если уж станет другом, то станет на всю жизнь».

Первомайские праздники они встречали вместе в се­мье Валентины…

До старта первого человека в космос оставалось 3 го­да 11 месяцев и 18 дней.