Перелетные птицы

Перелетные птицы

Есть ли тот, кто должной мерой мерит

Наши знанья, судьбы и года?

Если сердце хочет, если верит,

Значит — да.

И. Бунин.

В этой книге вас ждут встречи с братьями Райт,

капитаном Фербером,

Сантос-Дюмоном,

Фарманом,

Вуазеном,

Ефимовым,

Латамом,

Пегу,

Блерио,

Линдбергом,

Гарро,

Рихтгофеном,

Удетом,

Ведрином,

Нестеровым,

Алкоком и Брауном,

Гиренасом и Дарюсом,

Экзюпери,

Постом,

Мермозом,

адмиралом Бэрдом,

Эрхартом,

Чкаловым,

Бейдером,

Анохиным…

В доме, из которого я улетел в семнадцать мальчишеских лет, никогда не водилось семейного альбома, этакого тяжелого фолианта в плюшевом переплете с блестящей медной застежкой. Вообще в нашей семье не очень-то жаловали родственников, моя лишенная предрассудков мама имела обыкновение говаривать: «Был бы человек хороший, а дядя это или двоюродная тетка — значения не имеет». Кровное родства мама игнорировала, друзей же всячески привечала. С такой вот «установкой» я и переселился в мир авиационный.

Альбом, что перед вами, сплошь летческий. И, пожалуйста, я очень прошу, не спрашивайте, а почему в нем нет портрета такого-то — имярек — пилота? Не надо при этом ссылаться на его заслуги, известность, безаварийный налет, награды… О каждой фотографии, что помещена в альбом, я непременно скажу хотя бы несколько слов, и тогда каждому станет, надеюсь, ясно почему или каким образом этот снимок очутился на своем месте.

Десятилетиями нашу страну постоянно сотрясали разного рода кампании, движения, начинания. Очень мне запомнилось великое сражение за провозглашение России, как острили тогда отчаянные головы, родиной белых слонов. В пятидесятые годы это было. Вдруг в одночасье во всех авиационных учреждениях, учебных заведениях, служебных кабинетах, появился портрет сурового бородача. Табличка, прикрепленная к рамке, гласила: «Адмирал Можайский Александр Федоровича. И в это же время по всей прессе пошли гулять статьи об авиационном первородстве России, о великих заслугах адмирала Можайского, создателя первого в мире самолета. Ретивейшие из писак — в таких никогда недостатка не бывает — разыскивали живых свидетелей первого полета, и бойкие дедки, оказалось, помнили(!) даже имя летчика, якобы пилотировавшего аэроплан Можайского, — Голубев… В этой трескучей компании, превознося создателя самолета Александра Федоровича Можайского, одновременно предавали анафеме самодержавие, поносили его тупое правительство, не оказавшее должной поддержки изобретателю, скончавшемуся в нищете и полной безвестности. И тут же походя лягали братьев Райт, подлых де американцев, двадцатью годами позже совершивших свой полет на летательном аппарате, в котором использовали идею нашего великого соотечественника. Как видите, концы с концами не сходились, но когда я попытался выяснить у авиационного моего начальства, как же могли похитить идею Можайского американцы, если дома о ней ничего толком не знали, меня изругали и мгновенно обвинили в антипатриотических настроениях.

Тем временем портреты сурового бородача исчезли, так же внезапно, как перед тем появились. Правда, пустые рамки и таблички на них: «Адмирал Можайский Александр Федорович» остались висеть. Авиационная общественность недоумевала, что сей сон мог бы значить? Прошло несколько месяцев, и в старых рамках выставили новое изображение адмирала — без бороды, с пышными бакенбардами. Отважные остряки отреагировали немедленно: «Александр Федорович сходил малость побрился…» В угаре очередной компании за национальный приоритет не того Можайского умудрились размножить. Вместо адмирала тиснули массовым тиражом купца первой гильдии, полного тезку. Что касается адмиральских погон, долго не размышляя, пририсовали погоны на сугубо штатском купеческом сюртуке.

Вот ведь какие чудеса случались на нашей земле. Но нет худа без добра, как говорится: вся эта история пробудила во мне живейший интерес к истории авиации, очень захотелось узнать о наших предшественниках, заглянуть, насколько это возможно, в лица людей, что стояли у истоков летания, хотелось догадаться, что они чувствовали, о чем думали, когда, рискуя жизнью, начинали восхождение в небо.

Возможно не все со мной согласятся, но я так думаю: потребность человека в крыльях — производная от нашего неосознанного стремления к свободе. Отрываясь от тверди, возносясь над миром, перенасыщенным правилами, установлениями, условностями, человек вдруг ощущает — вот теперь я — это я! На высоте в одиннадцать тысяч метров, на пороге стратосферы, насколько я замечал, когда за остеклением кабины лютует смертельный мороз, когда в разреженном ледяном воздухе без кислородной маски не продержаться и трех минут, никому в голову не приходит склочничать, интриговать, сочинять анонимки… Полет делает человека лучше.

Клянусь, человек на крыльях приближается к богу!

Собирая этот альбом, я думал — взгляните в эти лица, и вы обязательно убедитесь — это правда!