«АЛЕКСЕЕВСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ»
«АЛЕКСЕЕВСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ»
В то время как левая пресса во всю муссировала «дело Корнилова», само дело, начатое бывшим главковерхом, продолжало жить. Теперь во главе его встал Алексеев. Корнилов и Алексеев не любили друг друга, об этом мы писали и еще будем писать, но в отношении оценки происходившего в стране их взгляды полностью сходились.
После своей вторичной отставки Алексеев уехал в Смоленск, где жила в ту пору его семья. Вернулся в Петроград он только в начале октября, будучи избранным в состав Предпарламента. Именно в это время и родилась «алексеевская организация», позднее ставшая основой Добровольческой армии. Три месяца спустя, отвечая на вопросы членов донского правительства, Алексеев рассказал об этом так: «В октябре месяце в Москве был организован “Союз спасения родины”. Организаторами этого Союза являлись главным образом представители кадетской партии. Этот Союз поручил мне дальнейшую организацию дела спасения Родины всеми мерами и средствами, для каковой цели я и приехал на Дон как единственное безопасное место, куда стали стекаться беженцы, офицеры и юнкера, из которых мною и была организована Добровольческая армия»{418}.
Ни имен, ни деталей Алексеев тогда не назвал. Это понятно — лишняя информация могла повредить тем, кто находился под властью большевиков. Теперь у нас есть возможность рассказать об этом более подробно. Во-первых, упомянутые организаторы «Союза спасения» — это, несомненно, члены Совета общественных деятелей. После неудачного завершения «корниловской истории» Совет попытался найти нового популярного генерала, вокруг которого могли бы объединиться сторонники твердой власти. Поначалу в качестве такового предполагался Брусилов. С ним уже начаты были конкретные переговоры. Участник этих встреч, московский кадет Н.И. Астров вспоминал: «Генерал в пространных речах развивал план возможных, по его мнению, действий, долженствовавших изменить весь ход революции. Однако план этот казался настолько фантастичным, что никто серьезно к нему не относился»{419}. После этого-то и возникло вновь имя Алексеева.
Во-вторых, достаточно точно можно указать и дату создания организации. 12 октября в заседаниях Предпарламента был объявлен четырехдневный перерыв. На это время центр политической жизни переместился из Петрограда в Москву. Здесь прошел десятый по счету съезд кадетской партии и, естественно, собралось все партийное руководство. Их присутствие позволило провести второе совещание общественных деятелей, на которое был приглашен Алексеев. Именно тогда было решено создать тайный «Союз защиты Родины и свободы»{420}.
У любого, кто хотя бы в общих чертах интересовался историей гражданской войны, это название вызывает другие ассоциации. Так называлась тайная организация Савинкова, летом 1918 года сделавшая попытку организовать антибольшевистские восстания в ряде городов центральной России. Это не совпадение, Савинков действовал (во всяком случае, формально) от имени Алексеева и Корнилова. Можно предположить, что упоминание «свободы» в одном контексте с «Родиной» должно было привлечь к работе Союза представителей «революционной демократии». Но для большинства офицеров, которые стали его реальной опорой, «февральские революционеры» были не менее ненавистны, чем большевики. В результате «Союз защиты Родины и свободы» сначала трансформировался в «Союз спасения Родины», а затем в совсем нейтральную «Алексеевскую организацию».
План Алексеева, положенный в основу деятельности Союза, был прост. Он исходил из того, что существующая армия полностью разложилась и в таком виде сохранена быть не может. Вместо нее нужно создавать новую армию с опорой на патриотически-настроенное офицерство. Структурной единицей такого формирования должны были стать звенья, состоящие из 30 пятерок каждое. Предполагалось, что офицеры, входящие в пятерки, привлекут по своему усмотрению 10 надежных солдат, в первую очередь георгиевских кавалеров и добровольцев. Таким образом, в пятерке должно было быть 5 офицеров и 50 солдат. Это составило бы кадр будущей роты, а звено в целом — полка{421}. В плане было расписано все до деталей, вплоть до жалованья добровольцам (рядовому 20 рублей в месяц, фельдфебелю 40). Особо оговаривалось, что в армии должна присутствовать строгая дисциплина и полностью запрещена любая политика.
Может показаться, что сама идея эта была не нова. Попыткой вычленить в армии здоровые силы было уже создание ударных батальонов. В октябре 1917 года очень схожий проект выдвигал военный министр А.И. Верховский. Но в плане Алексеева было одно существенное отличие. Он предполагал создавать новую армию не внутри старой, а вовне ее. Таким образом, дело с самого начала выходило на конспиративный уровень, приобретало характер нелегальной, а значит антиправительственной затеи.
Новая армия в первую очередь должна была стать инструментом внутренней политики. Цели ее определялись так: «При неизбежном новом выступлении большевиков, когда Временное правительство, безусловно, окажется неспособным его подавить, выступить силами организации, добиться успеха и предъявить Временному правительству категорические требования к изменению своей политики»{422}. По сути, это было то же самое, что в августе хотел сделать Корнилов.
От московских деятелей Алексеев получил обещание всяческой поддержки, но ни копейки денег, ни одного человека в помощь. Все, что им было сделано, стало результатом его собственных усилий. Сделано же было немало, особенно учитывая отпущенное на это время. В Петроград Алексеев возвратился 16 октября (по дороге он заезжал к семье в Смоленск) и сразу же приступил к работе.
Прежде всего был установлен контакт с «Обществом русской государственной карты», возглавляемым бывшим думским депутатом В.М. Пуришкевичем. У Пуришкевича была репутация крайнего монархиста, человека скандального и склонного к эпатажным выходкам, но имя его было известно всей стране. К тому же в ситуации, когда все другие ограничивались только разговорами, Пуришкевич пытался что-то делать.
В Петрограде к этому времени скопилось немало оставшихся не у дел офицеров. Большей части из них негде и не на что было жить. По рекомендации Алексеева один из членов организации — полковник П.А. Веденяпин вошел в состав общества борьбы с туберкулезом «Капля молока». Завербованные офицеры под видом туберкулезных больных были прикреплены к бесплатному питательному пункту. Одновременно были начаты переговоры об их размещении в качестве рабочих на нескольких заводах города.
В своей квартире на Галерной улице (специально снятой для него Советом общественных деятелей) Алексеев встречался в эти дни с министрами, иностранными дипломатами, корреспондентами столичных газет. Приходилось спешить, так как обстановка в Петрограде обострялась с каждым днем. 22 октября генерал писал жене: «Никогда еще не охватывала мою душу такая давящая тоска, как в эти дни, дни какого-то бессилия, продажности, предательства. Все это особенно чувствуется здесь, в Петрограде, ставшем осиным гнездом, источником нравственного, духовного разложения государства. Как будто по чьему-то приказу исполняется чей-то предательский план, власть в полном значении слова бездействует и ничего не хочет “делать”, зато говоренья бесконечно много… Предательство явное, предательство прикрытое господствует на всем»{423}.
В день большевистского восстания Алексеев, еще не зная о происходящем в городе, пошел на заседание Предпарламента, но не был пропущен в Мариинский дворец часовым. В штабе Петроградского округа, куда он обратился за помощью, ему посоветовали скрыться из города. К вечеру он вернулся к себе на Галерную. Но близкие знакомые генерала — супруги Щетинины, полковник Веденяпин и ротмистр А.Г. Шапрон в тот же вечер увезли его оттуда. Алексеев временно поселился в квартире Щетининых на Манежной. Здесь он поздним вечером встретился с Савинковым. Тот убеждал Алексеева обратиться к офицерам и юнкерам с призывом выступить в поддержку Временного правительства, но генерал ответил, что он детей на верную смерть не пошлет.
Тем не менее «Алексеевская организация» все же успела получить боевое крещение в борьбе с большевиками. На второй день после переворота члены организации по цепочке получили предписание собраться в здании Павловского женского института. Таковых оказалось около 150 человек, преимущественно это были юнкера, причем лишь половина из них имела оружие. Командование сводной ротой принял на себя штабс-капитан В.Д. Парфенов.
Утром 28 ноября рота направилась к казармам 14-го Донского казачьего полка, который, по слухам, выразил намерение присоединиться к выступлению. Однако оказалось, что полковое собрание постановило «держать нейтралитет». День и следующую ночь рота провела в казармах донцов, а на следующее утро Парфенов увел своих добровольцев на помощь поднявшемуся против большевиков Николаевскому инженерному училищу. До наступления темноты в окрестностях Михайловского замка происходили короткие стычки юнкеров с красногвардейцами и матросами, а ближе к ночи был получен приказ расходиться по одиночке.
Вся эта затея выглядит плохо организованной и бессмысленной. Сомнительно, что в ее подготовке участвовал Алексеев, тем более что это не согласуется с его нежеланием рисковать жизнями офицеров и юнкеров. Сами они с трудом представляли, кто отдавал им приказы{424}. Можно предположить, что инициатором выступления в данном случае был сам штабс-капитан Парфенов. В «Обществе русской государственной карты» он занимал пост начальника военного отдела, а значит, был в курсе списочного состава членов организации. Парфенов был бескомпромиссным монархистом и в 1918 году даже покинул на время ряды Добровольческой армии ввиду несогласия с замалчиванием ее командованием лозунга восстановления трона. Он вполне мог решиться на непродуманное выступление, исключительно под влиянием ненависти к большевикам.
Алексеев же в эти дни был практически изолирован от происходящего. Два дня он безвыходно пребывал на квартире Щетининых. Вечером 29 ноября он все-таки решился выйти на улицу в сопровождении ротмистра Шапрона. Когда они возвращались обратно, генерала узнал кто-то из соседей. После этого Алексеева из соображений безопасности перевезли на Спасскую улицу, где находилась квартира графини Сивере (двоюродной сестры Шапрона).
Оставаться в Петрограде становилось делом слишком рискованным. Один из знакомых Щетининых сумел достать железнодорожные билеты до Ростова. Алексеев очень беспокоился за семью, оставшуюся в Смоленске, поэтому его пришлось ввести в заблуждение. Ему было сказано, что билеты взяты только до Москвы, поскольку оттуда проще и безопаснее будет добраться до Смоленска. Сопровождать Алексеева в поездке должны были ротмистр Шапрон, Н.П. Щетинина и полковник Веденяпин, ехавший по документам ее мужа. Сам генерал получил паспорт отца Щетининой, тайного советника в отставке.
Поезд отходил в 11 часов вечера 30 ноября 1917 года. Веденяпин и Щетинина отправились на вокзал заранее, Алексеев же и Шапрон должны были прибыть за пятнадцать минут до отхода состава. Шапрон вспоминал: «Тяжело и странно было смотреть на генерала Алексеева в столь несвойственной ему штатской одежде, особенно той, которой ему пришлось пользоваться за неимением времени достать что-либо более подходящее. Генерал был одет в очень потертое осеннее пальто темно-шоколадного цвета с небольшими темными крапинами. Оно крайне неуклюже сидело на нем. Из-под не по росту длинного пальто виднелись черные брюки, бахрома оконечностей которых ярко очерчивала военные сапоги. Голову его покрывала синяя фетровая шляпа, опоясанная черною лентою, которую генерал как-то особенно глубоко напяливал на голову с наклоном на правый бок. Передняя часть шляпы доходила до бровей, отчего неестественно поднималась задняя ее часть, придавая столь непривычный и резко бросающийся в глаза вид»{425}.
Когда приехали на вокзал, выяснилось, что поезд задерживается. Больше часа Шапрон с Алексеевым были вынуждены гулять по улицам под не прекращавшимся холодным дождем. Посадка в вагон прошла без особых проблем. В одном из двух смежных купе расположились Е.П. Щетинина и полковник Веденяпин, в другом — генерал Алексеев и ротмистр Шапрон. Купе были соединены общей уборной, и поэтому пассажиры могли в течение всей поездки не выходить в коридор.
Тем не менее тревожных минут за время пути было немало. Дважды генерала узнавали: сначала проводник, потом случайный пассажир из того же вагона. В Москве Алексеева пришлось убеждать продолжить путь дальше до Ростова. Он согласился при условии, что пробудет на Дону всего несколько дней и при первой же возможности выедет в Смоленск. Где-то, то ли в Орле, то ли в Курске, во время стоянки спутники внезапно потеряли Алексеева. Оказалось, что генерал ходил на вокзал отправлять жене телеграмму о том, что он выехал на юг. Вся конспирация, естественно, после этого становилась весьма сомнительной. Но все обошлось, и рано утром 2 ноября путешественники прибыли в Ростов. Позавтракав на вокзале, они пересели на пригородный поезд и около 9 утра были в Новочеркасске.
Немедленно по прибытии Алексеев направился к генералу А.М. Каледину. Донской атаман встретил Алексеева приветливо, но без особого радушия. Он предупредил о том, что пребывание Алексеева на Дону может быть использовано врагами войскового правительства для агитации в пользу большевиков, и потому попросил его при первой возможности покинуть пределы области, а до той поры не афишировать свое присутствие. В течение всего времени пребывания в Новочеркасске Алексеев был вынужден носить гражданскую одежду, в газетах же он фигурировал под прозрачным псевдонимом «генерал Алексин». Впервые фамилия Алексеева была прямо названа в публикации «Вольного Дона» от 12 декабря 1917 года в заметке о создании общества «Белый крест» для помощи детям офицеров, в числе учредителей которого был назван и он.
На следующий день в Атаманском дворце состоялось совещание, на котором, помимо Алексеева и Каледина, присутствовали председатель областного правительства М.П. Богаевский, некоторые члены правительства и представители кубанского войска. Большинство участников встречи сошлись во мнении, что казачество своими силами не способно свергнуть большевистский режим. Единственное, что можно сделать сейчас, — это не допустить распространения большевизма на Дону и Кубани. Фактически донские власти отказали Алексееву в прямой поддержке, но согласились до поры до времени закрыть глаза на его деятельность.
Для проживания Алексееву был предоставлен пассажирский вагон, стоявший на запасных путях близ вокзала. Это было не слишком удобно (однажды ночью вагон едва не прицепили к какому-то поезду), тем более что примерно через две недели к генералу из Смоленска приехала семья. Снять квартиру в городе оказалось очень сложно, так как никто не хотел пускать к себе «чужих». Наконец, какой-то купец-старообрядец согласился сдать бывшему Верховному главнокомандующему пустующее помещение своей конторы. Маленькая прихожая была превращена в канцелярию, — здесь стоял письменный стол и стулья для посетителей. Узкая комната в одно окно стала спальней Алексеева, радом в такой же комнате поместились его адъютант ротмистр А.Г. Шапрон дю Ларре и врач С.М. Крупин. За этими комнатами находилось бывшее складское помещение, переоборудованное в гостиную. Здесь же за ширмой спали дочери Алексеева. Днем в квартире постоянно толпились люди. Это неудивительно, поскольку именно здесь и рождалась новая, антибольшевистская, армия.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.