ПОСЛЕДНЕЕ НАСТУПЛЕНИЕ
ПОСЛЕДНЕЕ НАСТУПЛЕНИЕ
Решение о подготовке совместного наступления было принято еще в ноябре 1916 года на конференции с участием представителей России и ее союзников во французском городке Шантильи. Начало операции было намечено на февраль следующего года. Предполагалось, что одновременный удар на востоке и западе сокрушит Германию и приведет к окончанию войны. Однако в феврале 1917 года в России произошла революция, и это спутало все карты.
Быстрое разложение русской армии поставило под вопрос саму возможность наступления. Уже 12 марта, всего десять дней спустя после отречения царя, новый Верховный главнокомандующий генерал М.В. Алексеев писал военному министру, что, по его мнению, «теперь дело сводится к тому, чтобы с меньшей потерей нашего достоинства перед союзниками или отсрочить ранее принятые обязательства, или совсем уклониться от исполнения их. Сила обстоятельств приводит нас к выводу, что в ближайшие четыре месяца наши армии должны были сидеть покойно, не предпринимая решительной, широкого масштаба операции»{218}.
В то же время часть других представителей высшего генералитета, напротив, полагала необходимым ускорить подготовку наступления. Особенно активно эту позицию отстаивал главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал А.А. Брусилов. Он полагал, что активизация боевых действий заставит солдат забыть о политике и тем остановит процесс распада армии. Брусилова поддержал главнокомандующий Западным фронтом генерал В.И. Гурко. Под их влиянием изменил свои взгляды и Алексеев. 30 марта 1917 года он подписал приказ, предписывавший начать подготовку наступления, сроки которого предварительно намечались на первые числа мая. Сроки эти объяснялись расчетом на то, что наступление русской армии будет продолжением наступления союзников на западе, к началу которого Россия просто не успевала.
Апрельские бои во Франции не привели к существенному изменению военной ситуации. По этой причине русское командование вновь приняло решение сдвинуть сроки предполагаемых операций. В конце мая, как мы уже знаем, генерал Алексеев покинул свой пост. Конкретные даты начала наступления были определены в приказе нового Верховного главнокомандующего генерал А.А. Брусилова от 4 июня 1917 года. Начать 12 июня должен был Юго-Западный фронт, десять дней спустя предполагалось выступление Западного фронта, 1 июля к ним должны были присоединиться Северный и Румынский фронты.
Согласно этим планам главный удар наносился силами Юго-Западного фронта, считавшегося наименее затронутым разложением. В соответствии с этим главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал А.Е. Гутор поставил задачи перед входившими в состав фронта армиями. Основная нагрузка ложилась на 7-ю и 11-ю армии, наступавшие в направлении Львова. Особой армии, расположенной севернее, предписывалось сковать противника и не позволить ему перебросить силы в направлении главного удара.
Возглавляемой Корниловым 8-й армии было поручено прикрывать главные силы с юга. Эта задача носила сугубо вспомогательный характер, что было Корнилову очень не по душе. Он пытался настаивать на перенесении основного удара в предгорье Карпат, мотивируя это тем, что позиции противника здесь менее защищены. Но в штабе фронта это предложение было встречено отрицательно. Единственное, что удалось сделать Корнилову, — это добиться передачи под его командование XVI и XII корпусов, прежде входивших в состав 7-й армии. Такая «прирезка» фронта позволяла 8-й армии тоже принять участие в наступлении.
Началу операций предшествовала серьезная подготовка. На всех фронтах, где предполагались наступательные действия, русские войска имели численный перевес над противником не менее чем в полтора-два раза. Еще более заметным было превосходство в артиллерии. Начальник штаба Ставки генерал А.С. Лукомский писал об этом: «На успех надеялись вследствие сосредоточения на фронте значительной артиллерии и считали, что, может быть, при поддержке могущественного артиллерийского огня части пойдут вперед, а победа даст и все остальное»{219}. Особенно крупные силы были стянуты на Юго-Западном фронте. Здесь на участке длинною в семьдесят километров было сосредоточено 42 пехотных и 9 кавалерийских дивизий против 22 дивизий противника. В составе русской артиллерии было около 1300 орудий, в то время как у немцев и австрийцев лишь 700.{220}
Проблема, однако, была не в количественных показателях. Войска стремительно теряли дисциплину. В прифронтовой полосе процветали насилие и мародерство. Штабс-капитан Э.Н. Гиацинтов (его батарея как раз в это время была переведена на Юго-Западный фронт) вспоминал: «По дороге революционная армия совершенно разоряла мирное население. Солдаты ловили кур, разбирали на дрова заборы и форменным образом разоряли встречавшиеся на пути фруктовые сады. При этом совершенно не принималось во внимание, кому этот сад принадлежит: ненавистному буржую, помещику или бедному крестьянину»{221}. В полках шли бесконечные митинги, на которых решался вопрос, выполнять или нет приказы командования.
К этому времени вопрос о наступлении давно уже превратился из чисто военного в политический. Для тех, кого страшила нараставшая в стране анархия, наступление было последней надеждой на оздоровление армии и консолидацию общественных сил. По этой же причине радикальные политические группы из числа противников Временного правительства были заинтересованы в том, чтобы наступление не состоялось или закончилось неудачей. В эти дни В.И. Ленин писал: «Наступление, при всех возможных исходах его с военной точки зрения, означает политически укрепление духа империализма, настроений империализма, увлечений империализмом, укрепление старого, не смененного, командного состава армии… укрепление основных позиций контрреволюции»{222}. В такой ситуации судьба наступления решалась не только на фронте, но и за тысячи километров от него в глубоком тылу.
3 июня 1917 года в Петрограде открылся I Всероссийский съезд Советов. На его заседаниях развернулась ожесточенная борьба между эсеро-меньшевистским большинством и сторонниками Ленина. Среди делегатов, заявивших о своей партийной принадлежности, большевиков было впятеро меньше, чем эсеров и меньшевиков, но они компенсировали это шумным поведением и угрозами. Большевики настаивали на том, чтобы съезд принял резолюцию, осуждавшую наступление на фронте. Однако в итоговом решении по этому вопросу было указано, что русская армия должна быть готова как к обороне, так и к наступлению, но наступательные действия должны предприниматься лишь в тех случаях, когда они вызваны стратегической необходимостью.
Только после утверждения этой резолюции военный министр А.Ф. Керенский, принимавший самое активное участие в работе съезда, сумел выехать на фронт. Это отложило предполагаемое начало наступления на четыре дня. 16 июня в Тарнополе, где располагался штаб 7-й армии Юго-Западного фронта, Керенский подписал приказ о начале наступления. Обратим внимание на эту деталь: приказ подписывает не Верховный главнокомандующий, а военный министр. Это было нарушением всех существующих правил и военной субординации. Однако в быстро менявшейся обстановке тех дней никто не обратил на это должного внимания.
Наступление Юго-Западного фронта началось с мощной артиллерийской подготовки. Напомним, что в этом отношении русские армии имели многократное превосходство над противником. На участке главного удара плотность русской артиллерии достигала 40 орудий на один километр{223}. Никогда прежде русская армия не располагала такой орудийной мощью. Артобстрел продолжался в течение двух дней, не прекращаясь ни днем ни ночью. В 10 часов утра 18 июня 1917 года в бой пошла пехота. Атака была успешной. К полудню русские войска заняли первую линию окопов противника, а на отдельных участках — вторую и третью. За один этот день в плен было взято свыше десяти тысяч вражеских солдат и офицеров. Но и русские потери тоже были велики. Убито было свыше двух с половиной тысяч человек, ранено около десяти тысяч.
Однако уже к вечеру первого дня наступление начало давать сбои. На отдельных участках фронта русские войска, столкнувшись с ожесточенным сопротивлением противника, вынуждены были отойти на первоначальные позиции.
На второй день стало ясно, что продвижение 7-й армии приостановилось. Командование фронта приняло решение перегруппировать силы, поддержав дополнительными подкреплениями натиск 11-й армии. Новая попытка наступления, предпринятая 23 июня, привела к тому, что после незначительного продвижения вперед 11-я армия тоже перешла к обороне.
На этом фоне особенно ярко выглядели успехи 8-й армии. По первоначальному замыслу ей отводилась лишь вспомогательная роль. Но Корнилов сумел на практике реализовать отвергнутый командованием фронта план флангового удара. Возможности его при этом были минимальны. На всем отрезке фронта, который контролировала 8-я армия, девять десятых приходилось на горы. Равнинный участок в верховьях Днестра, где было возможно быстрое продвижение вперед, по протяженности составлял не более 50 километров. Здесь стояли XII и XVI армейские корпуса — единственная сила, которая могла быть вовлечена в наступление.
Приказом от 11 июня 1917 года Корнилов определил следующие задачи: XII корпус должен был, прорвав оборону противника, выйти на железную дорогу Станислав—Галич и далее развивать наступление в направлении Калуша. XVI корпус наносил отвлекающий удар южнее. Оба корпуса были усилены ударными частями, которые и должны были возглавить атаку. Русские войска имели на этом участке двойное превосходство в тяжелой артиллерии. В боях участвовали броневики, самолеты и бронепоезда.
Наступление началось 23 июня в районе дислокации XVI корпуса. Одновременно была начата артподготовка на участке, занимаемом XII корпусом. Обстрел вражеских позиций шел без перерыва в течение двух дней. На рассвете 25 июня корпус двинулся вперед. В этот день ему удалось продвинуться на глубину в 5—6 километров, овладев девятью линиями траншей. В плен было взято более семи тысяч солдат и офицеров противника, захвачено 48 орудий. Все попытки германо-австрийского командования остановить продвижение русских войск были неудачны. 27 июня части XII корпуса заняли укрепленный город Галич. На следующий день 164-я и 117-я дивизии после упорного боя овладели Калушем и переправились на западный берег реки Ломницы.
Несомненно, что главная заслуга в успехах 8-й армии принадлежала Корнилову. В эти дни он постоянно находился на передовой. Свой штаб он перенес из Черновиц в маленький городок Коломыю, на самой линии фронта. Для Корнилова происходящее было своего рода экзаменом. До этих пор ему не приходилось командовать крупным соединением. Короткое пребывание во главе XXV корпуса можно было сбросить со счетов, поскольку активных боевых действий в то время не велось. Следует сказать, что экзамен Корнилов сдал с честью. Предложенный им план увенчался успехом, вопреки скептическому отношению вышестоящего начальства. Правильным оказалось и решение сделать ставку на ударные батальоны. Наконец, Корнилов сумел справиться и с кадровой проблемой, наиболее сложной для любого руководителя. Несмотря на то что у него не сложились отношения с генералом А.В. Черемисовым, Корнилов оставил его во главе XII корпуса, и, как оказалось, не зря. Учитывая, что для Корнилова личная неприязнь значила очень многое, это решение было серьезным поступком.
В ходе наступления 8-я армия продвинулась вперед на 25—30 километров. Пленные немецкие офицеры на допросах говорили, что такого стремительного натиска русских они не видели за всю войну{224}. Но успех в любой момент мог превратиться в неудачу. Армия понесла большие потери. Начались затяжные дожди, реки были готовы выйти из берегов. Вражеское командование, обеспокоенное складывающейся ситуацией, спешно перебрасывало на опасный участок фронта подкрепления.
Самым же главным было то, что успех 8-й армии не был поддержан соседями. Среди солдат 7-й и 11-й армий усилилось брожение. Многие части самовольно покидали передовую и отходили в тыл. Офицеры, пытавшиеся удержать солдат на позициях, рисковали при этом жизнью. 2 июля 1917 года за попытку остановить бегство с передовой был убит солдатами командир 22-го гренадерского Суворовского полка подполковник Рыков. Главнокомандующий фронтом генерал Гутор немедленно приказал расформировать мятежный полк, но и это не изменило ситуацию.
Положение еще более усугубляли известия о событиях, происходивших в тылу. В день начала наступления на Юго-Западном фронте, 18 июня 1917 года, в Петрограде прошла многотысячная демонстрация под антивоенными лозунгами. Антивоенная пропаганда находила самый живой отклик среди солдат петроградского гарнизона. Несомненно, что «защищать революцию» в тылу было значительно приятнее, чем рисковать своей жизнью на передовой. Между тем на фронте обозначилась острая нехватка представителей отдельных военных профессий, прежде всего пулеметчиков.
Керенский, находившийся тогда в действующей армии, потребовал, чтобы из Петрограда на передовую были переброшены броневики и пулеметные команды.
Это вызвало резкое недовольство в гарнизоне, особенно активно был настроен 1-й пулеметный полк. Полковой комитет на своем заседании утром 3 июля принял решение призвать рабочих и солдат к немедленному восстанию. В эти же часы стало известно о том, что министры-кадеты подали заявление о своем выходе из состава правительства, протестуя против соглашения, подписанного Керенским с представителями националистических украинских партий. Правительственный кризис подогрел и без того неспокойные настроения. Волнения на фабриках и заводах Петрограда к этому времени не прекращались уже как минимум две недели, со времени июньской демонстрации.
К вечеру 3 июля обстановка стала накаляться. На улицах появились группы вооруженных солдат, куда-то мчались грузовики с установленными на них пулеметами. В городе заговорили о готовящемся выступлении большевиков. Впрочем, большевистский ЦК тоже оказался в сложной ситуации. На спешно собранном его заседании было решено обратиться к солдатам и рабочим с призывом воздержаться от необдуманных действий. Однако часть большевистских руководителей, прежде всего из военной организации при ЦК, считала, что ситуация дает уникальный шанс для свержения Временного правительства. Получив распоряжение уговаривать солдат сохранять спокойствие, многие из них делали все с точностью до наоборот.
Утром 4 июля стало ясно, что события приобретают неуправляемый характер. Очевидец вспоминал: «Повсюду собирались кучки людей и яростно спорили. Половина магазинов была закрыта. Трамваи не ходили с восьми часов утра. Чувствовалось большое возбуждение — с колоритом озлобления, но отнюдь не энтузиазма»{225}. В эти же часы на Васильевском острове высадилось около десяти тысяч матросов из Кронштадта. Вооруженной колонной они двинулись к центру Петрограда, присоединяя к себе по пути отдельные группы рабочих и солдат. Одновременно с Выборгской стороны в центр направилась еще одна колонна во главе с солдатами 1-го пулеметного полка. В различных районах города произошли столкновения демонстрантов с казаками и юнкерами, выведенными на улицу по приказу главнокомандующего округом генерала Половцева. При этом были убитые и раненые.
На следующий день в город были введены верные правительству войска. Петроград был объявлен на военном положении, начались аресты. По обвинению в попытке государственного переворота были взяты под стражу многие руководители большевистской партии. 6 июля был отдан приказ об аресте Ленина, но он к тому времени успел скрыться из города. Через два дня газеты сообщили о новом составе правительства, в котором пост министра-председателя занял Керенский.
Июльские события стали переломом в ходе революции. Неуклонно нараставшая к этому времени популярность большевиков в значительной мере была подорвана. Но, проиграв тактически, большевики добились важнейшей предпосылки своей победы в будущем. Наступление на фронте оказалось окончательно сорвано, а значит, сорваны оказались и расчеты власти на армию. Столичные газеты доходили и до передовой. Сообщения о массовых антивоенных выступлениях в Петрограде не могли не затрагивать солдат. Для колеблющихся это стало оправданием своего поведения. Бегство с позиций, отказ от выполнения распоряжений офицеров — все теперь получило «идейное» обоснование.
Между тем в положении на фронте тоже зрели перемены. Германское командование подтянуло на восток новые силы, и 6 июля немецкие и австрийские войска перешли в контрнаступление. Не выдержав натиска, русские армии начали отступать. За короткое время отступление приняло вид панического бегства. Полки и дивизии превратились в неуправляемую орду. На своем пути она грабила и убивала, жертвами ее становились мужчины, женщины и дети. Страшную картину паники тех дней рисуют уже цитировавшиеся записки штаб-ротмистра Э.Н. Гиацинтова: «По улицам метались обозные солдаты и интендантские чиновники, пытаясь запрягать подводы и нагружать их всяким добром: сапогами, шинелями, банками с консервами и так далее. Не успевала такая подвода двинуться с места, как на нее налетала кучка бежавших с фронта, скидывала весь груз и, неистово нахлестывая лошадей, уносилась в тыл. Ругань и крик висели в воздухе. Бежавшие все прибывали и прибывали. Кое-где уже пылало пламя. Но вот над деревней появились два немецких аэроплана и начали обстреливать деревню пулеметным огнем. Суматоха поднялась страшная. Теперь уже просто выпрягали лошадей из подвод и удирали верхом. Кто не успевал захватить лошадь, скидывал сапоги, если они у него еще были, и бросался бежать босиком»{226}.
Русское командование попыталось отвлечь силы противника с Юго-Западного фронта. 9 июля началось наступление на Западном фронте, на следующий день его подцержали армии Северного фронта. Но энергичный поначалу натиск захлебнулся здесь почти сразу же. Не могли спасти ситуацию и относительно успешные действия на Румынском фронте{227}. Катастрофа на Юго-Западном фронте продолжала расширять масштабы.
В этих условиях главнокомандующий фронтом генерал Гутор проявил растерянность и неумение контролировать ситуацию. Его панические просьбы о помощи вызывали в Ставке крайнее раздражение. На очередную такую телеграмму от 7 июля главковерх А.А. Брусилов отвечал: «Войск в вашем распоряжении больше, чем нужно. Необходимо принять все меры, чтобы заставить их драться. Не допускаю мысли, что между сосредоточенными в районе прорыва частями, не нашлось доблестных и верных долгу полков, которые не остановили бы небольшие части противника, наступающие только потому, что перед ними отходят»{228}. Вечером того же дня Брусилов подписал приказ о назначении на должность главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Корнилова.
Новый пост Корнилов занял в очень тяжелое время. Фронт разваливался на глазах. 8-я армия еще держалась, но было ясно, что и она не сумеет остаться в стороне нараставшей паники. Казалось, что все кончено, враг может продвинуться сколь угодно далеко и не встретить при этом сопротивления. От Корнилова ждали чуда. Обратим на это внимание — обычный, в общем-то, генерал на глазах вырастал в вождя. Любой, даже самый квалифицированный, профессионал имеет право на ошибки. Это все понимают и другого от него не ждут. Иное дело — вождь. Он окрылен удачей, ему покровительствует судьба. Он может совершить чудо в безвыходной ситуации. Корнилову было очень важно доказать свою удачу. Только после этого ему бы поверили безоговорочно.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.