1992

1992

6.2.1992. Моя кафедра истории и теории мировой культуры вдруг сникла. Аверинцев снова взят в больницу, где провел всю осень до начала января, Гаспарову запретили врачи говорить, Иванов в Аме­рике, курс ведет Романов жилистый и бодрый, для которого светоч и учитель Вигасин. Главное: студенты, как весь народ, тоскуют по определенности, определенность им дают Стрельцова, Кузнецов, Майоров, Соколов.

16.7.1992. Сегодня прилетает из Бонна Аверинцев. Их буквально выгнали из гостиницы — дорогой, — потому что кончились деньги, русского правительства. В Бельгии он уже был, почему так недолго? Как мне хотелось бы его видеть. Два инвалида. Кем он теперь стал? Боюсь: сложным, разборчивым, болезненным, с кем уже нельзя бу­дет говорить в простоте.

5.8.1992. У Аверинцева был Юрий Николаевич Попов, Аверин­цев слаб, но скорее естественным после двух операций образом. О лекциях речи пока и нет, но «он может снова сделать что-то не­ожиданное, как всегда» (Попов). Пишет для «Rheinischer Merkur», сразу по-немецки, о современной церкви у нас, длинно, в несколь­ких номерах.

398

17.9.1992. Если Бог, который дал мне так много, захочет дать еще, то это уж будет действительно очень много. Больше чем кому-ни­будь. Лучше я поэтому буду доволен тем, что есть. Аверинцев. Седакова. Ахутин. Хоружий. Лебедев? Битов?

9.10.1992. Аверинцев на кафедре хотел дисциплины и требова­тельности к студентам.

14.10.1992. Меня будет вытеснять «кафедра», что это я темное го­ворю и пишу. Аверинцев, который защитил бы, в Италии, снова. Он привез на кафедру, где говорил с Седаковой, юмористические стихи о себе, о вынимании из него и вставлении (печени?), как из пророка. Он странный, говорит Седакова, еще не возвратился.

13.11.1992. Аверинцев, который во вторник 10 числа из Италии, Рима, где получал звание доктора церковных наук, как Гаспаров, об­ходителен, обходит рискованное, как в драках вбирал голову в плечи и не дрался.

19.11.1992. Вчера на Аверинцеве на кафедре истории и теории мировой культуры, плотно сидящие молодые люди, многие очень хороши, прекрасная в чистоте своих 15 лет Маша. Прекрасное волшебство его присутствия, когда я пригрелся в уголке на своем чемоданчике между Седаковой и Варданом Айрапетяном. Ах всегда бы так. Своей слабостью, страшной операцией, на Западе за доро­гие доллары, он купил себе продолжение себя прежнего как уника: редкости уже не страшной, милой. Как хотелось бы обратно в тот уют, но... черный упругий на подступах (Седакова), излучающий ту неприступность Саврей стоит у дверей своего кабинета, бывшей комнаты секретаря парткома, он устраивает это безобидное пред­ставление, Аверинцева.

Внешности Спасителя в Евангелиях нет, говорил он, потому что евангелия не биографический жанр. Юный безбородый добрый па­стырь ранних изображений совсем не претендует на какую-нибудь конкретность. Живописцы римских катакомб возможно знали лю­дей, которые помнили и рассказывали об облике Иисуса Христа, или даже приезжали посмотреть на Иакова брата Божия — сходство! Хотя паломничество в Святую землю в христианстве не обязатель­но, не как в исламе и иудаизме, и высокие христианские авторитеты

399

даже против паломничества, потому что всё, вплоть до Голгофы, есть в любой самой бедной деревянной церкви. — Затем мы ведь во­обще можем, и это будет очень полезным занятием, задать себе во­прос, чего в Евангелиях нет, и в этом разряде рядом с лежащими на поверхности вопросами о возрасте и т.д. окажется многое другое. Я прошлый раз говорил о строгом воздержании евангелистов от каких бы то ни было оценок и мотивировок, столь важных для житийной литературы, и мне приходит на ум вопрос о правомерности и не­правомерности измерения некоторых новозаветных повествований мифом. Сходство с древним сакрально-мистическим рассказом есть. Текст дается без разъяснений. Разъяснения мы должны искать. Бо­гословие поэтому — теперь уже на все время существования этого мира— есть истолкование Евангелия, которое не содержит своего истолкования.

Евангелие от Иоанна может быть даже историчнее чем синоп­тики. У Иоанна видно, что мы имеем дело с учителем, способным говорить неожиданные вещи. У историографа на этом основании может сложиться ряд: школы Гиллеля, Шаммаи, Иисуса, причем нельзя отказать этому учителю в высокой степени оригинальности и неожиданности. — По церковной традиции Евангелие от Иоанна самое позднее, Джон Робинсон однако напоминает, что это недока­зуемо. Скорее всего, тут перед нами просто другая линия традиции, сложившаяся не в Палестине, не в Риме, а в Малой Азии. Замечена близость словаря Иоанна со словарем кумранских текстов. — Даже все евангелисты вместе, мы должны с этим мириться, рассказывают очень мало. Марк не рассказывает даже о воскресении Христа, не то что Лазаря. Конец его Евангелия явно приписан. На стихе 16,8 сло­вами &po|kri)VTo уйр [18], думает Аверинцев, кончается собственно рука Марка. — Некоторые евангельские изречения привязаны к какому-то ключевому слову, как бы «сказаны к слову». Человек не может жить без определенных ценностей, которые он обязан уважать, но он не имеет права ставить их выше святынь: святыни выше. Брак ве­ликое таинство, но девственность выше чем брак. Поэзия Пушкина такая же сила богосотворенного мира, как сила природы. — Слова

400

 «Новый завет» есть у Иеремии [19]. Это и самоназвание Кумранской общины. Вечный завет? Да, это вечный завет, хотя есть и ожидания третьего завета. «Христос и вчера и сегодня и всегда.» Это имплици­рует вечность Нового завета, его неизменность до конца зона. Пере­читайте Иеремию. Я очень прошу прощения, но я устал и мне трудно говорить, поэтому может быть мы расстанемся.

19.12.1992. На заседании кафедры истории и теории мировой культуры философского факультета МГУ. Аверинцев ужасается Сав-рею, мечтает о бегстве, уходе. Его примут и в другом месте, я советую к Афанасьеву, чтобы спасти тот философский факультет; но Афана­сьев видит только то, что он видит, понимает Аверинцев. — Я не по­нимаю, какой смысл знать, что С. ужасен, что он безумен, ужасаться и Иванову, притом слезно просить его не назначать С. заместителем директора и после этого выступать на кафедре об учебном процессе и спорить со мной, что все-таки у нас школа не молчания, а слова, перед всеми. «Нужна строгость». «Надо повторять, что дважды два четыре». «"Ауврсоткх; цт) 5арец оЬ яса&иЕТса [20]». Когда потом я говорил ему о трех исключенных с кафедры студентах: «Я ничего об этом не знаю, меня не было год, меня резали в Германии». Не надо знать — надо чувствовать.

Шли ровные уверенные кафедральные разговоры. Нервничав­ший, неожиданно мудрый выбивался из всех только Аверинцев, особенно когда возражал Брагинской, что не надо «покрыть весь предмет истории науки своими преподавателями», достаточно на частном, детальном показать вкус строгих, неумолимых вещей — жестких. Я за него боялся несколько минут, и Наташа явно тоже, за нервную худобу лица, быструю, в контраст с медленной почти по-гаспаровски запинающейся перед этим и большей частью, захле­бывающуюся речь.

Я хуже тебя, говорит Аверинцев, я не могу отказаться от полу­чения денег, у меня четверо и кошки, в ИМЛИ почти не платят, за

401

время лежания в Германии невозможно получить даже бюллете! удивительное дело, член-корреспондент АН. Он пишет об Ивак различает между кощунством, у Иванова оно было, и богохульст не было. Жаловался, что не запоминает лица, «из-за этого не у вести дел». Потом наивно сказал, что надеялся, что дотации фил фии, филологии, культуре идут только по двум линиям, Садовш и Афанасьев, теперь оказалась третья.

Наталья Петровна, лицо в сыпи, двойные нервы, забота о реже. Зачем она взяла эту ставку на кафедре, отказавшись пять назад от подобной. Для удобства, жена такого человека, и в пор; икономии как плату за то, что Аверинцев не будет директором, i ринцев не понимает, что значит, когда Саврей хлопает его по пл обнимает, проводит рукой и ниже.

26.12.1992. Михайлов [21] мрачен, разошелся и с Аверинцевым Сергее Сергеевиче определенно можно сказать, что у него нет ни ной минуты времени для каких-либо начинаний.»

28.12.1992. Аверинцев цитирует из конца "Варлаама и Иоасафа" Седаковой как пояснение нищеты в «нищие духом», где духом : значит по воле, а нищие значит неспособные выжить без Бога. — Eрнические репортеры в призовой фотографии Аверинцева, где он рядом с пятью другими, в «Литературной газете» дали его дурашливым блаженненьким.