Глава XI

Глава XI

Взлетит наш стяг в простор.

Преграды рухнут. Путь открыт...

Рабиндранат Тагор

Во второй половине XVI века третий из Великих Моголов, император Акбар, покоривший север Индии и сломивший сопротивление княжеств, расположенных в центральных районах Индостана, подступил со своим войском к стенам Ахмаднагара. Стойкость и храбрость жителей города, от мала до велика взявших в руки оружие, поразили Акбара, умевшего по достоинству оценить эти качества. Когда же он узнал, что обороной города руководила женщина — правительница Ахмаднагара Чанд Биби, восхищенный Акбар даровал горожанам почетный мир. Многих неприятелей останавливали прочные каменные стены Ахмадвагарского форта...

Кому первому пришла в голову мысль использовать форт в качестве тюрьмы, сказать трудно, но уже в годы первой мировой войны англичане упрятывали сюда арестантов, местонахождение которых по ряду причин должно было храниться в тайне. Узники содержались в глухих казематах, в которых когда-то под самым потолком были узкие окошки, ныне плотно замурованные. Казематы выходили во внутренний двор, протянувшийся от стены до стены на полсотни метров. Земля во дворе потрескавшаяся. В углу двора затаилось единственное чахлое деревце с пожухлыми листьями.

Зрелище безрадостное, кого угодно ввергнет в состояние беспросветного уныния, но только не Джавахарлала. Не успели еще узники осмотреться на новом месте, а Неру уже предлагает разбить во дворе несколько цветочных клумб и ошеломляет вежливой просьбой надзирателя-англичанина позаботиться о семенах... Отныне каждое утро после завтрака заключенные конгрессисты под руководством Джавахарлала старательно вскапывают каменистую почву. Даже мрачноватый Патель, поначалу взиравший на их старания со скептической усмешкой, в конце концов не выдерживает и присоединяется к товарищам.

Завтракают в восемь часов утра, в знойные дни собираются обычно в камере Азада, беседуют, спорят. Когда спадает жара, выходят во двор и продолжают вскапывать землю. В восемь вечера повар-англичанин (все тюремщики — английские военнослужащие, индийцев к форту не подпускают) приносит обед. Готовит он скверно, и качество приготовленных им блюд — частая тема для шуток за столом. Часов до десяти опять разговаривают, строят планы на будущее, высказывают догадки о том, что происходит за стенами форта. Узникам запрещена переписка, газеты к ним не поступают, надзиратели молчат, и попытки выведать что-то у них заканчиваются безуспешно.

Только через месяц после ареста администрация тюрьмы разрешила заключенным переписку. Вскоре Кришна получила письмо от брата и по надписи на конверте «где-то в Индии, но не в аллахабадской «Обители радости» поняла, что Джавахарлал находится на родине, а не за ее пределами, как утверждали в те дни многие.

Надзиратель стал приносить конгрессистам газету «Таймс оф Индия». Как-то Азад попросил его подобрать номера газеты, вышедшие за то время, когда конгрессисты были лишены возможности ее читать. Тюремщик выполнил просьбу Азада, и тогда Неру и его товарищи узнали о событиях, которые произошли в Индии уже после их ареста...

...Поезд с арестованными еще не успел отойти от перрона бомбейского вокзала, а улицы города уже были заполнены толпами возмущенных людей. Они окружили вокзал, а когда выяснилось, что поезд отправлен, бросились громить близлежащие полицейские участки. Забастовали рабочие, закрылись магазины и лавки. В течение двух-трех дней волнения охватили Соединенные провинции, Бенгалию, Бихар и другие районы Индии. Взрыв протеста бомбейцев против ареста руководителей Конгресса вылился в повсеместные массовые антиимпериалистические выступления индийцев. Некоторые журналисты поспешили назвать эти выступления «августовской революцией», однако революции в Индии не произошло, да и не могло тогда произойти. Власти были наготове. Колониальные войска, усиленные спешно переброшенными в Индию воинскими подразделениями регулярной британской армии, быстро и жестоко подавили неорганизованные и разрозненные волнения в городах и деревнях. В карательных операциях участвовала даже авиация. Толпы безоружных людей, изумленно взиравших на диковинных «птиц», безжалостно обстреливались с воздуха. Только по официальным данным британского правительства, в стране было арестовано более шестидесяти тысяч индийцев, около тысячи человек убито. Даже если судить по этим явно заниженным цифрам, поднаторевшие в карательных акциях против мирного населения колонизаторы на этот раз превзошли самих себя...

Когда чувства негодования и горечи, владевшие узниками Ахмаднагарского форта, немного притупились, между Неру, Азадом и убежденными сторонниками ненасилия разгорелись жаркие споры. Гандисты настаивали на том, что исход августовских событий мог стать иным, если бы выступления индийцев проходили организованно, а участники уличных демонстраций и митингов не допускали бы насильственных действий. Неру напоминал им, что хотя все они, члены Рабочего комитета, многократно говорили о подготовке новой массовой антиколониальной кампании, сделано ими было очень мало. Расчеты Ганди на то, что колонизаторы перед лицом военной угрозы со стороны Японии не решатся начать репрессии против Конгресса и других политических партий, во оправдались.

— Внезапные, неорганизованные демонстрации и выступления населения, выливавшиеся в кровопролитные столкновения с превосходящими и хорошо вооруженными войсками, являлись показателем настроений, охвативших население, — доказывал Джавахарлал во время одного из споров. — Эти настроения существовали и до нашего ареста, но аресты и частые расстрелы демонстраций, последовавшие за ними, вызвали гнев народа... В момент возбуждения немногие способны размышлять; они действуют под влиянием длительно подавлявшегося побуждения, которое влечет их вперед... Но толпы народа не подготовились к схватке, и не они выбрали момент для нее. Борьба началась неожиданно для них, и в своем отношении к ней, каким бы необдуманным и ошибочным оно не было, народ показал свою приверженность делу свободы Индии и свою ненависть к иностранному господству.

Азад, Саид Махмуд слушали Джавахарлала одобрительно, лица остальных не выражали ни согласия, ни протеста. После того как Неру кончил говорить, конгрессисты некоторое время молчали, раздумывая над его словами. Даже Патель, обычно не отказывавший себе в удовольствии время от времени довольно зло подшучивать над Неру, на сей раз воздержался от своих колких и далеко не всегда уместных шуток. Больше в тот вечер не спорили. Около десяти часов попрощались и разошлись по своим камерам.

На протяжении многих месяцев ежедневная газета «Таймс оф Индия» оставалась единственным источником информации для узников Ахмаднагарского форта. Свидания с родственниками были запрещены, тюремщики тщательно вымарывали из писем все, что, по их мнению, могло относиться к политике.

Из газеты Неру узнал о выдающихся победах Красной Армии под Сталинградом и под Курском, где в 1943 году был фактически предрешен исход второй мировой войны. Радовало Неру и то, как настойчиво и последовательно боролось Советское государство за демократические принципы послевоенного устройства мира, заявляя, в частности, о необходимости предоставления освобожденным народам полного права самим решать вопрос об их государственном устройстве.

Десятки, сотни тысяч людей отдавали свои жизни в борьбе с фашизмом, жертвуя самым дорогим во имя благороднейших целей — мира, свободы и прогресса человечества. А чем можно оправдать страшную, бессмысленную трагедию трех с половиной миллионов индийцев, павших не на полях сражений, не от пуль и снарядов, а умерших в муках от голода в своих домах, на улицах городов и деревень?

Англичане всячески старались избегать упоминаний о голоде, охватившем в последние месяцы 1943 года Бенгалию, восточные и южные районы Индии, но масштабы постигшей индийцев катастрофы были столь велики, что сообщения о ней просочились на страницы индийской и мировой печати. Гневу и возмущению Неру не было предела. Всю вину за случившееся он прямо возлагал на колониальный режим: «Голод был прямым результатом военных условий и беззаботности, полного отсутствия предвидения у тех, кто стоял у власти...» «Если даже посмотреть на дело с точки зрения интересов ведения войны, то следовало бы учесть, что этот голод разразился на той самой территории, которая была ближе всего расположена к театру военных действий и к району возможного вторжения... Так выполняло правительство Индии свои обязанности по обороне Индии и ведению войны против японских агрессоров».

В апреле 1944 года Неру начал работать над новой книгой. Поначалу он мыслил ее как продолжение «Автобиографии», и ранее им было уже написано несколько глав, в которых рассказывалось о событиях с сентября 1935 года, когда после освобождения из алморской тюрьмы Джавахарлал спешно выехал в Европу к больной жене.

Он писал о последних днях Камалы, заново испытывая все те чувства, пережитые им восемь лет назад, и с грустью удивлялся их непреходящей остроте. Посвятив памяти жены самые лиричные и, пожалуй, самые яркие в художественном отношении строки, он на какое-то время прекратил работу, словно опасаясь того, что последующие написанные им страницы заслонят бесконечно дорогой для него образ, и вернулся к книге только тогда, когда ощутил потребность рассказать о столь же близкой его сердцу и столь же пылко любимой им Матери-Индии.

Товарищи Джавахарлала по заключению не только одобрили его замысел, но и изъявили готовность помочь ему в работе над книгой. Великолепная память и исключительная эрудиция А.К.Азада, Г.Б.Панта и других конгрессистов во многом помогли Неру за необычайно короткий срок — пять месяцев! — создать его самое значительное и совершенное по форме произведение, которому он дал точное и емкое название — «Открытие Индии».

Джавахарлал, отказавшись от первоначального замысла, решил обратиться к прошлому родины, выяснить для самого себя и показать соотечественникам, в чем сила Индии и где таится ее слабость, раскрыть тайну ее жизнеспособности, величия, мудрости и отыскать ключ к пониманию причин, которые приводили ее к периодам упадка, отсталости, косности. Меньше всего он стремился написать историю Индии. О главных этапах ее прошлого он уже рассказывал в письмах к дочери, о событиях последних десятилетий — в «Автобиографии».

Некогда, в юные годы, ему попалось на глаза высказывание Ницше: «Не только мудрость веков, но и их безумие вспыхивает в нас. Быть наследником — это опасно». Модного тогда увлечения немецким философом Неру не разделял, настороженно относясь к его идее «избранной сильной личности». Позднее он еще больше утвердился в своем негативном отношении к ницшеанству, увидев, какое уродливое и страшное воплощение оно получило в расистских человеконенавистнических теориях фашизма.

Высказывание, однако, запомнилось Джавахарлалу своей афористичностью, а содержавшееся в нем предостережение вызывало сильное желание оспорить его. «Наследником чего я являюсь? — спрашивал себя Неру и с уверенностью, на которую ему давал опыт прожитых лет, отвечал: — Наследником всего, чего человечество достигло за десятки тысячелетий, всего, о чем оно помышляло, что оно чувствовало, от чего страдало и чему радовалось, кликов его торжества и горьких мук поражения, этого удивительного подвига человечества, который начался так давно и все еще длится, маня нас за собой. Вместе со всеми людьми я являюсь наследником всего этого и многого другого».

О мудрости прошлого своей родины, о ее великом неиссякаемом духовном наследии, осмысленное, разумное применение которого к настоящему и будущему жизненно необходимо для индийского народа, писал Неру в своей книге.

Он рассказывает о недавно обнаруженных в долине реки Инда, на северо-западе страны, памятниках, которые доказали существование более пяти тысяч лет назад высокоразвитой цивилизации, не только не уступавшей цивилизации Персии, Месопотамии, Китая и Египта, во и в чем-то превосходившей их. Ни социальные потрясения, ни частые вторжения многочисленных завоевателей, будь то персы или греки, не могли воспрепятствовать формированию и развитию богатейшей и самобытной индийской культуры, оказавшей огромное влияние на духовную жизнь народов всей Азии. Индийские ученые еще в древности обогатили мировую науку выдающимися открытиями в области математики, астрономии, медицины, металлургии. Только талантливому и трудолюбивому народу было под силу создание такого выразительного и гибкого языка, как санскрит. Джавахарлал с удовлетворением приводит слова известного советского ученого, академика Ф.И.Щербатского, который назвал грамматику санскрита «одним из величайших творений человеческого разума».

Неру искусно проводит читателя через лабиринты прошлого Индии, увлеченно, занимательно и доступно повествуя о самом сложном и противоречивом, мастерски воссоздавая портреты выдающихся соотечественников, «властителей дум и действия», — Будды, Махавиры, Калидасы, Рамакришны, Вивекананды, Ауробиндо Гхоша, Тилака, Гокхале, Тагора, Ганди и многих других.

Главное, что видит Неру, а вместе с ним и читатель, в истории Индии, — это то, что «стремление к свободе и независимости всегда существовало так же, как и отказ покориться иноземному господству». Это стремление не угасло и в самый тяжелый и болезненный для Индии период — в годы британского колониального владычества.

В «Открытии Индии» Неру снова обращается к событиям последних десятилетий, очевидцем и участником которых он являлся и о которых уже рассказывал в «Автобиографии». Теперь, по прошествии десяти лет после ее написания, он ощущает потребность еще раз проследить тот долгий извилистый путь, по которому следовали борцы за независимость Индии, с позиций сегодняшнего дня разобраться в причинах успехов и поражений освободительного движения. Вывод, к которому приходит Неру, глубоко оптимистичен: как никогда близок час освобождения страны. И когда этот час наступит, пишет Джавахарлал, «исполненные гордости за свое индийское наследие, индийцы откроют свой ум и сердце другим народам и нациям и станут гражданами этого широкого и чарующего мира, участвуя вместе с другими народами в начавшихся еще в древности исканиях, пионерами которых были их предки».

В апреле 1944 года газеты сообщили об ухудшении самочувствия Ганди, содержавшегося под арестом на вилле Ага-хана в Пуне. Двумя месяцами раньше умерла жена Махатмы Кастурба, с которой он в мире и согласии прожил шестьдесят два года. Сильно пошатнула его здоровье и трехнедельная голодовка, перенесенная им весной 1943 года. Тогда власти не сомневались в том, что семидесятичетырехлетний Ганди не выдержит голодовки, они даже распорядились заготовить сандаловые поленья для его кремации... Обследовавший Ганди врач написал вице-королю докладную записку, в которой, перечислив недуги Махатмы — малокровие, неустойчивое кровяное давление и прочее, — утверждал, что дни его сочтены. Новый вице-король лорд Уэйвелл, сменивший Линлитгоу в октябре 1943 года, не желая в первые месяцы своего правления брать на себя ответственность за смерть столь популярного в Индии, да и во всем мире, человека, приказал освободить Ганди.

К весне 1945 года вторая мировая война вступила в свою завершающую стадию. В Европе под мощными ударами Красной Армии рушились последние бастионы германского фашизма. На Крымской конференции руководителей трех держав — СССР, США и Великобритании — Советское правительство, верное союзническому долгу, обещало начать военные действия против милитаристской Японии. В Южной и Юго-Восточной Азии в результате наступательных операций, предпринятых американскими войсками на островах Тихого океана, а английскими — в Бирме, военная ситуация также изменилась в пользу союзников. «Угроза японцев Индии фактически миновала», — доносил Черчиллю главнокомандующий англоамериканских войск в этом районе лорд Маунтбэттен.

Английское правительство было вынуждено освободить находившихся в заключении с августа 1942 года лидеров Индийского национального конгресса. Теперь, когда победа над фашизмом и милитаризмом была близка, предъявленные Черчиллем в адрес конгрессистов обвинения «в агрессивной политике», в «подстрекательстве к бунтам и беспорядкам», что, как он громогласно утверждал, «могло сорвать все военные усилия Индии перед лицом угрозы японского вторжения», звучали по меньшей мере смехотворно.

28 мая власти перевели Джавахарлала и его товарищей из Ахмаднагарского форта в обычные провинциальные тюрьмы, а 15 июня все руководители ИНК были уже на свободе.

«Индия изменилась, и за ее внешним спокойствием скрывались сомнение и недоумение, разочарование и гнев, а также сдерживаемая страсть. С нашим освобождением из тюрьмы и новым поворотом событий обстановка изменилась. Гладкая поверхность покоробилась, и на ней появились трещины. Волны возбуждения прокатились по стране; после трех лет народ прорвал оболочку сдержанности. Я никогда раньше не видел таких огромных толп, такого лихорадочного возбуждения, такого страстного стремления народных масс к освобождению», — писал Неру в летние месяцы 1945 года.

Обстановка в стране накалялась: сокращение военного производства привело к массовым увольнениям рабочих угольной, текстильной, металлургической промышленности; из-за низкого урожая не хватало продовольствия, цены на товары первой необходимости возросли в несколько раз. Все это вызвало вспышку новых антианглийских выступлений рабочих Бомбея, Калькутты, Мадраса.

Наряду с экономическими лозунгами об улучшении условий их жизни и труда индийцы решительно требовали немедленного предоставления Индии независимости.

Обеспокоенное британское правительство вызвало в Лондон для консультаций вице-короля Индии лорда Уэйвелла. По его возвращении в Индию в Симле была созвана конференция, на которую Уэйкелл пригласил руководителей Конгресса, Мусульманской лиги и других политических партий страны.

Незадолго до открытия конференции вице-король встретился с председателем ИНК А.К.Азадом. Уэйвелл, любивший в доказательство того, что и ему, человеку военному, не чужды высокие материи, щегольнуть цитатой из Канта, не отличался, однако, дипломатическими способностями. Он по-солдатски, без обиняков заявил Азаду, что пока никакие радикальные конституционные изменения в Индии невозможны. «Война еще продолжается, а Япония остается грозным противником, — говорил вице-король. — При таком положении британское правительство не может пойти на какой-либо слишком решительный шаг. Следует дождаться окончания войны; однако кое-что можно предпринять уже сейчас: реорганизовать Исполнительный совет при вице-короле, куда вошли бы одни индийцы, а я бы, со своей стороны, постарался обеспечить такое положение, при котором вице-король всегда действовал бы по рекомендации этого органа». Испытующе глянув единственным глазом на непроницаемое лицо Азада, Уэйвелл добавил, что, по его мнению, именно теперь необходимо достижение взаимопонимания между Конгрессом и Мусульманской лигой.

Азад выразил сомнение в возможности какого-либо соглашения с лигой и заметил, что отказ Джинны сотрудничать с Конгрессом, по-видимому, объясняется уверенностью руководителей лиги в поддержке британским правительством их сепаратистских настроений. Уэйвелл поспешил заверить председателя ИНК, что правительство Англии сохраняет и будет сохранять нейтралитет в данном вопросе.

24 июня состоялось заседание Рабочего комитета ИНК, на котором присутствовал Неру. Выслушав сообщение Азада о беседе с вице-королем, конгрессисты решили принять участие в работе конференции и добиться от вице-короля ясных ответов на следующие вопросы: будет ли решение Исполнительного совета, то есть фактического национального правительства Индии, обязательным для вице-короля или он сохранит за собой право вето? Смогут ли руководители ИНК осуществлять контакты с армией, «отделенной от народа высокой стеной»? И, наконец, будет ли предоставлено право окончательного решения вопроса об участии Индии в войне с Японией избранному индийским народом Учредительному собранию?

На следующий день конференция в Симле начала свою работу, и уже на первом заседании между ее участниками выявились серьезные разногласия. Пока лорд Уэйвелл со своими советниками подыскивал обтекаемые формулировки для ответа конгрессистам, Джинна потребовал, чтобы право выдвигать кандидатуры мусульман в Исполнительный совет принадлежало только Мусульманской лиге. Неру и Ганди решительно возразили ему, поскольку принятие этого требования делало бы невозможным участие в правительстве конгрессистов-мусульман и среди них нынешнего председателя ИНК, истинного патриота Индии А.К.Азада.

Из-за непримиримой позиции Джинны никакой договоренности на конференции достичь не удалось. Неру было горько сознавать, что на этот раз переговоры потерпели неудачу не столько из-за интриг колонизаторов, сколько из-за внутренних религиозно общинных разногласий. Чувство горечи усиливалось, когда Джавахарлал вспоминал, с каким злорадством следили англичане за яростными спорами сидевших за столом друг против друга конгрессистов и деятелей Мусульманской лит, индусов и мусульман — представителей одной нации, некогда живших в духе религиозной терпимости и внутреннею согласия между общинами.

Конференция в Симле проходила в одно время с парламентскими выборами в Великобритании. Консервативная партия потерпела сокрушительное поражение, и правительство Черчилля подало в отставку. Резиденцию премьер-министра на лондонской Даунинг-стрит, 10 занял лидер победившей на выборах лейбористской партии Клемент Эттли.

Лидеры ИНК с нетерпением ждали того дня, когда новое правительство Великобритании огласит принципы своей политики в отношении Индии. Азад направил Эттли поздравительную телеграмму, в которой выражал надежду, что лейбористы предоставят Индии самоуправление, о чем они часто твердили, находясь в оппозиции к правительству консерваторов. Неру была не по душе затея с телеграммой, и он пытался отговорить Азада от этого шага, выражая сомнение в возможности радикальной перемены политического курса метрополии. Его сомнения не рассеялись и тогда, когда он прочитал туманные строки ответного послания Эттли, обещавшего приложить «все старания, чтобы достигнуть правильного разрешения индийской проблемы».

И вот 15 августа правительство Эттли объявило, что будет содействовать предоставлению Индии «полного самоуправления». Месяцем позже оно опубликовало декларацию, в которой сообщалось, что в период с ноября 1945 по апрель 1946 года в Индии будут проведены выборы в центральное и провинциальные законодательные собрания. После выборов будет сформирован учредительный орган по выработке новой конституции страны. И в первом, и во втором случае англичане тщательно избегали упоминать слово «независимость». Это не могло не настораживать индийских лидеров. Неру охарактеризовал предложения британского правительства как «неопределенные и не отвечающие требованиям» индийского народа.

Недовольство индийцев половинчатыми решениями лейбористского кабинета, явно рассчитывавшего выиграть время для продления британского владычества в стране, вскоре сменилось массовыми проявлениями откровенной вражды к англичанам. Поводом для этого послужил организованный колонизаторами в первые недели после капитуляции милитаристской Японии судебный процесс над тремя офицерами так называемой «Индийской национальной армии» (ИНА).

К тому времени Неру и другим лидерам Конгресса были уже известны обстоятельства возникновения ИНА. Знали они и о трагической судьбе ее создателя, их бывшего товарища Субхаса Чандра Боса.

В 1943 году около двадцати тысяч индийских солдат и офицеров — участников боев в Малайе и Сингапуре — оказались в лагерях для военнопленных, устроенных японцами в Бирме и Малайе. Из этих индийцев Бос, объявивший себя главой «временного правительства Свободной Индии», целью которого, по его словам, было освобождение родины от англичан, сформировал армию. Индусы, мусульмане, сикхи, забыв о религиозных различиях, охотно шли к Босу, привлеченные его страстными призывами к борьбе за свободу Индии. Сам Бос искренне верил в то, что японцы помогут «Индийской национальной армии» разбить англичан, а потом покинут Индию, предоставив индийскому народу право самому решать свою судьбу. Своей непоколебимой верой Бос заражал соотечественников. В начале 1944 года подразделения ИНА вступили в бой с английскими войсками в горах Ассама на восточных границах Индии. Армия Боса потерпела поражение. Многие ее солдаты попали тогда в плен к англичанам. С.Ч.Бос погиб в авиационной катастрофе в августе 1945 года.

Известие о гибели Боса опечалило Джавахарлала. Прежние размолвки с Субхасом, взаимные обиды казались теперь Неру мелкими и незначительными. Думалось о другом: о детской впечатлительности Боса, о его душевной ранимости, о фанатичной любви его к родине, ради свободы которой он был готов пожертвовать своим добрым именем. Сознавая всю ошибочность взглядов Боса, Неру вместе с тем резко протестовал против попыток изображать деятельность Субхаса только в черных красках. Джавахарлала поддерживали Азад и Ганди. Махатма посвятил Босу статью, в которой утверждал, что Бос преподал Индии «урок самопожертвования».

В ноябре 1945 года руководство Конгресса опубликовало в газетах сообщение о том, что оно берет обвиненных «в ведении войны против английского короля-императора Индии» офицеров ИНА под свою защиту.

Впервые за долгие годы Джавахарлал надел на себя черную адвокатскую мантию: он возглавлял группу защитников на процессе. «Каковы бы ни были их просчеты и ошибки — это хорошие молодые люди, — заявил Неру на суде. — Главное, что ими двигало, была любовь к свободе Индии».

В дни суда в Калькутте состоялись многотысячные демонстрации протеста, участники которых — студенты, служащие, ремесленники, мелкие торговцы — требовали освобождения всех содержавшихся в заключении солдат и офицеров ИНА. Массовые демонстрации прошли также в Бомбее, Мадрасе и других городах Индии. Такой ход событий заставил организаторов суда отказаться от первоначального намерения — вынести всем обвиняемым смертные приговоры. Сподвижники Боса были приговорены к пожизненной ссылке, а позднее были амнистированы указом вице-короля.

Волнения в Индии не прекращались. Усилилось забастовочное движение, причем стачки на заводах и фабриках все чаще принимали политический антиколониальный характер и проводились под лозунгом «Вон из Индии!». Крестьяне Пенджаба, Бихара, Соединенных провинций вели борьбу против произвола помещиков и ростовщиков.

Утром 18 февраля 1946 года в Бомбее вспыхнуло восстание моряков Королевского индийского флота, поддержанное вскоре матросами кораблей, стоявших в портах Карачи, Мадраса и Калькутты. Восставшие требовали прекращения оскорблений и издевательств со стороны британских офицеров, срывали с мачт английские флаги и поднимали знамена Конгресса и Мусульманской лиги. Над некоторыми кораблями развевались красные флаги.

Срочная шифровка вице-короля Индии, в которой сообщалось о беспорядках на флоте, вызвала в Лондоне панику. Деятели Уайтхолла, до той поры не выражавшие особых опасений по поводу лояльности индийской армии к правительству, заметались в поисках срочных мер. Уже 19 февраля в британском парламенте было объявлено, что в Индию для переговоров с лидерами политических партий страны по вопросам ее будущего государственного устройства направляется правительственная миссия во главе с министром по делам Индии и Бирмы лордом Петтик Лоуренсом. Одновременно кабинет Эттли принял экстренные решения: послать в Индию дополнительные войсковые части и «укрепить» состав индийского флота английскими матросами и офицерами.

Положение руководителей ИНК было весьма сложным. Восставшие просили у них помощи, но открытое одобрение действий моряков и оказание им помощи и поддержки означало бы отказ от переговоров с правительством Великобритании, что, в свою очередь, неизбежно привело бы к вооруженным столкновениям между индийцами и англичанами. И тогда снова насилие с его жертвами и страданиями... В Бомбей срочно выехал Патель. Он встретился с руководителями восставших и, признав справедливыми их протесты против дискриминации и обещав от имени ИНК защиту от возможных репрессий, настаивал на прекращении выступлений на флоте, поскольку насильственные действия могут свести на нет все усилия Конгресса добиться освобождения Индии мирным путем. Отказались поддержать восставших и лидеры Мусульманской лиги. 23 февраля моряки Королевского индийского флота подняли на своих кораблях черные флаги, означавшие отказ от продолжения борьбы.

В последнюю неделю марта 1946 года в Индию прибыла миссия Петтик Лоуренса, а спустя еще несколько дней стали известны результаты выборов в центральные и провинциальные законодательные собрания, проводившиеся с ноября 1945 года. Индийский национальный конгресс одержал внушительную победу, собрав абсолютное большинство голосов по индусской курии во всех провинциях, и таким образом подтвердил, что продолжает оставаться самой популярной и влиятельной политической партией страны.

Успех Конгресса на выборах радовал и воодушевлял Джавахарлала. Именно теперь, по его убеждению, индийцам надлежало показать англичанам, что урегулирование всех спорных проблем в отношениях между двумя странами возможно только в том случае, если британское правительство готово предоставить Индии независимость. Председатель ИНК А.К.Азад высказывался менее категорично: на него довольно сильное впечатление произвело недавнее заявление Эттли по поводу положения в Индии, в частности, слова премьер-министра о том, что «всякая попытка придерживаться старых методов приведет не к разрешению вопроса, а к безвыходному положению». Но и Неру, и Азада, и других руководителей Конгресса беспокоило то, что между ИНК и Мусульманской лигой по-прежнему сохранялись серьезные разногласия по вопросу о будущем страны. В период избирательной кампании Джинна везде, где бы он ни выступал, постоянно подчеркивал, что противником индийцев-мусульман является не английское правительство, а партия Индийский национальный конгресс, выражающая интересы только индусского населения.

Вообще Джинна нередко озадачивал даже своих союзников. Рьяный поборник раздела Индии, открыто симпатизировавший Джинне первый лорд адмиралтейства, военно-морской министр Англии Э.В.Александер как-то после беседы с ним написал в дневнике, что ему никогда ранее не доводилось встречать человека, с таким старанием уходившего от прямых ответов на конкретные вопросы. Когда тот же Александер поинтересовался у руководителя Мусульманской лиги, как тот мыслит себе процесс образования и государственное устройство Пакистана, Джинна, к его глубочайшему удивлению, не смог дать сколько-нибудь вразумительного ответа. Если англичанам, поддерживавшим лигу и поощрявшим сепаратистские настроения ее лидера, было далеко не просто вести переговоры с Джинной, то конгрессистам, которых тот считал своими противниками и которые тем не менее не теряли надежд на достижение какой-то договоренности с лигой, чтобы не допустить раздела страны, приходилось несравненно труднее.

За время знакомства Неру с Джинной не раз возникали ситуации, когда Джавахарлала охватывало чувство раздражения и неприязни к этому внешне надменному и холодному человеку. Однако в глубине души Неру всегда относился к нему с сочувствием, будучи одним из тех немногих, кто знал о семейной драме Джинны.

Джинне было уже за сорок, когда он, рискуя навлечь на себя гнев сородичей-мусульман, женился на красивой восемнадцатилетней девушке из секты парсов. Он боготворил свою избранницу. Вскоре у них родилась дочь, и тогда произошло неожиданное: жена покинула Джинну. Он потерял покой и отчаянно пытался добиться возвращения любимой женщины. И вот, когда Джинне уже казалось, что он снова обретает ее расположение, ему сообщили о ее внезапной кончине. Врачи утверждали, что причиной смерти был перитонит... Спустя несколько лет недобрая судьба нанесла Джинне еще один тяжелый удар: его дочь, на которую он после смерти жены излил всю свою нежность, вышла замуж против его желания... Многое в его противоречивом, суровом, характере Неру был склонен объяснять теми трагическими потрясениями, которые произошли в личной жизни руководителя Мусульманской лиги.

5 мая в Симле начались переговоры миссии Петтик Лоуренса и вице-короля с лидерами ИНК и Мусульманской лиги. До этого в течение шести недель члены миссии для выяснения политической обстановки в стране встречались отдельно с представителями основных партий и группировок.

В делегацию Конгресса, возглавляемую Азадом, входили Неру, Патель и Абдул Гаффар-хан. Лигу на переговорах представляли Джинна, Лиакат Али-хан (впоследствии он станет премьер-министром Пакистана) и еще два мусульманских деятеля из Северо-Западной пограничной и Соединенных провинций.

От внимательного взора Джавахарлала не укрылось то, что делегаты лиги даже несколько переигрывали, стремясь продемонстрировать свое высокомерное отношение к конгрессистам. Перед началом заседаний Джинна с вежливой улыбкой приветствовал англичан, подчеркнуто сухо здоровался с Неру и Пателем и делал вид, что не замечает конгрессистов-мусульман Азада и Гаффар-хана.

Англичане сразу торжественно объявили, что целью миссии является содействие «быстрой реализации полного самоуправления в Индии», однако выдвинутые ими предложения, по существу, немногим отличались от той «декларации», которую правительство Черчилля пыталось навязать индийцам в 1942 году.

Семь дней переговоров ушло на обсуждение предложений миссии и на выяснение позиций Конгресса и Мусульманской лиги. Джинна, утверждая, что индийские мусульмане «не примут никакого устройства, неизбежным результатом которого будет создание правительства с индусским большинством», требовал образовать из провинций с мусульманским большинством отдельное государство. Азад и Неру приводили слова Ганди о том, что в такой стране, как Индия, возможна лишь конституция, основанная на принципах федерации. Руководители лиги высказывали недоверие к будущему центральному правительству, в котором большинство, естественно, будет принадлежать индусам — преобладающей части населения страны. Они опасались вмешательства центра в дела провинций с мусульманским большинством. Конгрессистские лидеры, чтобы снять подобные опасения, выразили готовность предоставить этим провинциям полную свободу во внутренних делах и обеспечить их участие в деятельности центральных правительственных учреждений. Однако Джинна оставался глух к доводам конгрессистов.

Члены английской миссии, переговариваясь между собой, пришли к единому мнению, что Конгресс намеревается главенствовать в правительстве и будет всеми средствами подрывать влияние Англии в Индии. Военно-морской министр Александер удивил поглощенных раздумьями коллег своеобразным умозаключением. Почти все время он угрюмо молчал, а потом вдруг встал и с солдатской решимостью выпалил: «Англичане не впали в панику при Дюнкерке, не впадут в панику и теперь!» Члены миссии уныло переглянулись друг с другом. Желавших прокомментировать заявление Александера не нашлось: присутствовавшим было хорошо известно, что именно при Дюнкерке летом 1940 года британская армия потерпела сокрушительное поражение, а спешная эвакуация ее уцелевших подразделений с французского побережья превратилась в паническое бегство от наступавших немецких войск.

В течение семи дней, пока в Симле шли переговоры, Джавахарлала не покидало беспокойное ощущение того, что то главное, ради чего они здесь, собственно, и собрались, увязает в трясине заумных рекомендаций и головоломных формулировок. Иногда у него даже создавалось впечатление, что некоторые участники переговоров настолько увлечены спорами о создании и устройстве политического механизма для разрешения основной проблемы, что сразу и не вспомнят, какая это проблема.

Как первая, проходившая год назад, так и вторая конференция в Симле закончились безрезультатно. Однако это не слишком заботит англичан. Непрекращающиеся раздоры между двумя крупнейшими политическими партиями Индии только на руку колонизаторам, продолжающим проводить старую политику с ее классическим по цинизму принципом — «разделяй и властвуй». Втайне разжигая рознь между индусами и мусульманами, британские правители без тени смущения твердят теперь о том, что единственным препятствием к независимости Индии являются религиозно-общинные разногласия внутри самой страны, чреватые «насилием, хаосом и даже гражданской войной».

16 мая премьер-министр Англии К.Эттли в палате общин огласил новые конституционные предложения, подготовленные в результате миссии Петтик Лоуренса. Британское правительство «рекомендовало» создать «Индийский союз, включающий Британскую Индию и княжества, который должен решать вопросы внешней политики, обороны и связи и располагать для этого необходимыми финансами». Решение всех остальных вопросов возлагалось на правительства провинций и княжеств, которые получали широкую автономию. Провинции Индии разделялись на три группы: области с индусским большинством (Мадрас, Бомбей, Соединенные и Центральные провинции, Орисса, Бихар), северо-западные и северо-восточные области, где преобладали мусульмане. Каждая из этих групп образует свое правительство и разрабатывает собственную конституцию. (Известный буржуазный историк М.Бречер позднее признавал, что это предложение предусматривало «группирование районов, при котором Пакистан как бы протаскивался с черного хода, хотя внешне сохранялась видимость объединенной Индии».) Учредительное собрание, выборы в которое проводились по индусской, мусульманской и сикхской куриям, должно было разработать конституцию Индийского союза. Англичане также предлагали создать временное правительство на основе реорганизации вице-королем его Исполнительного совета, которое бы пользовалось «поддержкой всех основных политических партий».

В конце мая Конгресс опубликовал заявление по поводу предложений британского правительства. Конгрессисты воздерживались выносить окончательную оценку этим предложениям, однако в заявлении отмечалось, что «в дебрях ограничений, оговорок, предохранительных статей... трудно увидеть ясную и полную картину свободной и независимой Индии». При согласовании текста заявления на заседаниях Рабочего комитета высказывались различные мнения, но главный спор возник между Ганди, утверждавшим, что план англичан для Индии — «залог превращения этой страны горя в страну без горя и страдания», и Неру, который не переставал сомневаться в искренности намерений правительства Эттли, неустанно повторявшего о желании Англии как можно скорее предоставить независимость Индии. Очевидно, разногласия между двумя крупнейшими лидерами ИНК и определили несколько уклончивый характер официального заявления.

Руководство Мусульманской лиги одобрило английские предложения, заявив, что они не исключают возможности создания суверенного Пакистана.

7 июля 1946 года в Бомбее состоялось заседание Всеиндийского комитета Конгресса, на котором председатель ИНК А.К.Азад призвал принять майские предложения. Он уверял собравшихся в том, что Конгресс одержал крупную победу. Независимость близка и будет достигнута «без насилия и кровопролитного восстания». «Удовлетворение англичанами национального требования Индии, — восклицал Азад, — в результате переговоров и пропаганды ненасилия является беспрецедентным... Нация, насчитывающая 400 миллионов человек, приобретает независимость не в результате военных действий, а посредством совещаний, переговоров и урегулирования разногласий. Уже на одном этом основании было бы безумием недооценивать нашу победу». Слушая выступление друга, Неру без труда улавливал в его словах знакомые интонации Ганди. Мнение Махатмы, предпочитавшего тактику компромиссов стратегии борьбы, на этот раз оказалось решающим: большинство конгрессистов проголосовало за резолюцию, в которой говорилось, что майские предложения принимаются в качестве основы для разработки конституции Индии.

Всеиндийскому комитету ИНК предстояло избрать нового председателя партии. Азад, возглавлявший Конгресс на протяжении последних семи лет, предложил кандидатуру Неру. Многие конгрессисты поддержали его. Против избрания Джавахарлала председателем ИНК не возражал и Ганди, который, правда, поначалу больше склонялся поддержать кандидатуру Пателя, рвавшегося занять высший пост в партии.

10 июля Неру, уже как председатель ИНК, выступил перед журналистами. «Смысл, который Конгресс вкладывает в понятие «независимость», безусловно, отличается от того, что понимают под этим Мусульманская лига и вице-король. Независимость для нас — это полная свобода от иностранного влияния и даже возможность разрыва отношений с англичанами. Мы хотим создать Индийскую республику», — провозгласил он.

На вопрос одного из журналистов, означает ли утверждение резолюции Конгрессом, что майские предложения, включая рекомендацию о формировании временного правительства, принимаются целиком, без поправок, Неру ответил:

— Конгресс войдет в состав Учредительного собрания, не связанный никакими соглашениями, сохраняя за собой при любой ситуации право самостоятельного решения.

— Значит, предложения англичан могут быть подвергнуты изменениям? — не унимался дотошный газетчик.

— Конгресс согласился лишь принять участие в работе Учредительного собрания70, — твердо сказал Неру, — и считает себя вольным по своему усмотрению вносить в предложения любые изменения.

Услышав об этом выступлении Джавахарлала, Джинна созвал совет Мусульманской лиги и добился принятия им резолюции, перечеркивавшей его прежнее решение. Он демагогически утверждал, что, если Конгресс, имевший большинство в Учредительном собрании, может, по заявлению его председателя Неру, изменять одобренные всеми майские предложения, то меньшинству, то есть мусульманам, опять грозит опасность подпасть под диктат индусского большинства. Иного выхода, кроме создания суверенного Пакистана, у индийских мусульман нет. Джинна категорически отказался вступать в какие-либо объяснения с конгрессистами и призвал единоверцев к «прямым действиям», объявив 16 августа «Днем прямой борьбы за Пакистан».

Всем, кто хоть немного знал о тактических приемах руководителя Мусульманской лиги, было ясно, что Джинна использовал бы любой повод, чтобы усложнить политическую обстановку в стране и попытаться при этом извлечь для себя какие-нибудь выгоды. «Уж не думаете ли вы, что я буду сидеть сложа руки?» — многозначительно заметил он одному журналисту вскоре после того, как совет Мусульманской лиги по настоянию большинства его членов одобрил майские предложения. И Джинна, поощряемый англичанами, действовал... Однако и кое-кто из конгрессистов, побуждаемый отнюдь не добрыми чувствами в отношении Неру, поспешил обвинить его в необдуманных и ошибочных действиях, создающих угрозу раскола Индии. Особенно усердствовал Патель, ополчившийся на Джавахарлала после того, как потерпел неудачу в выдвижении своей кандидатуры на пост председателя ИНК. В одном из своих писем он характеризовал поведение Неру как «наивное, ребяческое», а то и просто «безумное», и бездоказательно утверждал, что Джавахарлал доставляет много хлопот людям, с ним сотрудничающим, и нередко ставит руководство Конгресса в сложное положение.

В начале августа вице-король предложил Неру сформировать временное правительство. Конгрессистам отдавалось шесть мест из четырнадцати. Одновременно Уэйвелл обратился к Джинне, выделив Мусульманской лиге пять мест в правительстве.

Руководство Конгресса приняло предложение Уэйвелла, решив при этом, что участие конгрессистов в правительстве, которое англичане представляли себе как привычный и послушный им исполнительный совет при вице-короле, все-таки будет способствовать приближению того часа, когда страна обретет полную независимость. Дни британского империализма в Индии, подорванного войной и ослабленного борьбой с освободительными движениями в колониях, были сочтены, и конгрессисты это хорошо понимали. Но для них было очевидным и то, что англичане отнюдь не заинтересованы в сохранении единой, потенциально мощной в политическом и экономическом отношениях Индии. Колонизаторы наверняка постараются воспользоваться любой слабиной индийцев и прежде всего религиозно-общинными раздорами, чтобы расколоть нацию, раздробить страну и таким образом попытаться как можно дольше удержать Индию в сфере своего влияния. Участие конгрессистов во временном правительстве, по замыслам лидеров ИНК, открывало какие-то дополнительные возможности воспрепятствовать осуществлению планов коварных лондонских политиков.

Уведомив вице-короля о согласии Конгресса с его предложением, Неру обратился к Джинне с призывом образовать коалиционное правительство, но тот и слушать не хотел о сотрудничестве с конгрессистами и продолжал свою сепаратистскую деятельность, угрожающе заявляя, что мусульмане держат наготове свои мечи. Слова Джинны, как это вскоре выяснилось, не были пустой угрозой...

Наступило утро 16 августа 1946 года. Как всегда, в ожидании привычных трудов и забот встретили его шесть миллионов жителей Калькутты, крупного портового города, раскинувшегося на берегах реки Хугли — одного из рукавов Ганга.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.