Великий кормчий и «демон с белыми костями». Мао Цзэдун и Цзянь Цзинь[1]

Великий кормчий и «демон с белыми костями». Мао Цзэдун и Цзянь Цзинь[1]

Еще один диктатор XX века, едва ли не самый кровавый тиран своего времени, Мао Цзэдун, считался продолжателем и «развивателем» марксистской политической мысли – так сказать, четвертый в довесок к классической троице: Маркс, Энгельс, Ленин. От первых двух его отличали беспощадность, целеустремленность и настойчивость; но эти же качества роднили основателя Коммунистической партии Китая и создателя Китайской Народной Республики с вождем русского пролетариата.

Высокий (177 см) и тучный (что не очень характерно для китайца), Мао устремлял на собеседника свой прозорливый взор с улыбкой проницательной и в то же время насмешливой, словно говорящей, что тщетно пытаться обмануть великого знатока человеческих характеров.

«Я никогда не встречал никого – за исключением разве что Шарля де Голля, – кто бы воплощал такую силу воли… Он словно излучал непреодолимую тягу властвовать», – однажды заметил о нем Генри Киссинджер.

Политика – это игра, и Мао Цзэдун всегда играл в нее с азиатским коварством. Он твердо знал, что весь Китай принадлежит ему и он может делать со страной все, что вздумается.

Как всякий восточный повелитель, Великий кормчий делал из жизни театр. Великий режиссер «Культурной революции» воспринимал «свой» Китай как огромную сцену с послушными марионетками – целым китайским народом, в основной своей массе оболваненным и искренне верящим, что должен следовать указаниям вождя. Люди в самом деле были убеждены, что лишь Мао знает верный путь и только он может сказать, что им всем следует делать. Помпезные церемонии китайских императоров, переделанные им на свой лад, определяли жизнь, труд и быт рядовых китайцев. Массы встречали вождя ритуальным песнопением «Десять тысяч лет жизни Председателю Мао!». Он стал для китайцев почти небожителем, и не стоит удивляться тому, что культ Мао очень скоро начал отождествлялся с культом Солнца.

Странный это был период в истории человечества – в разных странах почти одновременно появились диктаторы-тираны, и все они смогли прийти к власти, и всех исступленно приветствовал внезапно поглупевший народ… Словно эпидемия какая-то.

Но ни один из этих диктаторов не шел ни в какое сравнение с Великим кормчим.

Мао Цзэдун родился 26 декабря 1893 года в деревне Шаошань провинции Хунань. Его отец, владелец маленькой лавки, сумел выбраться из нищеты, торгуя самым необходимым для крестьян – солью, спичками и керосином. Правда, он был неграмотный, и поэтому послал старшего сына в деревенскую школу, чтобы тот научился вести запись доходов. Цзэдуну тогда было восемь лет. Вскоре он пристрастился к чтению. Его любимыми героями были древний император Цзинь Шихуанди, разбойники из романа «Речные заводи», государственные деятели и военачальники эпохи Хань в известном романе «Троецарствие», позднее – многие деятели мировой истории (Наполеон, Петр Великий и другие).

Отец решил женить сына пораньше – мол, появятся дети, придется думать о том, как их прокормить, тут уж станет не до книг! В четырнадцать лет Мао Цзэдун женился по родительской воле на соседской девочке Тао Сыон. Им устроили пышную свадьбу, чтобы и дальнейшая жизнь была столь же яркой и сытной. Однако верные приметы на этот раз не сработали – Мао не питал к своей юной супруге абсолютно никаких чувств. Ему хватило всего несколько месяцев семейной жизни – не думая ни о ком, кроме себя, он бросил бедную малолетнюю растерянную девочку, которую судьба уготовила ему в жены, да к тому же уже беременную. Больше о ней он не думал. Ему виделось другое будущее – он хотел учиться.

В семнадцать лет Мао поступил в школу в Дуншане. Позже учителя вспоминали, что он был очень способным, знал китайских классиков, канонические конфуцианские книги. Китайский писатель Эми Сяо писал, что после того, как Мао прочитал биографии великих людей, он сказал: «И Китай должен бы иметь таких людей. Нужно, чтобы страна была богатая и чтобы у нее была сильная армия. Только тогда с нами не повторится то, что случилось с Индокитаем, Кореей, Формозой». Впрочем, справедливости ради надо сказать, что когда Мао пришел к власти, нашлось огромное количество учителей, писателей и прочих деятелей, которые «вспоминали» о нем исключительно в превосходной форме.

Мао было восемнадцать лет, когда пала династия Цзинь. Надвигались большие перемены. В 1905 году Сунь Ятсен основал Союзную лигу, или Объединенный союз (Тунмэнхой), революционную партию китайской буржуазии. В основу деятельности союза были положены три принципа: национализм (свержение и изгнание маньчжурской династии Цзинь), народовластие (учреждение республики) и народное благоденствие (уравнение прав на землю). Ну и, конечно же, – возрождение Китая. В октябре 1911 года произошла буржуазная революция. Но страна все не успокаивалась. В августе 1912 года была создана Национальная партия – Гоминьдан, и Тунмэнхой вошел в ее состав.

В 1913 году двадцатилетний Мао переехал в город Чанша (столицу провинции Хунань) и поступил в педагогическое училище. Похоже, только в эти годы он стал интересоваться политикой, во всяком случае, позднее Мао сказал, что именно тогда его «политические идеи начали принимать отчетливую форму». В апреле 1917 года он опубликовал свою первую статью в журнале «Новая молодежь», главным редактором которого был Чэнь Дусю, будущий генеральный секретарь Коммунистической партии Китая. В этой статье Мао на первое место ставил проблему возрождения национального величия Китая.

В это время Мао много читал и упорно учился. Китайский историк Чжан Вэньсян писал, что в молодости Мао «усвоил ценности как китайской феодальной культуры, так и культуры западной». Как видите, это был высокообразованный молодой человек. Так, формированию мировоззрения Мао способствовали идеи Конфуция, Как Ювэя, Лян Цичао, Сунь Ятсена, Толстого, Кропоткина, а также философов-неокантианцев и неогегельянцев.

Переехав в 1918 году в Пекин, Мао поступил на работу в библиотеку Пекинского университета, которой заведовал Ли Дачжао, один из будущих создателей Коммунистической партии Китая. Здесь Мао перезнакомился со всеми левыми профессорами, а когда Ли Дачжао создал марксистский кружок (это было в 1919 году), Мао сразу же вступил в него и принял самое горячее участие в его работе. Кроме идей марксизма Мао интересовали и совсем другие вещи – он соблазнил дочь своего недавнего учителя, профессора Ян Чанцзи. Звали ее Ян Кайхуэй.

Старый профессор умер, и спустя некоторое время молодые люди, «читавшие в сердцах друг друга», поженились. Молодожены вернулись на время в Чанша, где Мао стал в 1920 году директором начальной школы.

Все жены китайского великого вождя были – каждая по-своему – женщинами незаурядными. Мы мало что можем сказать о его первой жене, которую он бросил, но его вторая жена, Ян Кайхуэй, была и собой хороша, и образованна, и талантами не обделена, и преданна беззаветно мужу и революции. Каждый мужчина (тем более с диктаторскими замашками) предпочитает, чтобы его женщина исповедовала те же ценности, что и он, верила в то же, что и он, чтобы она была ему не только любовницей, но и соратником.

Ян Кайхуэй в парткоме КПК провинции Хунань отвечала за секретные документы и партийные связи. Это ответственное дело нисколько не помешало ей выполнить свой женский долг: родить троих сыновей – Аньина, Аньциньа и Аньлуна. Мао Цзэдун и Ян Кайхуэй прожили вместе восемь лет, их долгое время связывали глубокие, искренние чувства.

Когда «нелегкая судьба революционера» обрекла их на разлуку, и Мао пришлось скрываться от полиции, он написал любимой стихотворение:

Машу рукой на прощанье,

С печалью обращаю взор назад,

И горькие слова опять звучат в душе.

Тоска в твоих глазах, в дуге бровей застыла,

Дождинки слез вот-вот прольются.

И море облаков несется надо мной.

О, Небо! Что тебе известно?

Ведь в мире так близки – она и я,

И нет других на свете…

Ян Кайхуэй тоже не оставалась «в долгу» – как всякая китайская женщина, получившая образование, она обладала чудесным поэтическим даром:

В пасмурном небе – холодный ветер,

Мороз до костей проникает.

Далеко от меня мой любимый,

Преграды нас разделяют.

Как ты – зажили ли ноги?

Сшил ли одежду на зиму?

Письма к тебе не ходят,

Вестей мне никто не носит.

Жаль, у меня нет крыльев —

Полетела б к тебе, любимый.

Однако великий коммунист Мао шагал вперед, не оглядываясь назад и, похоже, не глядя под ноги… Через кого он перешагивал и по чьим трупам он прошел? Вряд ли всех можно перечесть… Среди этих невезучих, попавшихся на пути Великого кормчего, были и его семьи – жены и дети. Судьба второй семьи Мао была не просто драматичной, а трагичной.

Мао Цзэдун вел полную опасностей полуподпольную жизнь. В 1927 году революция потерпела поражение. Мао Цзэдун и Ян Кайхуэй мучительно переживали победу врагов, и вот однажды ночью Мао разбудил Ян Кайхуэй и сказал, что поражение революции не дает ему покоя и что ему нужно ехать в Хунань – поднимать «восстание осеннего урожая».

Соратница Ян Кайхуэй лучше всех понимала мужа… А что ей еще оставалось делать? Ведь с собой он ни ее, ни детей брать не собирался – не женское это дело вершить судьбы мира. Особенно когда мужчина этого не хочет. Так подпольщик Мао бросил вторую семью и отправился поднимать восстание.

Вспомнил он о своей жене только в августе 1930 года, когда верная соратница Ян Кайхуэй попала в руки гоминьдановцев, врагов революции. Естественно, враги знали, кто попал к ним в руки, и требовали у нее списки членов местной парторганизации. Ян Кайхуэй молчала даже под пытками. В ее защиту выступили многие общественные деятели. Гоминьдановцам пришлось уступить, но они потребовали от жены видного коммуниста одного – письменного заявления о разрыве отношений с Мао Цзэдуном. Бедная женщина отказалась. Она не предала его. И была казнена.

Знала ли эта замечательная, верная женщина, что шла на смерть ради человека, который уже завел себе новую «жену» – юную предводительницу отряда крестьянской самообороны? Она шла на казнь, а он…

Когда Ян Кайхуэй казнили, оставшиеся без матери и брошенные отцом три сына Мао стали бродяжничать. Младший пропал, а двух старших подпольщики тайком переправили в СССР. Впрочем, сделали они это по своей воле, самого Мао никогда особо не волновало, что станется с его детьми. Он предпочитал жить только своей жизнью.

Знакомство с новой возлюбленной произошло так. Ему представили девятнадцатилетнюю девушку: «Знакомьтесь, уважаемый Мао, вот Хэ Цзычжэнь – кадровый работник одного из здешних уездов». На что он радостно ответил: «А я думал, это чья-то жена! Замечательно! Теперь будем воевать вместе!» И они стали воевать вместе…

Понятно, они не только воевали, но и жили вместе. И какое-то время были счастливы. И новая жена Мао была его верным другом и соратником.

Но главным в жизни Мао оставалось Дело – противоборство с гоминьдановцами во главе с Чан Кайши. Под напором врага коммунисты решили передислоцировать свои революционные базы за тысячи километров на север – так начался Великий поход, в ходе которого Мао занял ведущее место в партии.

Молодая жена, как и положено верной соратнице, и секретарем ему была, и быт обеспечивала, и в боях сражалась (в одном из них получила 17 осколочных ранений). Да еще и детей рожала! Хэ Цзычжэнь родила пятерых детей, но сберечь удалось лишь девочку Цзяоцзяо (явившуюся на свет сразу же по завершении Великого похода). Любящий папа переслал дочурку в СССР. В Ивановский интернациональный детдом, где уже жили двое его сыновей. А вслед за дочерью в СССР отправилась и жена Мао – Хэ Цзычжэнь. Если Великий кормчий не мог уйти сам, он отсылал жену…

Оказавшись на чужбине, в условиях суровой русской зимы, пятилетняя дочь Мао простудилась. Девочку увезли в больницу, а потом – еще живую! – отправили по ошибке в морг. Обезумевшая от горя мать ворвалась в мертвецкую и нашла свою захлебывающуюся плачем

девочку среди посиневших трупов. Эта картина подействовала на измученный мозг настрадавшейся за свою короткую жизнь женщины самым кошмарным образом… Хэ отправили в сумасшедший дом, где она провела шесть лет.

Когда Мао встал во главе Китая, о ней вспомнили и вернули на родину. Но бывший муж не пожелал видеть полоумную супругу, потерявшую за его «Великий поход» четверых детей и едва не лишившуюся пятого. Он не пустил ее дальше Харбина. А спасенную матерью Цзяоцзяо воспитывала уже другая жена Председателя – Цзянь Цзинь.

Эта привлекательная шанхайская актриса стала четвертой и последней женой Мао.

Помните песню Владимира Высоцкого о Мао?

Мао Цзэдун – большой шалун:

Он до сих пор не прочь кого-нибудь потискать.

Заметив слабину, меняет враз жену.

И вот недавно докатился до артистки.

Он маху дал, он похудел:

У ней открылся темперамент слишком бурный.

Не баба – зверь, она теперь

Вершит делами революции культурной.

А ну-ка, встань, Цзинь Цзянь,

А ну, талмуд достань…

Ну и так далее. Высоцкий, несмотря на все поэтические вольности, надо признать, был абсолютно прав – Цзянь Цзинь действительно была «баба-зверь». В чем-то она была сродни самому великому Председателю. Во всяком случае, к намеченной цели шла весьма целеустремленно (кстати, так же, как Эвита Перон, у которой с Цзянь Цзинь было еще много общего).

Вообще, личная жизнь Мао Цзэдуна была очень бурной, особенно после того, как он оказался у власти. Как заметил кто-то из западных журналистов, «он мог дать сто очков вперед любому американскому плейбою». Его сладострастие соседствовало с жестокостью и равнодушием. Многочисленные любовницы не остались не только в анналах истории Компартии Китая, но и в памяти самого Мао. Четыре жены – как наиболее заметные вехи на «любовном» пути самого знаменитого китайца XX века – уцелели в памяти народной прямо-таки чудом.

О первых трех мы уже рассказали. Перейдем к четвертой.

Как-то Цзинь сказала: «Я выйду замуж только за самого известного человека в Китае». Тогда она не имела в виду Мао. Но, как верно заметил один китайский биограф, «жизнь указала ей на ошибку». Как видим, цель была поставлена очень конкретно, оставалось лишь вычислить этого «самого известного» – и не прогадать.

Познакомились они в 1938 году. За плечами Цзянь Цзинь была театральная карьера и множество романов, Мао Цзэдун почти всю свою сознательную жизнь провел, командуя боями за правое дело коммунизма. Несмотря на разницу в возрасте (21 год), страсть оказалась нешуточной и для него, и для нее (приходится верить – так пишут в «воспоминаниях»). Правда, эту жену сложно назвать «верной соратницей»… Хотя она с большим пониманием относилась ко всем «особенностям характера» великого человека. Например, однажды она сказала его личному врачу: «Доктор Ли, вы совершенно не знаете Председателя. Он очень любвеобилен и не пропускает ни одной юбки. Его мудрый разум никогда не восстанет против плотских утех, а женщин, желающих доказать ему свою преданность, более чем достаточно».

«Вскоре я понял, – пишет врач Ли Чжисуй, – что жена Мао знает своего супруга гораздо лучше меня. Сексуальные аппетиты вождя оказались такими же необузданными, как и он сам».

Мао Цзэдуну тогда было шестьдесят пять лет. Но удивляет и восхищает не мужская сила Председателя, а женская мудрость его жены…

Принято считать, что глупостью, истеричностью и стервозностью – а это были, по словам людей, знавших Цзянь Цзинь не понаслышке, главные ее качества – мужчину не удержишь. Особенно эти женские качества не любят мужчины, которые привыкли тасовать женщин, как колоду карт. А представляете, как относился к женским капризам человек, у которого миллиард подданных… Но Цзянь Цзинь удалось пробыть в роли супруги вождя Поднебесной без малого 38 лет. И это как раз подтверждает, что не добрые и интеллигентные, не мягкие и сердечные женщины держат в своих кулачках диктаторов и тиранов. Еще одним подтверждением может служить то, что уже во второй пятилетке семейной жизни Мао постоянным рефреном звучали его слова: «Слишком опрометчиво заключил я этот союз. Цзянь Цзинь – моя жена. Будь она лишь сотрудницей, я бы тотчас избавился от нее». Но что-то не спешил избавляться, хотя мог это сделать легко и просто. Как видно, нашла наконец коса на камень.

В Китае женщин испокон веков считали низшими существами, и они, на самом деле ничуть не уступавшие мужчинам, обижались… А самые обиженные – мстили за такое несправедливое отношение. Новоиспеченная госпожа Мао по праву заняла место в ряду императриц и регентш далекого прошлого, неумолимых и жестоких. Это была женщина, совершенно лишенная моральных устоев, очень расчетливая и хитрая, ничего не делавшая просто так.

Случалось, она становилась чьей-то любовницей только ради того, чтобы стереть этого человека в порошок. И к коммунистическому движению она примкнула лишь потому, что вовремя угадала, куда подул ветер перемен. Современники отмечали в ней потрясающую выносливость, невероятное умение приспосабливаться к любым, самым сложным ситуациям и – жажду жизни, что в ее понимании означало господствовать. Она желала стать единственной наследницей Мао и его «империи»…

Цзянь Цзинь родилась в 1914 году в провинции Шаньдун, в семье мелкого предпринимателя Ли Дэвэня. Цзянь Цзинь – это псевдоним, ее настоящее имя Ли Юньхэ, что переводится примерно как «журавль в облаках».

Детство Юньхэ прошло безрадостно. Она рассказывала, что ее отец был жестоким человеком, и свой нрав выказывал не только со своими работниками, но и с близкими, а когда выпивал, становился просто невменяемым. Все свои неудачи он предпочитал вымещать на бессловесном семействе, как это делают все домашние тираны. Доставалось, понятно, и Юньхэ.

Говорят, девочка была не без способностей и хотела учиться. В шесть лет ее отдали в художественную школу, но она проучилась там только год. Денег на продолжение обучения не было, и родители забрали ее из школы. Однако желание учиться не пропало, и Юньхэ занялась самообразованием, хотя и бессистемным. Особенно она любила читать, хорошо знала не только классическую китайскую, но и зарубежную литературу.

Обучение в художественной школе не прошло даром, Юньхэ полюбила мир искусства (из биографий не очень понятно, что именно привлекало девушку в этом мире) и отправилась искать счастья в Шанхай.

Там она попала на киностудию и получила небольшие роли в фильмах антияпонской направленности. Ничего странного – в Китае тогда шла бесконечная революционная борьба, которая постоянно переплеталась с национальной борьбой, и в этот период главным врагом Поднебесной оказалась Япония, издавна зарившаяся на китайские территории.

В результате Юньхэ через искусство кино приобщилась к революционному движению. На киностудии она поменяла несколько псевдонимов, однажды она звалась, например, Голубое Яблоко. Правда, о похождениях этого «яблочка» шанхайского периода доподлинно неизвестно, но начинающая актриса наверняка знала самые разные стороны жизни богемного Шанхая. Во всяком случае, одну из своих первых ролей на театральной сцене – роль деревенской проститутки Красной Туфельки – она играла правдиво и вдохновенно. Впрочем, особого успеха ни в кино, ни в театре Юньхэ не добилась. Хитроумная девушка поняла, что пора искать другой ключ к успеху.

К середине 30-х годов, когда Ли Юньхэ взялась за поиски «ключа к успеху», территория Китая была поделена между тремя враждующими силами: японскими оккупационными силами, буржуазными революционерами под предводительством генерала Чан Кайши и вооруженными отрядами Коммунистической партии Китая. Поразмыслив, Юньхэ переехала в «коммунистическую провинцию», – она сделала ставку на коммунистов. И, как вы уже знаете, не прогадала. Сообразительная девица стала членом КПК и активно взялась за революционно-просветительскую работу. Именно тогда она приняла свой последний в жизни, уже партийный псевдоним Цзянь Цзинь – Голубая Река. Видимо, ей чем-то нравился голубой цвет…

Цзянь Цзинь сама ставила и сама играла в незатейливых народных драмах, но потом прослышала, что коммунистическая верхушка довольно традиционна и обожает классическую музыкальную драму. Всего за полгода под руководством репетитора драматическая актриса (пусть и не самая лучшая) освоила несколько популярных арий. Она так старалась, что в конце концов молодую революционерку, поющую популярные арии, заметил один из партработников и соратников Мао Цзэдуна – Кан Шэн.

Принадлежность к Коммунистической партии не отменяла карьеризма и прочих «царедворческих ловкостей», а потому Кан Шэн, в совершенстве владевший этим набором качеств, быстро смекнул, что, «подсунув» вождю эту нежную и хрупкую на вид женщину, он сам сможет рассчитывать на расположение Мао. Расчет оказался верным, тем более что Цзянь выглядела весьма привлекательно: молоденькая, миловидная, тонкая и гибкая, с нежной кожей лица и припухлыми губами. Эдакая восточная красавица, готовая склониться перед своим повелителем…

Цзянь Цзинь артистически «лепила» свой новый образ, она обосновалась в пещерке Мао (резиденция китайских коммунистов располагалась в горах Яньаня), молчаливо хлопотала по хозяйству, организуя незамысловатый быт вождя. Ее почти не было видно и уж точно не было слышно… До поры до времени.

Со временем окружающие стали понимать, что роль этой женщины гораздо значительнее. Мао попал под ее влияние, это отмечали даже советские военные советники, нелегально находившиеся при штабе КПК. Дошло до того, что встал вопрос о разводе Мао с третьей женой, чего раньше не было – женщины приходили к великому вождю и уходили. И вдруг он решил жениться на Цзянь Цзинь. Дело было серьезное, и, как это принято у коммунистов, вопрос решался в Политбюро.

Многие были против брака вождя с «женщиной сомнительной репутации», а именно таковой виделась китайским коммунистическим лидерам эта актриса. Во-первых, прежде она уже была замужем за неким торговцем и развелась с ним. Во-вторых, она бросила известного и уже немолодого актера и критика Тан На, который несколько лет был ее содержателем и покровителем. Причем бросила она его вместе с двумя детьми – ее детьми, которых она родила от Тан На (!). Скандал тогда случился очень крупный, потому что он не хотел ее отпускать и даже пригрозил, что покончит жизнь самоубийством. О случившемся писали все газеты, и все единодушно ее осуждали. Так что репутация Цзянь Цзинь была, мягко говоря, подмоченной.

Но Мао, похоже, это не смущало. Он настоял на своем, заявив, что свою личную жизнь будет устраивать так, как хочет, – и Цзянь Цзинь стала его женой. Помог ему все тот же Кан Шэн: он дал на Политбюро поручительство за Цзянь Цзинь и с той поры стал ее доверенным лицом.

Но руководство КПК тоже желало сохранить лицо и, давая согласие на брак Мао Цзэдуна с Цзянь Цзинь, потребовало, чтобы новая жена не вмешивалась в политическую работу мужа. И в первые полтора десятилетия их совместной жизни условие соблюдалось: Цзянь занимала рядовую должность заместителя заведующего сектором литературы и искусства в Отделе пропаганды ЦК КПК.

В разговорах с журналистами Цзянь Цзинь всегда стремилась снять с себя ответственность за развод Мао Цзэдуна с Хэ Цзычжэнь. «Когда я приехала в Яньань, – говорила она, – Мао не жил со своей женой уже больше года. Они уже были разведены, и она лечилась в Советском Союзе». Добросердечная Цзянь описывала бывшую жену Мао как упрямую и недалекую женщину, не способную понять «политический мир Мао». Да, она признает, что Хэ вместе с Мао проделала Великий поход, но она, Цзянь Цзинь, интуитивно и сразу постигла таинственный мир вождя. Она его настоящая «половина»!

И она в самом деле очень старалась соответствовать своим заявлениям. Цзянь Цзинь прошла рядом с вождем всю войну, была его верной соратницей в боях с японцами и войсками Чан Кайши, родила Мао двух девочек и вместе с ним начинала строительство нового социалистического Китая.

Она всегда знала, чего хочет. Она связала свою жизнь с Коммунистической партией и дальнейшую свою судьбу тоже видела только в политике. Она планировала свою жизнь. И не ошибалась в своих планах.

Единственное, что не давало ей покоя, это неуверенность в Мао. Она всегда помнила о печальной судьбе своих предшественниц, всех трех. Вдобавок Цзянь Цзинь видела бесконечную чехарду женитьб и разводов в высшем руководстве партии. Например, у одного из лидеров КПК Лю Шаоци было шесть жен. Чем Мао хуже? Он легко может поменять ее на другую женщину. Но Цзянь Цзинь была крайне осторожна, она была очень предусмотрительна, и она была актриса!

Еще одна забавная деталь – у Цзянь Цзинь на правой ноге было шесть пальцев, что у многих народов считается признаком нечистой, демонической силы. Может, Мао воспринимал ее как своеобразный талисман, дарованный ему судьбой…

А Цзянь Цзинь искала и находила верные пути, чтобы остаться рядом с Председателем. Она стала любимому кормчему не просто женой, но другом – и прежде всего другом! В воспоминаниях о Мао Цзянь Цзинь писала, что ни разу, даже по ошибке, не назвала его мужем или по имени. Она всегда называла его только Председателем. «Я делала то, что говорил Председатель Мао, – говорила Цзянь Цзинь. – Была его собакой – кусала тех, кого он приказывал кусать».

Цзянь Цзинь оберегала мужа, но не так, как оберегает жена любимого человека, а как оберегает секретарь своего высокопоставленного начальника. Якобы ни на что не претендуя, она старалась лишь быть полезной ему во всей его деятельности… Незаметно в ее маленьких ручках сосредоточилась немалая власть.

Цзянь Цзинь стала помощником Председателя по вопросам культуры и образования, другими словами – «патрульной культурной революции». Она теперь могла силой заставить всех забыть о ее прошлом, которое нет-нет да и выплывало наружу.

Но для начала, в 1966 году, Цзянь Цзинь прогремела на весь мир, затеяв печально известную Культурную революцию, которая обернулась для страны экономическим хаосом и «компрометацией идей социализма».

На трибунах всех важных митингов того времени можно было видеть аскетическое лицо бывшей актрисы. Как правило, она была одета на военный манер. В руках красная книжечка – цитатник Мао Цзэдуна. Пронзительным голосом Цзянь Цзинь призывала молодежь «свергать буржуазные элементы», в число которых включали и интеллигенцию, и старые партийные кадры – практически всех, кто не проявлял такой же страсти к митингам и цитированию Председателя Мао. Все это не только принесло бывшей актрисе общенациональную известность, но и помогло вознестись на китайский Олимп – стать членом Политбюро ЦК КПК. Правда, под стать известности была и ненависть со стороны людей, пострадавших от политических гонений. Цзянь Цзинь они называли «демоном с белыми костями», иначе говоря – злобным чудовищем.

А она и впрямь стала «злобным чудовищем» – однажды Цзянь Цзинь поручила своим агентам из секретной организации под видом «красных охранников» совершать обыски в домах, где могли находиться фотографии, документы, относящиеся к 1930-м годам, и уничтожать все, что могло ее скомпрометировать.

А когда Цзянь Цзинь встретила человека, которому было слишком хорошо известно ее прошлое, она поспешно установила связь с неким агентом и заявила: «Вам следует воспользоваться этими смутными временами и схватить моего врага. Если у вас есть какие-либо враги, скажите мне, я сама разделаюсь с ними».

Говорят, что именно тогда произошло отчуждение между Мао и его женой. Стареющий вождь оставался жить в центре Пекина в резиденции Чжуннаньхай либо на месяцы уезжал в провинции, а Цзянь Цзинь поселилась в правительственном городке в западном пригороде Пекина. Однако в политической жизни Мао неизменно поддерживал левую группировку и лично Цзянь Цзинь. При этом, правда, нередко беспокоился по поводу непрочности ее взглядов и нестабильного положения. «Цзянь Цзинь – что бумажный тигр, ткни и разорвешь», – сказал однажды Великий кормчий. Похоже, не верил, что она долго без него продержится.

В 1949, 1953 и 1956 годах жена Мао приезжала в Москву на лечение. По словам сопровождавшей ее переводчицы, Цзянь Цзинь держалась крайне корректно, без каких-либо особых претензий. Политических разговоров она не заводила. Лишь однажды, когда жену китайского лидера привезли в московский ГУМ для покупок, она взволнованно сказала: «Может быть, не вы нам, а мы вам должны помогать?» Похоже, «роскошная жизнь» в СССР показалась «пламенной революционерке» отступлением от великих заветов Маркса—Энгельса—Мао.

И пока Председатель старел и сомневался в жене, она окончательно вошла во вкус и взялась за поиски не только своих врагов, но и врагов Революции. А к чему это ведет, мы, к сожалению, знаем. Все вышло, как по писаному. «Врагов» у китайской культуры и Цзянь Цзинь нашлось чрезвычайно много: все драматурги, артисты, ученые, литераторы, музыканты – словом, те, кто еще продолжал «служить горстке помещиков, кулаков, контрреволюционеров, правых и буржуазных элементов», противопоставляя себя пролетарской культуре.

Цзянь Цзинь провозгласила «крестовый поход», который, может, и показался бы комичным, если бы не был настолько чудовищным. В «культурном строительстве», вдохновляемом Цзянь Цзинь, в основном действовали хунвейбины. Цзянь Цзинь не ведала сомнений, у нее самой не было никакого образования, если не считать года обучения в художественной школе. При случае она скромно признавалась в своем невежестве.

Цзянь Цзинь вдохновенно выступала на митингах хунвейбинов. В 1966 году она с восторгом объявила, что началась гражданская война. Все, кто придерживался иных взглядов, должны были подвергнуться «революционной ликвидации». «С молотом в руке, – объявила она, – подняв сжатый кулак, я пошла в наступление на все старое». После того как она призвала «обрушить молот на буржуазное искусство», хунвейбины, понявшие ее призыв совершенно прямолинейно, без всяких там метафор, молотком раздробили пальцы известному пианисту…

И это было не единственное зверство армии малограмотной молодежи под руководством Цзянь Цзинь. Как описывается в книге по истории Китая: «В стране царил полный хаос и правил террор. Уничтожались памятники старины, жглись на кострах книги зарубежных и китайских авторов, уничтожались грампластинки, руководящие кадры и интеллигенция выслеживались и подвергались гонениям, многих из них на долгие годы выслали в отдаленные районы страны для “перевоспитания” трудом в так называемых “Школах 4 мая” (дата начала Культурной революции. – Ред.)». И эта вакханалия продолжалась до октября 1976 года…

В 1972 году Китай посетил президент США Ричард Никсон. Цзянь Цзинь решила попотчевать высокого гостя тем, чем особенно гордилась – образцовым спектаклем («янбань си»). Цзянь Цзинь пригласила его на представление революционного балета «Женский красный батальон». Когда президент попросил назвать имена драматургов, композиторов и режиссеров, создающих подобные спектакли, Цзянь Цзинь торжественно отвечала ему, что «они созданы массами».

Культурная революция, на деле обернувшаяся антикультурной, вознесла Цзянь Цзинь на вершину власти. Но жена Председателя стремилась к власти абсолютной, она мечтала стать «красной императрицей», преемницей семидесятилетнего Мао. Говорят, что, когда Мао умирал, Цзянь Цзинь сказала: «Мужчина должен отрекаться в пользу женщины. Женщина тоже может быть монархом. Императрица может существовать даже при коммунизме».

К концу жизни Мао взаимопонимание между супругами вновь внезапно наладилось. Они даже подобрали место для общего захоронения на «революционном» кладбище Бабаошань. «Завещание Мао» – слова вождя, сказанные членам политбюро, посетившим его перед смертью, – в первую очередь касалось Цзянь Цзинь (сама она была в поездке). Мао попросил присутствовавших «помочь Цзянь Цзинь». Далее последовало несколько настолько невнятных слов, что впоследствии их трактовали по-разному. Левые утверждали, что Мао просил помочь Цзянь Цзинь «высоко нести красное знамя», а правые – «исправить ошибки». Вторая часть завещания – требование «действовать в соответствии с установленными принципами» – также вызвала разные толкования. Но сейчас многие утверждают, что Мао хотел предостеречь партию против попыток переворота со стороны Цзянь Цзинь.

Мао Цзэдун умер 9 сентября 1976 года. Когда тело Великого кормчего было выставлено для публичного прощания, рядом с гробом стоял венок, который сделала Цзянь Цзинь собственноручно. На ленте надпись: «От ученика и боевого соратника». И имя. Никаких намеков на родство…

В это время интриги в китайских верхах достигли своего пика. Заспорили даже о способе захоронения Мао. Цзянь Цзинь настаивала на том, чтобы поместить тело Мао в могилу на кладбище Бабаошань, однако ее оппоненты ратовали за мавзолей. Споры продолжались долго. А затем…

Цзянь Цзинь действительно попыталась захватить власть. Но и она сама, и вся ее группировка были арестованы во дворце. Вскоре появились официальные сообщения о заговоре «банды четырех» – Чжан Цуньцяо, Ван Хунвэня, Цзянь Цзинь, Яо Вэньюаня, которые готовились установить «фашистскую диктатуру».

Этот арест заодно и разрешил все споры по поводу захоронения Мао. Победители распорядились забальзамировать тело вождя и поместить его в мавзолее.

Так совершилось падение Цзянь Цзинь – «красной звезды» революционного Китая. Она разом потеряла все: власть, свободу и вожделенную мечту стать императрицей Китая. Самое обидное – ее переворот был подавлен так легко, словно у ребенка отняли погремушку. И словно ничего и не было – за арестом вдовы «красного солнышка» не последовало никаких потрясений ни в партии, ни в государстве. Пожизненное заключение она отбывала сначала в тюрьме, а затем в хорошо охраняемом особняке. Ее путь закончился петлей: ранним утром 14 мая 1991 года Цзянь Цзинь обнаружили повесившейся в одной из комнат этого самого особняка…

***

Отдельных слов заслуживает небывалая любвеобильность Великого кормчего. Многие заметили, что от частых депрессий Мао предпочитал излечиваться любовными утехами. А поскольку с годами депрессии участились, то, соответственно, участились и утехи. Доктор Ли пишет: «Для молодых женщин, которых Мао выбирал, обслуживать его, угождать любому его желанию было ни с чем не сравнимой честью. Каждый, кто работал для Мао, тщательно изучался, женщины не были исключением. Тщательное исследование гарантировало, что они полны благоговения, восторга и восхищения Председателем. Все они – потомки нищих крестьян, все из семей, обязанных своим благосостоянием коммунистической партии. Мао для них – мессия, спаситель. Наложницы Мао никогда не любили его в обычном, житейском смысле слова. Они любили его скорее как своего великого вождя, как учителя и спасителя. Одна из девиц, описывая сексуальную удаль Мао, заметила: “Он велик во всем!”»

В шестьдесят семь лет (в возрасте, когда сексуальная активность у мужчины затухает) Мао стал сторонником даосской сексуальной практики, которая считает, что секс не только удовольствие, он необходим для продления жизни. Наибольшее удовлетворение Мао испытывал, если несколько молодых женщин разделяли с ним постель одновременно.

Даосцы также считали, что мужчина, который переспит с тысячью девственниц, достигнет бессмертия. Похоже, Мао стремился как раз к этому – до последних лет ему ежедневно приводили молоденьких и совсем неопытных девушек (чаще всего из прислуги). Правда, под конец он ограничивался тем, что заставлял девиц растирать себя или обкладывался ими, чтобы согреться.

К старости Мао собрал себе целый гарем, он не позволял своим любовницам выходить замуж. Приближенные, входя к нему с докладом, смущенно отводили глаза, но самого вождя это ничуть не беспокоило. Цзянь Цзинь, как мы уже говорили, относилась к «шалостям» Мао спокойно.

***

Любвеобильность Великого кормчего не распространялась на его детей. Мао относился к своему потомству равнодушно и черство. Эта черствость поражала даже его сторонников и соратников.

Уже к октябрю 1949 года, когда завершилась гражданская война и была образована КНР, из десятерых детей, которым дал жизнь Мао Цзэдун (официально), в живых оставалось лишь четверо: трое вернулись в Китай из СССР, где воспитывались, как уже говорилось, в Ивановском интернациональном детском доме.

Когда Цзяоцзяо, дочери Мао от Хэ Цзычжэнь, пришлось после возвращения из СССР поступать в китайскую среднюю школу, отец заявил, что придумал для нее новые имя и фамилию. На обиженный вопрос: «Зачем?» – поведал, что некогда «Ли» был его любимый псевдоним. И теперь она будет носить его. А на самом деле Мао не хотел, чтобы все знали, что девушка его дочь. Вот такие странности…

Мао запрещал домочадцам пользоваться услугами персонала своей резиденции в Чжуннаньхае (повара, парикмахера и пр.). «Не опирайтесь на меня, Мао Цзэдуна, – нужно опираться на собственные усилия, самим всего добиваться. Не пугайте моим именем людей».

Старшему сыну он придумал «испытание деревней». В детдоме в СССР сыну Мао Аньину дали более подходящее к обстановке имя Сережа. Сережа-Аньин был общепризнанным лидером, «звездой». Именно он возглавлял сводную комсомольскую организацию интердома. Блистал во всем – даже в шахматах. Заботливо опекал младшего брата Колю (Аньциня) и сводную сестренку Цзяоцзяо. И почему-то именно с этим сыном Мао был особенно строг.

«Когда я только что приехал в Яньань, – вспоминал Сережа-Аньин, – мне все было непривычно: быт, общение с людьми, обстановка кругом казались такими чуждыми. В детстве я бродяжничал, привык к вольнице, потом в Советском Союзе воспринял многие русские привычки. Если мне было весело, я громко смеялся, не обращая внимания на собеседников. А когда не понимал, о чем идет речь, то пожимал плечами, мотал головой или разводил руками. Я очень любил жестикулировать, чтобы придать выразительность высказываниям, но отцу не нравились эти привычки, которые он воспринимал как недостатки. Я же не обращал на это внимания, не видя тут ничего неправильного. Потом я стал замечать, что стоит мне сделать какой-нибудь жест, как отец начинает пристально смотреть на мои руки, заставляя меня почувствовать неловкость от его взгляда…»

«Испытание деревней», придуманное отцом, оказалось для Сережи вполне посильным, ибо из СССР он приехал отнюдь не белоручкой и не «буржуем». Скудость интердомовского питания военных лет была «хорошей закалкой» – на завтрак давали полкусочка хлеба и тарелку каши; на обед и ужин – по кусочку хлеба и тарелке картошки.

Когда началась война, мальчик написал письмо Сталину: «Дорогой товарищ Сталин! Я – китайский юноша. В руководимой Вами Стране Советов проучился 5 лет. СССР я люблю так же, как люблю Китай. Я не могу смотреть, как германские фашисты топчут Вашу страну. Я хочу мстить за миллионы убитых советских людей. Я полон решимости идти на фронт. Пожалуйста, поддержите мою просьбу».

В ответ, в январе 1943 года, его пригласили в Московскую военно-политическую академию имени Ленина. Когда он ее окончил, война уже подходила к концу, но Аньин все же успел побывать в расположении 2-го Белорусского фронта.

Вернувшись в Китай, Сережа-Аньин хотел покрасоваться перед отцом в советской военной форме, он думал, что отца порадуют его успехи. Но Мао приказал эту форму снять. Советский Союз, как видно, уже не вызывал у китайского вождя прежнего восторга. Возможно, именно советский мундир настроил Мао против сына, которого он, впрочем, никогда не любил.

Историки, публицисты любят сравнивать Мао со Сталиным. У них и в самом деле было очень много общего (как и между другими диктаторами-тиранами). В том числе оба они абсолютно бессердечно относились к своим детям.

Очень красноречиво это подтверждает история гибели Сережи-Аньина. 25 ноября 1950 года американский самолет сбросил напалмовые бомбы на штабное помещение, где в тот момент находился Сережа, служащий переводчиком генерала Пэн Дэхуая – командующего частями китайских народных добровольцев. Сын Председателя погиб.

Все, кто был рядом, искренне переживали смерть такого славного молодого человека. Даже генерал Пэн Дэхуай едва сдерживал слезы, составляя телеграмму: «Сегодня во время вражеского налета на штаб китайских народных добровольцев погиб товарищ Мао Аньин».

«Председатель, я не уберег Аньина, это моя вина. Прошу наказать меня», – сказал Пэн Дэхуай по прибытии в Пекин.

Последовавший ответ Мао в точности повторил реакцию Сталина на предложение обменять его плененного сына Якова на Паулюса: мол, он «лейтенантов на фельдмаршалов не меняет».

«Погиб простой боец, – заявил Мао, – и не надо делать из этого особое событие только потому, что это – мой сын. Неужели оттого, что он – мой сын, сын Председателя партии, он не может погибнуть во имя общего дела народов Китая и Кореи! Какая же это логика?»

Этот человек действительно не имел чувств – какой отец станет искать логику в смерти сына…

Впрочем, его дочь Ли Минь (четвертая из выживших) в своей книге об отце настойчиво повторяет, что Мао Цзэдун был добрым, заботливым отцом. В резиденции Чжуннаньхай, что расположена в центре Пекина, близ императорского дворца Гугун, она прожила вместе с ним до 1963 года – 14 лет, включая первые годы после замужества.

В те годы Мао никто не любил столь беззаветно, как дочь, и он, в свою очередь, был к дочке по-своему привязан. У нее не требовалось выправлять «заморских привычек», в отличие от безвременно погибшего Сережи-Аньина (человека умного и волевого), от Коли-Аньциня (живущего по сей день, но психически нездорового) и от Цзяоцзяо. Ли Минь была для Мао (пользуясь его же термином) «чистым листом бумаги». Он помогал ей осваивать китайский язык, приобщал к культурным ценностям Китая.

Но между ней и Мао неизменно стояла Цзянь Цзинь – в 1976 году, пользуясь своей тогдашней властью, она даже не разрешала Ли Минь навещать умирающего отца.

«Что касается личных чувств Цзянь Цзинь и моего отца, то это все отошло в прошлое, и меня больше не волнует, что Цзянь Цзинь была моей мачехой и что она плохо относилась ко мне, – писала Ли Минь в мемуарах. – Для меня осталось важным только ее отношение к отцу. По идее, Цзянь Цзинь должна была дать моему отцу счастье, по меньшей мере позаботиться о том, чтобы отец на старости лет не чувствовал себя одиноким. Но в реальной жизни получилось наоборот».

Позже во дворце Мао жили две его дочери и племянник Юаньсинь – сын убитого гоминьдановцами брата. Ко всем своим родственникам Мао всегда относился холодно. О своих многочисленных погибших родных спокойно говорил, что они отдали жизнь за революцию. И все.

Правда, однажды что-то случилось – в нем на несколько мгновений проснулась душа. В начале шестидесятых годов он вдруг захотел повидать свою первую жену, ту самую соседскую девочку, которую он бросил беременной. Увидев нищую старуху, он с негодованием отвернулся. Но потом все же кинул ей несколько монет…

После смерти Великого кормчего множество женщин обратились в ЦК КПК с просьбой выдать им пособие на детей, отцом которых был Мао. Надо сказать, почти все обратившиеся пособие получили: члены Политбюро хорошо знали о привычках своего вождя. Женщины не лгали – они действительно растили детей Мао.

Говорят, напоследок, под самый закат жизни к Мао все же пришло настоящее чувство. Ее звали Чжан Юфэн. Восемнадцатилетняя проводница правительственного спецпоезда в одночасье сделалась едва ли не первым человеком в государстве. После 1974 года никто, кроме личного врача, не мог зайти к вождю без личного позволения Чжан Юфэн. Чжан отличалась вульгарностью и была, мягко говоря, малообразованна. Частенько позволяла себе издеваться над высшими сановниками. Но Мао все прощал ей. Влияние ее казалось почти безграничным. Правда, и она не могла остановить бурный поток наложниц…

«Он был человеком из плоти и крови», – пишет Ли Минь про своего отца. Это так. Только помимо плоти и крови человеку требуется еще очень и очень многое.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.