Последнее танго. Хуан и Эвита Перон

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Последнее танго. Хуан и Эвита Перон

Судьба Эвиты Перон может показаться специально придуманной, но стоит только попытаться вообразить все происходившее с ней – понимаешь, что такое нарочно не придумаешь. И дело не в истории очередной Золушки – это-то бывает не так уж и редко, к тому же Эвита не очень походила на милое сказочное создание. Для «взлета» она использовала старый как мир способ – древнейшее женское ремесло, короче, к вершинам власти она добралась, перебираясь из одной постели в другую. В этом тоже нет ничего необычного. Но вот то, что ей удалось сделать, придя к власти – действительно необычно. А то, что случилось с Эвитой Перон после смерти – и вовсе невероятно. Звучит шокирующе, но даже смерть не смогла покончить с этой женщиной…

А «сообщником» смерти стал не кто иной, как муж Эвиты – президент Аргентины Хуан Перон.

Хуан Доминго Перон родился в Лобосе 8 октября 1895 года в небогатой иммигрантской семье. Окончив учебу, он поступил в национальную военную академию и благодаря усердию и способностям быстро продвинулся по службе до должности преподавателя военной истории. Затем честолюбивого, молодого, обаятельного и статного офицера назначили на пост военного атташе в Чили и Италии. Военная разведка, секретные миссии… Встречи с лидерами фашистской Италии и нацистской Германии… В результате Перон по самую макушку проникся идеями фашизма и нацизма. Когда же в Европе началась война, он стал одним из руководителей так называемой Группы объединенных офицеров (они называли себя весьма оригинально – «Молодые орлы»), которые выступали под лозунгом «За великую Аргентину», провозглашали свою страну самой великой на южноамериканском континенте, от души приветствовали нацистов и буквально боготворили Муссолини. Правящий президент Рамон Кастильо им, естественно, не нравился – он был антифашистом. Офицеры составили заговор…

В июне 1943 года заговорщики (при самом горячем участии ярого фашиста Перона) совершили государственный переворот. К власти пришел генерал Педро Рамирес, который сразу же круто взялся за правление: разогнал парламент, запретил многие политические партии, ввел жесткую цензуру, вычистил из армии оппозиционно настроенных офицеров. Перон стал своего рода «серым кардиналом» при новом правительстве и занял очень важные посты министра труда (1943–1944), военного министра и вице-президента (1944–1946). Будучи министром труда, Хуан постарался использовать все свои способности и обаяние, чтобы привлечь на свою сторону лидеров рабочих профсоюзов – и это ему удалось. Два года тесного общения с рабочими не прошли даром, Перон хорошо понял, что им требуется. И повел их к «светлому будущему», пообещав установить в стране социальную справедливость. Он действительно провел много реформ и ввел разные льготы, только все его старания отнюдь не улучшали экономику страны. Но об этом ни он, ни рабочие не думали, а предприниматели, которые видели, к чему ведет подобная «политика», не решались выступить против военной диктатуры открыто. Много позже специалисты, изучавшие экономику Аргентины, писали по поводу «деятельности» Перона: «Все это было своеобразной формой благотворительности Перона. Он заставил рабочий класс почувствовать собственное достоинство и свое значение в национальной жизни Аргентины. Задача состояла не в том, чтобы дать власть рабочему классу, а чтобы подкупить его и дать власть Перону».

К концу 1945 года рабочее движение приобрело широкий размах, а Перон получил полную поддержку рабочего класса. Бывший преподаватель военной истории хорошо разбирался в ситуации.

К этому времени в Европе война закончилась, фашистские диктаторские режимы приказали долго жить, и в Аргентине стали раздаваться голоса в защиту демократии. Эти тихие голоса постепенно крепли, а затем в стране начались демонстрации. Население (любимые Пероном рабочие) требовало соблюдения прав человека. Смута проникла даже в ряды военных, и тогда Хуан понял, что его время пришло. В те годы «важнейшим из искусств» было радио, вот им-то Перон и воспользовался – на всю страну прозвучал его призыв к «решительным действиям». И рабочие откликнулись. А Хуана Перона арестовали за призыв к общественным беспорядкам.

И вот тут на сцену Истории вышла она – Эвита Дуарте, любовница полковника Перона. Говорят, во время ареста Хуан не оказал ни малейшего сопротивления, но зато Эвита устроила солдатам незабываемую сцену: она дралась и отвратительно ругалась. Когда же Перона увезли, рассвирепевшая женщина кинулась на радио (где, между прочим, работала) и взбудоражила всю страну, а особенно те самые профсоюзы, с которыми так дружил Хуан. Аргентинский народ и на этот раз не подкачал – на улицы вышла ревущая от возмущения толпа. Два дня в Буэнос-Айресе творилось что-то невероятное, и в конце концов Перона отпустили.

А на выборах 24 февраля 1946 года его избрали президентом Аргентины. Теперь пришла его очередь круто браться за правление. Новоявленный президент кардинально изменил традиционную экономическую и социальную политику Аргентины. Этот любимец рабочих, мастер обещаний, которые никогда не выполнялись, ввел такое количество льгот и натворил столько, что довольно быстро привел Аргентину к экономическому краху. Девять лет у власти сделали президента Перона и его жену сказочно богатыми, а страну почти нищей. Чтобы добиться таких «блестящих» результатов, господин президент и госпожа президентша обратились к опыту своих фашистских кумиров: свобода слова в стране была ограничена, образовательная система да и вся прочая жизнь подчинены «интересам и задачам Перонистской партии». Эта партия была создана в 1947 году, и люди были вынуждены в нее вступать (все это до боли напоминает происходившее в Советском Союзе). Иными словами, Хуан Перон стал диктатором.

А вот теперь поговорим о госпоже президентше.

Мария Эвита Ибаргурен была много моложе своего мужа – она родилась 7 мая 1919 года в местечке Лос-Тольдос провинции Буэнос-Айрес. (В некоторых источниках говорится, что на самом деле она родилась в 1917 году – тогда разница с будущим мужем у нее получается двадцать два года, совсем как у Гитлера с Евой Браун.) Как и огромное множество детей в Аргентине, Эвита была незаконнорожденной – ее отец, Хуан Дуарте, владелец небольшой скотоводческой фермы, прижил пятерых детей со своей служанкой Хуаной Ибаргурен. Эвита была младшим ребенком в этом странном «семействе».

Ферма Хуана почти не приносила дохода, Хуан Дуарте предпочитал не работать, а пить, а потому законная жена давным-давно бросила его, хотя официально и не развелась – католическая церковь такое не приветствует. Оставшись без жены, дон Хуан и сошелся со своей служанкой. Когда же он допился до смерти, официальная вдова Дуарте тут же объявилась и служанку уволила. Хуана с детьми перебралась в небольшой городок, где стала зарабатывать на жизнь шитьем и домашними обедами. Со временем сеньора Дуарте (взявшая себе без всяких на то прав фамилию «мужа») открыла пансион.

Пансион сеньоры Дуарте, еще не старой женщины, пользовался успехом. Поначалу у нее столовалось несколько вполне добропорядочных граждан тихого провинциального городка. Затем число клиентов – в основном холостяков из военных и мелких чиновников – увеличилось. Популярности пансиона способствовали четыре подрастающие дочери сеньоры Хуаны – Элиза, Бланка, Арминда и младшая Эвита. Мать, понятное дело, мечтала о лучшей доле для своих детей и стремилась выгодно выдать дочерей замуж. Похоже, мечты сеньоры Хуаны обладали поистине мистической силой…

Старшая Элиза вышла замуж за офицера местного гарнизона; Бланку посватал довольно состоятельный землевладелец; Арминда, никогда звезд с неба не хватавшая, стала женой лифтера магазина, где работала продавщицей; а Мария Эвита…

Младшая дочка не торопилась замуж – насмотревшись журналов о кино, начитавшись о красивой жизни, она решила стать актрисой, звездой кинематографа. В ней явно возобладала испанская кровь (с материнской стороны), ее не устраивала пресная провинциальная жизнь, Мария Эвита мечтала о другой судьбе.

Все, кто рассказывает об Эвите, непременно передают легенду из ее детства. Насколько легенда соответствует действительности – неизвестно, а звучит она так: «В первый раз Эвита Дуарте удивила близких, когда ей исполнилось всего лишь двенадцать лет. Помогая матери в пансионе, Мария Эвита протирала пол на кухне. На плите кипело оливковое масло, каким-то образом девочка задела кастрюлю и перевернула ее на себя. На ее дикий крик в кухню вбежала мать и в ужасе закрыла глаза руками: обожженные лицо и руки ребенка были кроваво-красного цвета. Врач местной больницы сказал, что на месте ожогов останутся большие и глубокие шрамы и рубцы. Но прошел месяц, хирург снял бинты – и ахнул: под ними сияла гладкая белоснежная кожа. Это было настоящим чудом!» В Аргентине светлая белая кожа считается признаком аристократической породы. После многие отмечали, что прекрасная, ослепительно белая кожа Марии Эвиты была ее главным украшением.

А тогда юная «Белоснежка» постигала школьный курс и начальную школу закончила с большим опозданием. Покончив с образованием, своенравная Мария Эвита объявила, что уезжает в Буэнос-Айрес. Строя планы о покорении кинематографа, она очень рассчитывала на свою внешность – высокая для аргентинки (170 см), с большими карими глазами и светлыми волосами, она нравилась мужчинам. Этим Мария Эвита и воспользовалась. Ехать одной в большой город молоденькой девушке было опасно, и она предложила танцору танго Хозе Армани, как раз направлявшемуся в столицу, взять ее с собой. Конечно, не бесплатно. Надо полагать, она здорово скрасила танцору путешествие… А он доставил ее в столичную гостиницу. Их связь продолжалась недолго, и пятнадцатилетняя провинциалка перешла в любовницы к некоему издателю. А вскоре она отчетливо поняла, что карьеру надо делать в постели не танцоров и издателей, а продюсеров и фотографов. И взялась за дело. Ее профессиональный подход имел успех – многие ее любовники и впрямь помогали ей утолять жажду власти и богатства. Малообразованная провинциалка начала «коллекционировать» полезных любовников. Несомненно, в ней было нечто такое, отчего поклонники всячески старались ей угодить – они заказывали Эвите туалеты у лучших портных, оплачивали уроки по этикету и сценической речи, устраивали приглашения на всевозможные приемы, где она находила следующих «устроителей ее жизни». Так, благодарный за ночи любви владелец театра даже дал ей роль в одном из спектаклей – его не смутило отсутствие актерского образования и актерского таланта. Правда, актрисой она так и не стала. «Блеснув» однажды на сцене, она попробовала «покорить» и остальные театры столицы, однако бесталанной девице отказывали, как правило, после первого же прослушивания. Эва Дуарте, как она теперь себя называла, не любила и не умела серьезно работать над образом – она слишком любила себя и предпочитала демонстрировать не каких-то там персонажей, а собственную личность. Как оказалось, именно это и помогло ей пробиться в жизни.

1943 год был переломным в истории Аргентины. Как вы помните, в июне этого года произошел государственный переворот и была установлена военная диктатура (а полковник Хуан Перон занял свое место во власти). С этого момента и так нескучная жизнь Эвы стала совсем интересной. Ее мытарства по театрам закончились – владелец крупнейшей столичной радиостанции «Бельграно» Хайме Янкелевич предложил Эве вести ежевечернюю передачу на социальные темы «Пять минут для народа». Несмотря на фривольный образ жизни, Эва не забывала, кто она и откуда, помнила она и о том, каково живется большинству людей в стране.

Эва близко к сердцу приняла задачу передачи – прославлять честных тружеников, ругать «жиреющую на народной крови» буржуазию и обличать социальную несправедливость. Неглупой и эмоциональной Эве было что сказать на эти темы, и она не упустила момент – сама вышедшая из народа, она говорила его голосом, его мыслями. Ее «радиовещательные страдания» очень быстро стали самой популярной программой в беднейших кварталах Буэнос-Айреса. Затем ее популярность распространилась и на владельцев радиостанций, и Эвита стала звездой эфира.

Есть еще одна версия взлета Эвиты. «Недоброжелатели» заявляют, что в столицу к младшей сестренке приехала Элиза (та, что была замужем за военным), и вдвоем сестры начали устраивать в своей квартире вечеринки для офицеров из казарм на Кампо де Майо. Именно в этих казармах располагалась штаб-квартира некоего полуофициального объединения военных, которое, собственно, и заправляло всеми политическими переворотами последнего десятилетия. Эта военная организация, по слухам, имела связи с еще существовавшими тогда режимами Муссолини и Гитлера. Одним из лидеров этой таинственной организации был полковник Хуан Доминго Перон. Вот таких славных офицеров привечали у себя сестры Дуарте. Но, конечно, по рассказам «недоброжелателей».

Осенью 1943 года на радиостанции «Бельграно» вышла первая передача из радиосериала «Героини в истории». Сериал представлял собой радиоспектакли о самых различных известных женщинах всего мира – Екатерине II, Александре Федоровне, Анне Австрийской, леди Гамильтон, Саре Бернар, Элеоноре Дузе и т. д. Ведущей актрисой всего сериала выступила Эва Дуарте. Мы уже отмечали, что это был век радио, и каждый день у радиоприемников собирались тысячи людей, чтобы послушать, что происходит в мире, узнать новости из жизни страны и в том числе послушать радиопьесы, которые в те годы были чем-то вроде современных телесериалов. Популярность Эвы после «Героинь в истории» возросла многократно. Эва не просто прижилась на радио, оно стало для нее чем-то вроде оружия для достижения успеха.

Другие работники радиостанции считали, что роль в «Героинях» она получила исключительно благодаря своей весьма тесной дружбе с полковником Франсиско Имбертом – он возглавлял ведомство коммуникаций и в его ведении находилось радио. Вполне возможно, что коллеги Эвы знали, что говорили.

Однако главным в жизни Эвы стал другой полковник: в начале 1944 года она познакомилась с Хуаном Доминго Пероном. Об их первой встрече также существуют две версии. По основной, можно сказать официальной, они познакомились в городе Сан-Хуане, куда после разрушительного землетрясения приехали представители аргентинских властей и, понятное дело, работники радио для освещения происходящего. Полковнику Хуану Перону было сорок девять лет, он слыл большим ценителем молоденьких девушек, а потому, увидев молодую дикторшу, сразу же в нее влюбился. Предание гласит, что, впервые узрев Эву, он шепнул кому-то из приятелей: «Она похожа на Мадонну!»

Эва сама попросила представить ее высокопоставленному офицеру. Глядя на не очень молодого красавца горящими глазами, пожимая прохладной рукой его горячую ладонь, она восторженно (и весьма профессионально) «призналась», что он давно стал ее кумиром. Полковник отреагировал должным образом – тем же вечером они стали любовниками.

По второй версии Эва также сама проявила инициативу (как, впрочем, она делала всегда), но только было это не на развалинах города, а в сумраке театральной ложи. Полковник-эстет любовался балеринами на сцене, когда к нему скользнула молодая женщина и трогательно положила руку на обшлаг мундира. Даже в темноте было видно, что она именно то, что нужно полковнику – он всегда любил женщин с «подростковым» телом и с тщательно продуманной внешностью. А странная особа нежно прошелестела: «Спасибо вам, полковник, за то, что вы есть». Конец второй версии абсолютно, до мельчайших подробностей совпадает с первой версией…

Итак, они стали любовниками. При том, что Перон был женат. Но Эва точно знала, что делает. Стареющий Хуан Доминго сначала просто наслаждался любовью чрезвычайно опытной сеньориты, а потом, сам не заметив как, понял, что уже не может без нее обходиться. История с арестом в октябре 1945 года окончательно прояснила для него, что именно Эва, вступившая в яростную схватку с пришедшими его арестовывать солдатами, та самая женщина, которая единственно ему нужна. (Если помните, Перон тогда призвал рабочих к решительным действиям.)

Церковь публично осудила Хуана за связь с Эвой Дуарте. Но полковник был настолько увлечен новой любовью, что развелся с женой и принялся улаживать с церковниками «дело о новой женитьбе». И ему это удалось. Причем в том же 1945 году. Недолго церковные иерархи отстаивали свои установления – они не только признали его развод, но и благословили на брак с Эвитой. 22 октября 1945 года Эва и Перон поженились. При оформлении брачных документов Эве была заодно выписана и новая метрика. Теперь она официально считалась урожденной Дуарте.

Младшая дочь служанки со скотоводческой фермы, пройдя через руки и постели многих мужчин, стала женой второго человека страны… Неплохая карьера. И к тому же очень быстрая – Эве было всего двадцать четыре года.

Это была очень сложная натура, рядом с состраданием и умением сопереживать «народу» в ней легко уживались коварство, мстительность и злопамятность. Обворожительное и трогательное создание могло в единый миг обернуться злой и жестокой стервой. Она была неимоверно самолюбива и болезненно обидчива; остро ощущая свое, мягко говоря, несовершенство и несоответствие неожиданно выпавшему на ее долю положению в обществе и обладая непомерными амбициями, Эва превратилась в чрезвычайно опасную особу. Прекрасно понимая, что постыдное прошлое может в любую минуту явиться в лице какого-нибудь обиженного любовника, она, по своему обычаю, стала действовать. И действовала крайне решительно. Новая жена Хуана Перона, обладавшего огромной властью в Аргентине, сделала все, чтобы уничтожить даже мельчайшие свидетельства своей незамужней жизни. Началось странное и страшное «поветрие»: при загадочных обстоятельствах пропадали и гибли сначала сами мужчины, некогда «проводившие с ней время» и выполнявшие ее прихоти, затем их челядь, которая могла запомнить кареглазую блондинку – «сладкую» приятельницу хозяина, потом – водители, привозившие и отвозившие очаровательную сеньориту… Вот и приходится, рассказывая об Эвите, пользоваться слухами да домыслами – поведать, как все было на самом деле, уже некому.

Она не просто хотела, она жаждала завоевать мир, отомстить ему за все унижения, что ей довелось пережить, а для этого ей надо было использовать Хуана Доминго Перона. Эва понимала, что стать первой леди Аргентины она может только в том случае, если Перон будет президентом, а значит, его нужно сделать президентом. У Эвы появилась новая цель…

Будучи натурой, как мы уже говорили, страстной, она взялась за новое дело со всем пылом своей молодой и энергичной души. Эва, по должности разбиравшаяся в происходящем в стране (на радио ей приходилось все это комментировать), наилучшим образом уяснила интересы Перона, а главное, его стиль. Она приняла его правила игры. В своей автобиографической книге «Моя судьба» она, обращаясь к Перону, писала: «Если, как Вы говорите, дело народа – Ваше собственное дело, то, какими бы великими ни были жертвы, я никогда Вас не покину, до тех пор, пока не умру». Она была совершенно, абсолютно искренна. Она не собиралась покидать Перона. Она собиралась сделать его президентом Аргентины.

Кстати, возможно, вы обратили внимание, что название книги Эвы Перон «Моя судьба» перекликалось с названием книги Адольфа Гитлера «Моя борьба». Это было вовсе не случайно. Эвита намеренно подчеркивала связь своего «труда» с «трудом» главаря фашистов. Те, кто видел выступления Эвиты, вспоминали, что она даже жесты заимствовала у фюрера.

Этого аргентинского «фюрера в юбке» объединяло с настоящим Гитлером кое-что еще: Эвита потрясающе владела толпой. Она могла управлять огромной массой народа словно малым ребенком. В первый раз она это доказала, когда вызволяла Перона (тогда еще любовника) из-под ареста. Во второй раз, когда выпущенный на свободу Хуан Перон предстал перед опьяненной своим успехом толпой на балконе Президентского дворца. Полковник, знаток красивых жестов, обнажил перед людьми голову и поклялся посвятить им жизнь… За спиной склонившего голову Хуана стояла Эвита. Она уловила паузу и выступила вперед – на «авансцену». И «искренне и доверительно», как она это делала каждый вечер на радио, она поведала собравшимся рабочим – грузчикам, уборщикам, скотоводам, молочникам и прочим участникам затеянных ею беспорядков – о мужчине своей жизни, защитнике угнетенных Хуане Доминго Пероне и о том, что ее любовь к этому человеку можно сравнить лишь с тем, что она чувствует ко всем беднякам страны! Чувствительный аргентинский народ всем сердцем откликнулся на слова Эвиты…

Успех был колоссальный. Политический статус опального полковника взлетел до небес. День 17 октября 1945 года вошел в историю Аргентины как дата возникновения перонистского движения. А расчувствовавшийся Перон пообещал толпам своих новоиспеченных сторонников стать президентом страны и защищать их права.

Одолев сопротивление Церкви и поженившись, супруги Перон все свои немалые силы сосредоточили на подготовке к президентским выборам, назначенным на февраль 1946 года. Эва, естественно, оставила работу на радио и взяла в свои руки штаб ближайших помощников Перона. Она действовала не нахрапом, а очень спокойно и… твердо. Закаленная жизнью, волевая, честолюбивая и немыслимо энергичная Эвита призвала все свои амбиции и неудовлетворенное актерское тщеславие, чтобы сделать своего мужа президентом страны.

Хуан Перон, под тонким и чутким руководством своей жены, как бы по собственной воле вовлекал Эву в политику. Это было очень современно (и выигрышно) – рядом с кандидатом в президенты везде и всюду находилась жена, «олицетворяющая возросшую роль женщины в современном мире». К тому же это была не обычная жена, а всем известная «защитница прав простого человека». Эмоциональная, страстная Эвита потрясающе успешно вела агитацию среди женщин. Супруги Перон выработали особый ораторский стиль – они обращались прежде всего к чувствам слушателей, а не к их рассудку (этот последний они предпочитали совсем «не будить»). Пользуясь этим приемом, Эва умела почти мгновенно убедить народ в своей любви и преданности. Поскольку большинство аргентинцев в те годы не могли похвастаться образованием и умением разбираться в политике и экономике, а также учитывая особую эмоциональность аргентинского характера, такой «подход» к народу действовал безотказно.

В результате многих усилий, интриг и весьма сложной политической игры Хуан Доминго Перон в июне 1946 года стал генералом и президентом Аргентины. С молодой женой он переселился в президентский дворец. Эва стала-таки первой леди страны. А для президента Перона – верным другом и единомышленницей. Эта «сладкая парочка» оказала сильнейшее влияние на все последующее развитие Аргентины.

Перон давно уже разглядел способности Эвы, он ими весьма успешно пользовался на пути к президентству. И теперь, поскольку он решил для пропаганды своих социальных идей использовать радио, то предложил Эве сотрудничать с Секретариатом труда. Таким образом, бывшая дикторша возглавила профсоюз работников радио. Руководство радиостанции «Бельграно» вновь «приняло ее на работу» и увеличило оклад Эвиты до рекордной суммы. Затем последовало предложение сняться в главной роли в кино – продюсеры вдруг вспомнили, что Эва мечтала стать актрисой. Эвита в восторге согласилась, и был снят фильм «Расточительница», который очень щедро финансировался казной. Президент Аргентины, отложив управление страной и все прочие дела, частенько присутствовал на съемках. Однако эта картина (со столь пророческим названием) стала первой и последней в кинокарьере Эвы Перон. Ей, как вы понимаете, было уже не до ролей.

В июне 1947 года Эвита отправилась в свое триумфальное европейское турне. Ее близкая подруга Лилиан Гуардо вспоминала об этом путешествии: «Франко и его жена были в аэропорту, чтобы поприветствовать нас. Было просто удивительно, как ее встречали». Папа римский тоже принял ее достаточно тепло. Однако не все и не везде восторженно принимали жену президента-диктатора, преклоняющуюся перед лидерами фашизма и нацизма. Например, вне стен Ватикана местные антифашисты и эмигранты из Испании выступали против Эвиты Перон довольно резко. В Париже ее встретил только французский министр иностранных дел Жорж Бидо. Первые лица Франции ее видеть не пожелали. В Англии в ее честь устроил обед премьер Эттли. Но королевский двор ее не принял.

Одни только киностудии и радиостанции распахивали перед ней свои двери и готовы были платить ей любые гонорары за выступления.

Прокатившись по Европе, Эвита, которую не желал признавать высший свет и в ее «собственной» Аргентине, поняла, что в аристократические круги ей не пробиться. И если мужчины еще снисходили к ней, то женщины не желали иметь с ней ничего общего. Какая буря бушевала у нее в душе, никто не ведает, а вслух госпожа президентша произнесла лишь следующее резюме: «В Европе от Аргентины ждут говядины, но не дружбы». И это понятно: пережив ужасы войны, европейцы не хотели «дружить» с перонистским режимом с его пронацистским настроем.

К тому же, по воспоминаниям современников, даже после замужества Эва не смогла избавиться от ярлыка «потаскушки». Что, кстати, тоже не привлекало к ней английскую королеву и прочих высокопоставленных особ. А во время визита в Италию с Эвой произошел пренеприятный инцидент. Однажды она проезжала в открытом автомобиле по улицам Милана в сопровождении отставного адмирала. На тротуарах шумела толпа, и слышались какие-то выкрики. Шокированная Эва повернулась к своему спутнику и обиженно воскликнула: «Вы слышите, они называют меня шлюхой!» «Я их прекрасно понимаю, мадам, – вежливо отозвался адмирал. – Я не был в море уже пятнадцать лет, а меня по-прежнему называют адмиралом».

Если такого разговора и не было, то, согласитесь, его следовало бы придумать!

Даже в самой Аргентине, где народ в большинстве (огромном большинстве!) буквально боготворил Эвиту, кое-кто воспринимал ее личность более адекватно. Эти умники сочиняли про президентскую чету всевозможные анекдоты, и один из них звучал так: “Perуn fomenta la industria y evita la prostituciуn”, что означает: «Перон развивает индустриализацию и избегает проституции». Соль этого антиправительственного анекдота состояла не в том, как произносится эта фраза, а как ее можно написать. Если слово “evita” писалось с заглавной буквы – выходило оскорбление: «Перон развивает индустриализацию, а Эвита проституцию». Нечистоплотное прошлое не желало отпускать первую леди Аргентины…

А ей так хотелось завоевать всю страну! Чтобы не только широкие народные массы любили ее, но и более узкий круг аристократов принял ее с распростертыми объятиями. Однако родовитые дамы отчего-то не спешили заводить с ней знакомство.

По местной традиции жена президента автоматически становилась почетным председателем Общества благотворительниц – старейшей и самой крупной благотворительной организации в Аргентине, которой, естественно, управляли самые достойные дамы страны. Этим аристократкам-благотворительницам чрезвычайно не хотелось принимать в свой круг бывшую шлюшку без роду и племени да к тому же с плебейскими манерами. Понимая, что открытого отказа никто не потерпит, они стали изобретать для завуалированного отказа различные благовидные предлоги. Эвита ждала-ждала призыва от дам, да так и не дождавшись, сама поинтересовалась, почему это благородные дамы не предлагают ей пост председательницы. Общество благотворительниц вежливо ответило, что по уставу во главе его должна стоять непременно зрелая женщина, а сеньора Дуарте де Перон – какая жалость! – пока еще не достигла преклонных лет. Эва, всегда отличавшаяся понятливостью, и в этот раз все прекрасно поняла, но отнюдь не смиренный характер не давал ей принять отказ достойно – она якобы в шутку предложила избрать почетной председательницей свою мать. Можно представить, как аргентинское высшее общество было шокировано! Благородные дамы не выдержали правил игры и открыто воспротивились. Мстительная и очень недобрая первая леди развернула против патрицианок боевые действия. Причем в самом прямом смысле: боевики перонистских профсоюзов били окна в здании Общества, нескольких благородных сеньор полиция арестовала прямо на улице и бросила в камеру, где содержались проститутки, а возле здания Общества, чуть ли не у входа, расположился торговец рыбой и торговал здесь в течение всего жаркого лета.

У Эвиты вообще было донельзя болезненное самолюбие – такое случается с недалекими амбициозными людьми, – любое нелестное высказывание о ней каралось как государственное преступление. О поступках и говорить не приходится.

Однажды один из профсоюзных боссов неосторожно сказал, что Эвите лучше бы распоряжаться на кухне (как она это делала в пансионе своей матушки), а не лезть в политику, – госпожа президентша приказала арестовать вольнодумца и внушить ему уважение к властям с помощью электрического тока.

Другой «возмутитель спокойствия» первой леди по имени Виктор Белардо был арестован потому, что заявил в радиоинтервью, что готов отдать все свои капиталы на благотворительные нужды, но только не в «фонд Эвиты».

Мстила она не только отдельным людям, но и целым организациям. Например, газеты, которые не уделяли должного внимания ее пышным балам и высоким гостям, а также замечательной благотворительной деятельности, неожиданно обнаруживали, что запасы бумаги истощились и пополнить их нечем. Эвита не останавливалась ни перед чем, создавая культ собственной личности.

Униженная и оскорбленная родовитыми семействами Аргентины, Эвита создала свой собственный фонд – в пику их Обществу. Она использовала свои поистине неограниченные диктаторские возможности, дабы ее фонд не просто затмил Общество благотворительниц, а буквально сравнял его с землей. Все купленные президентом СМИ всячески доказывали, что «благотворительность и милосердие – лишь показные жесты богачей, унижающие униженных». Чтобы все побыстрее забыли о благотворительности как таковой, Эва изобрела новое слово – «хустисиализм» (производное от испанского “hustisio” – справедливость). Идеи «справедлизма» были просты и понятны: богатые должны делиться с бедными; если рабочие в чем-то нуждаются, работодатели немедленно должны их этим обеспечить. Куда уж понятнее.

Травля дам-благотворительниц неимоверно повысила популярность Перонов среди беднейших слоев населения. Ну и, между прочим, позволила им прибрать к рукам кассу Общества, в которой было около 2 миллионов долларов. Это произошло в конце 1946 года – решением президента Общество благотворительниц было ликвидировано, а все его активы передали вновь созданному Фонду социальной помощи имени Марии Эвиты Дуарте де Перон.

Вот из таких благородных побуждений Эва создала фонд имени самой себя…

Впоследствии ее фонд был назван самым крупным и самым коррумпированным благотворительным учреждением в истории.

Официально она не занимала никакого государственного поста. Но на самом деле была министром здравоохранения и труда. Ежедневно длиннющая очередь выстраивалась к дверям ее кабинета, посетители со всей страны рассказывали Эвите о своих проблемах, и она решала, кого необходимо отправить к врачу, кому дать одежду, требуемый инструмент или деньги. Многие из пришедших были действительно больны, порой с язвами и кровоточащими ранами, однако каждого она обнимала, как родного. И это производило на людей неизгладимое впечатление. По приказу Эвы строили школы, жилые дома, больницы, приюты для престарелых, а в конце концов – целый городок для обездоленных и нищих, который получил название Город Эвиты.

Один из проживавших там мужчин сказал: «Мы были бедны – беднее некуда. У мамы – пятеро детей. И вот нам дали одну из 4000 квартир. Мы вошли и остолбенели: квартира полностью обставлена мебелью. В шкафах висела одежда. На кухне – коробки с продуктами! Все, что нужно. Мы были счастливы. Мы были готовы умереть за Эвиту».

Ярая почитательница Эвиты Ангелика Витали рассказывала: «У меня был знакомый огородник, которому не на чем было возить свои овощи на рынок. Я помогла ему попасть к Эвите. Она его выслушала, и он получил лошадь, тележку, место на рынке, и еще его жене дали швейную машинку». Можете представить, что испытывал этот человек по отношению к Эвите?..

С каждым днем ее популярность не то что росла – она взлетала все выше и выше. Простые люди, которых не интересовали закулисные интриги и хитроумные политические ходы, которым нужно было просто выживать здесь и сейчас, эти несчастные прямо-таки поклонялись бывшей крестьянке, волею судьбы поднявшейся на недосягаемую высоту, но помнившей о годах тяжелейшей нужды. Надо сказать, что тысячи семей и поныне боготворят Эвиту, ведь она дала им деньги, спасла их от голодной смерти, подарила им жилье, работу. Сделала она и еще одно немаловажное дело – добилась равных избирательных прав для женщин.

Пребывая у власти и перенаправляя финансовые потоки, Эвита Перон раздала две с половиной тысячи домов и квартир, три с половиной тысячи стипендий и семь тысяч восемьсот раз выступила в роли крестной матери. Это последнее занятие она очень любила и относилась к нему с большой ответственностью, возможно, потому, что своих детей она иметь не могла. Вот она и стала доброй крестной части населения страны. Эвите, как сказочной крестной, аргентинские дети писали рождественские письма с просьбой подарить ту или иную игрушку. Аргентина больше не нуждалась в Санта-Клаусе, у нее была Эвита! Но самое потрясающее то, что ни одно детское послание не оставалось без ответа. Любовь доброй крестной к детям страны иногда принимала довольно болезненные формы. В 1951 году Эва устроила акцию «Дети Аргентины – мои дети». Она собиралась лично вручить подарок каждому ребенку страны. Это явно рекламно-пропагандистское мероприятие обернулось трагедией: в образовавшейся давке погибло двое детей. И в нашей истории было нечто подобное, также связанное с раздачей подарков, – трагедия на Ходынском поле. Правда, у нас все сложилось намного страшнее.

Эвита вообще любила массовые мероприятия – так однажды она организовала чуть ли не общенародное мытье в пятидесяти роскошных ванных комнатах президентского дворца. Осиротевших девушек она также в массовом порядке выдавала замуж, организовывая грандиозные коллективные свадьбы, на которых, как вы понимаете, сама же и произносила поздравительные речи. Эта невероятно энергичная особа блестяще использовала любую возможность для саморекламы и к тому же призывала своего супруга.

Весь этот разорительный для страны марафон проходил под лозунгом: «Я просто трачу деньги на бедных, и я не имею права останавливаться, чтобы их пересчитывать!»

Она на самом деле совершила множество конкретных добрых дел для совершенно конкретных людей. И эти люди навсегда останутся благодарны ей…

Ее сердечное отношение люди оценили в полной мере – еще при жизни многие начали считать Эвиту святой. Уже упоминаемая Ангелика Витали от всего сердца восклицала: «Если в Аргентине будет когда-нибудь своя святая, то это должна быть Эва Перон. Потому что она сломала стену между властью и народом».

«Любовь народа питает меня», – делилась сокровенным Эвита с журналистами…

А что на самом деле питало первую леди Аргентины? Ведь не на свою зарплату госпожа президентша облагодетельствовала всю страну. Конечно, нет. Для всех этих чудес и был создан Фонд социальной помощи имени Марии Эвы Дуарте де Перон. Который, собственно, ей и принадлежал. На ее банковские счета поступали огромные суммы непроверенных и неучтенных денег. Целые государственные учреждения работали чуть ли не сутками, чтобы поддерживать фонд этими «невидимыми» деньгами. Сам президент страны подкупал предпринимателей и политиков, чтобы они направляли миллионы долларов из общественных фондов в организацию «доброй самаритянки» Эвиты. В фонд перечислялось от 20 до 90 % зарплаты, выплачиваемой аргентинским рабочим и служащим. Предприятия, которые были не в состоянии заплатить такие баснословные суммы, немедленно национализировались (то есть становились собственностью супругов Перон). Функции, полномочия, а главное, бюджеты ряда государственных ведомств – таких как министерство образования, труда и социального обеспечения – были в приказном порядке (и при полной и безоговорочной поддержке правительства) переданы фонду. Кроме того, фонду регулярно выделялись государственные субсидии, достигавшие 40 миллионов долларов; он также получал колоссальные доходы от эксклюзивных прав на экспорт и импорт некоторых товаров. Предприниматели буквально осыпали чету Перон взятками, чтобы иметь возможность торговать с внешним миром.

Нелегким делом управления страной занимались не одни супруги Перон, им рьяно помогали многочисленные родственники Эвы. Они занимали основные должности во всех организациях, через которые проходили хоть какие-нибудь финансовые потоки. Эве достаточно было позвонить брату (председателю госбанка) или отчиму (министру почт и телеграфов) – и на ее счета немедленно перечислялись необходимые суммы.

Все эти немыслимые капиталы отследить было невозможно – финансы фонда «благодетельницы бедняков» были абсолютно непрозрачными. Ну, еще как-то можно было определить поступление, но вот за расходами не мог уследить уже никто. Да и едва ли бы нашелся такой смельчак. Как бы то ни было, деятельность президентской четы на благо страны привела к тому, что с 1946 по 1953 год (как раз тогда, когда фондом управляла Эвита) золотой запас Аргентины сократился в семь раз, а внешний долг страны утроился.

В 1950 году президент Хуан Доминго Перон между делом заявил в кругу соратников: «У Эвиты теперь даже больше денег, чем у меня». Поскольку президент уже давно был диктатором, то понятие «у меня» означало все доходы казны. А значит, получалось, что его любимая женушка была богаче всей Аргентины. Ведь председатель Фонда Эвиты совершенно официально (по приказу диктатора Перона) получил «заслуженное право распоряжаться всеми его активами исходя из собственных представлений о принципах социальной справедливости, в том числе передавать в дар, завещать и т. д.».

Даже свою единственную (достоверно известную) измену мужу Эва обернула в деньги (быть может, сказывалось профессиональное прошлое). Изменила она не с кем-нибудь, не с красавцем матадором, а с Аристотелем Онассисом. Познакомились они еще во время Второй мировой войны, когда Онассис занимался поставкой продовольствия в оккупированную нацистами Грецию. А в 1947 году, когда Эва покоряла Европу, Онассис специально прилетел в Италию на свидание с ней. Весьма вероятно, что она не знала о его намерениях заранее – по легенде, Онассис после официального обеда через секретаря попросил о личной встрече. Ему эту возможность, естественно, предоставили и пригласили на виллу, где жила Эва. Аристотель прибыл и… первая леди Аргентины «тряхнула стариной». Онассис потом весело рассказывал, что после любовных утех жена аргентинского диктатора приготовила ему омлет, а он передал ей чек на десять тысяч долларов. Это, по словам жизнерадостного грека, был «самый дорогой омлет в его жизни».

Как отнесся к подобному бизнесу президент Перон, неизвестно. Непонятно только, зачем миллионерше, управляющей целой страной, потребовались эти несчастные десять тысяч…

Безотчетные финансовые потоки, как вы уже догадались, «омывали» не только аргентинскую бедноту. Преимущественно в них купалась сама Эвита. В ее кабинете в президентском дворце мебель была исключительно из резного дуба; все, что только можно, покрывала позолота; на стенах и полу красовались ковры ручной работы. Можете себе представить, какая сногсшибательная роскошь окружала «первую самаритянку страны» в ее собственном доме. Платья Эвита носила только от «Шанель». Многочисленные шубы ей шили исключительно из русских соболей. В шкафах с удобством располагались четыре сотни пар туфель. Часть этого необъятного гардероба сегодня хранится в музее Эвиты в Буэнос-Айресе. Любой желающий может прийти и полюбоваться на горы одежды этой «святой» женщины.

А еще она обожала драгоценности. Говорят, она обвешивалась ими так, что даже тяжеловато было их носить. Рассказывают, что однажды на очередном выступлении в театре «Колон» она вышла на сцену, вскинула руки к самым верхним ярусам – все пальцы госпожи президентши были унизаны кольцами – и выкрикнула: «Эти драгоценности, мой народ, я ношу для вас!» Как вы думаете, какая последовала реакция на столь, мягко говоря, «странное» заявление? Совершенно верно – восторженный и любящий народ буквально взорвался аплодисментами.

Однако «официально» роскошь и драгоценности Эвита ненавидела и презирала. Впервые войдя в президентский дворец как хозяйка, она воскликнула, так, чтобы все ее слышали: «Боже, какая безвкусица!» Ее утонченный вкус был оскорблен избытком роскоши и множеством аристократов.

Впрочем, чувства аристократов тоже были оскорблены…

Но Эве было не до чужих чувств. Как-то раз она сказала: «Управлять страной – все равно что снимать фильм о любви, где в главных ролях заняты один мужчина и одна женщина. Все остальные – всего лишь статисты».

А «статистам» постепенно надоедало терпеть абсолютное самодурство президентской четы. И со временем в стране возникла оппозиция, правда, пока еще не явная.

Как всякий диктатор, Перон был совершенно уверен в своих силах, опирающихся на мощь армии и полиции. Он настолько уверился в своем всемогуществе, что на выборах 1951 года предложил избрать вице-президентом свою ненаглядную Эвиту. Как ни странно, этого «благодарная страна» не пожелала: несмотря на многочисленные благодеяния Эвиты, это все-таки было слишком. Мысль о том, что президентская женушка может официально стать вторым лицом в государстве, приводила в ужас военных, чьей поддержкой так дорожил президент. И не только военных бросало в дрожь от такой перспективы… Короче, оппозиция крепла. На стенах некоторых столичных зданий появился весьма оскорбительный для Эвы лозунг: «Да здравствует Перон – вдовец!» На стенах других зданий красовались целые картины: голая Эвита перешагивает, подобно Гулливеру, через массы аргентинцев-лилипутов.

Хуан Перон был вынужден отступить со своим предложением, и имя его жены не появилось в избирательных бюллетенях. Оба – и Хуан, и Эвита – были не просто разочарованы, подобная черная неблагодарность глубоко потрясла их. К этой неприятности добавилась и еще одна: начались демонстрации перонистов (то есть, по сути, приверженцев Перона), требующих от вождя дать им прямого наследника! Но ведь все знали, что Эвита не может стать матерью – Бог так распорядился и счастья материнства ей не дал. И самые лучшие врачи не могли ничего поделать. Было абсолютно ясно, что и эти выступления – против Эвы.

Пожалуй, не очень по-божески провозглашать лозунг: «Да здравствует Перон – вдовец!» Пожелание смерти кому бы то ни было отвратительно по самой своей сути, не говоря уже о том, что вредит в первую очередь самому «желателю». Однако люди по большей части и впрямь не ведают, что творят…

По чьей бы то воле ни вышло, но случилось так, что Эвита заболела. И болезнь ее была смертельна. Врачи поставили диагноз «рак матки». Жуткая, устрашающая ирония судьбы…

Эвита умирала мучительно и долго. Она страшно исхудала и в последние месяцы весила всего тридцать три килограмма. Перон приказал не говорить Эве о том, что ее болезнь неизлечима. А чтобы она сама всего не поняла и не заметила пугающей потери веса, ее весы переделали так, что они всегда показывали один и тот же «нормальный» вес. Поскольку по радио постоянно передавали бюллетень о здоровье первой леди, во дворце все радиоприемники под благовидным предлогом были отключены. Люди за стенами дворца знали о болезни Эвиты больше, чем она сама.

Аргентинская аристократия повела себя самым недостойным образом – «белая кость и голубая кровь», по идее воплощающие в себе благородство, эти люди пили за скорейшую кончину Эвы.

На стене напротив президентского дворца появился очередной образчик народного творчества, огромными буквами там было написано: «Да здравствует рак!»

Но простой народ, тот, который она облагодетельствовала, реагировал на случившееся с Эвитой совершенно по-иному. Известие о том, что их «святая» смертельно больна, произвело на простых аргентинцев чрезвычайно сильное действие, а результатом стало нечто весьма напоминающее массовый психоз.

Люди были готовы отдать за нее свою жизнь, они мучили себя, принимали самые невероятные обеты в надежде спасти Эву. Почти каждый день кто-нибудь совершал очередное безрассудство, рассчитывая на чудо. Люди совершали ради нее подвиги и посвящали ей самые немыслимые рекорды. Вот лишь небольшой список происходившего.

«Один танцор 127 часов, не останавливаясь, танцевал танго, пока не упал без сознания. Знаменитый бильярдист сделал подряд 1500 ударов кием. Две пожилые женщины ползали на коленях вокруг центральной площади Буэнос-Айреса 5 часов кряду до тех пор, пока одна них не раздробила себе колено. Грузчики устанавливали рекорды в поднятии тяжестей, а повара – в приготовлении пищи. Все это посвящалось Эвите, принцессе бедняков. Все это делалось в надежде вымолить у неба ей жизнь…

По всей стране воздвигались алтари, на которых стояли портреты Эвиты и беспрерывно горели свечи. Люди сутками простаивали перед ними, молясь за “святую Эву”. С наступлением сумерек ее портреты выносили из домов на свежий воздух, чтобы она могла подышать прохладой, и тогда то в одной, то в другой деревне люди то и дело видели вокруг головы Эвиты сияющий нимб».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.