Глава 11

Глава 11

Через месяц после юбилейного концерта вышел Указ о награждении Шульженко орденом Ленина, высшей наградой в бывшем Советском Союзе. И опять она позвонила Епифанову и попросила сопровождать ее в Кремль, что он и сделал, спокойно и деловито. И держался на вручении так, словно не вылезал из кремлевских залов. А потом надолго исчез. Ссылался на работу и командировки. За последние восемь лет ее жизни они виделись всего один раз, на ее 75-летии, в 1981 году.

Начался самый тяжелый и самый печальный период в ее жизни. Иногда она думала о том, что пришла пора расплачиваться за те нечастые мгновения счастья, которые она испытывала и в жизни, и на сцене. Концертов было все меньше, болезней — все больше. Ее приглашали на запись на телевидение, приглашали принять участие в сборных концертах. Если позволяло здоровье, она никогда не отказывалась. К сожалению, видеозаписей с ее участием сохранилось до обидного мало. Однако ее помнили, все также приходили письма, требовали ее выступлений. А дом был всегда полон гостей. Стало хорошим тоном приходить в гости к Шульженко какой-нибудь молодой певице. У нее бывали Эдита Пьеха, Алла Пугачева с тогдашним мужем режиссером А. Стефановичем, Валентина Толкунова. Постоянно приезжали друзья и родственники из Харькова. Им она была особенно рада. Артисты приглашали ее на свои концерты. Она с удовольствием принимала приглашения. Каждый концерт, будь то с участием Пугачевой, Толкуновой или Кобзона, начинался с того, что артист объявлял, что в зале находится (далее следовал длинный перечень эпитетов в превосходных степенях) Клавдия Ивановна Шульженко. Публика бурно ее приветствовала, часть цветов перекочевывала к ней, а концерт проходил с повышенным успехом, словно отсвет славы Шульженко ложился и на артиста. Она была щедра в оценках и великодушна. Она каждодневно преподносила своему окружению уроки нравственности. При этом она ни о ком не говорила дурно. Шульженко любила смотреть по телевидению выступления ее молодых коллег. Если ей кто-то не нравился, она просто молчала, избегая оценок. А если приглянулся кто-то, тут уж она не жалела щедрых похвальных слов.

Она прекрасно знала свое исключительное место на эстраде, в искусстве. И когда однажды в беседе с ней А. Пугачева неосторожно сказала, что, мол, она гораздо популярнее, чем Шульженко в молодости, в том же возрасте, Клавдия Ивановна очень расстроилась и все спрашивала, неужели и впрямь она в 30-е годы была менее популярна, чем Пугачева в 70-е. Если это так, то, скорее всего, Пугачева не знала историю «Кирпичиков». Гелена Великанова тоже как-то решила провести подобное сравнение, и тоже в пользу Пугачевой. Вспоминается хорошая французская пословица: «Всякое сравнение хромает». От себя добавлю: в нашем случае оно некорректно прежде всего с исторической точки зрения.

По старой привычке она встречала Новый год в ЦДРИ. Она много танцевала, ее приглашали молодые, но уже известные актеры. Ей нравилось, как вел ее в танце Игорь Старыгин. А когда к ней подошел Саша Абдулов и, встав на одно колено, пригласил ее на танец, она была в полном восторге. От того, как он танцевал, как встал на колено, как проводил обратно. Очень долго Шульженко вспоминала тот вечер и каждый раз вопрошала того, кто в этот момент находился рядом с ней: «Какой милый мальчик, этот Саша Абдулов, не правда ли?»

Как-то к ней в гости привели подпольного миллионера. В советское время их было мало, и по понятным причинам они старались не высовываться. Надо сказать, что Шульженко всегда жила на широкую ногу и менять ей свои привычки по причине отсутствия концертов было чрезвычайно тяжело. Да, по тем временам пенсия в 270 рублей была весьма неплохой, но все же… Так вот, этот миллионер, рассказывают, предложил для Клавдии Ивановны построить комфортабельную дачу. Которая будет ей полностью принадлежать. «Но… после… ну, вы сами понимаете… она отойдет ко мне». Шульженко ответила в том духе, что, мол, я народная артистка и подачек не принимаю. Однако он все же купил то самое столовое серебро с вензелями фельдмаршала Кутузова, что она приобрела у Катаринских еще в конце двадцатых… Говорят, эти деньги очень пригодились, когда умерла Клавдия Ивановна.

Установились очень близкие и доверительные отношения между ней и Утесовым. Уже давно умерла его жена Елена Осиповна. Танцовщица из его оркестра Антонина Ревельс в последние годы стала почти членом семьи, к резкому неудовольствию его дочери Эдит. У Эдит случилось большое несчастье. Ее муж, известный режиссер-документалист, покончил с собой, измученный болезнью Паркинсона. А вскоре тяжело заболела Эдит. Утесов постоянно звонил Шульженко и советовался, как ему быть, как ему жить. Ведь он был старше Клавдии Ивановны на 11 лет. Когда дочь слегла окончательно, он, по совету Шульженко, позвонил в Воронеж, куда переехала А. Ревельс, и попросил, чтобы она приехала в Москву. В течение полугода А. Ревельс ухаживала за безнадежно больной Эдит. А после ее смерти Утесов опять звонил Шульженко и спрашивал, что ему делать… Ревельс и Утесов расписались. Много в то время ходило нехороших слухов, обывательских жестоких сплетен, и никто, кроме редких друзей, не хотел войти в положение уже почти беспомощного человека — гения советской эстрады. Как печальна жизнь на ее излете!.. Ревельс затеяла ремонт, и две недели Утесов жил в Доме ветеранов сцены, что на шоссе Энтузиастов. Он звонил Шульженко, говорил, как там хорошо, и опять предлагал вместе отмечать дни рождения. Но не довелось. Через три недели после того как он женился на А. Ревельс, Леонид Осипович скончался.

Клавдию Ивановну, оберегая от печального известия, накачивали всякими успокоительными лекарствами. Надо сказать, что в последние годы она, возможно, чрезмерно много принимала всяких таблеток. При сильном стрессе они не всегда бывают эффективны. Узнав о кончине Утесова, она страшно переживала.

А потом случилось чудо. Шульженко вместе с группой московских артистов отправилась на гастроли в Одессу. Как она позднее рассказывала, чувствовала она себя во время выступлений прекрасно. Это были странные, ни на что не похожие выступления. Как всегда, она безумно волновалась. Когда ее успокаивали, она отвечала: «Я знаю, что такое одесская публика, потому и волнуюсь». Сцену забрасывали цветами и… записками. Ей приходилось петь, рассказывать, отвечать на вопросы. Читая записки, она изумлялась, что ее зрители помнят песни, которые она давно не исполняла. Это были ее последние гастроли, в семьдесят шесть с лишним лет.

Вернувшись в Москву, она поняла, что с концертами покончено. Б. Мандрус плотно работал с другими артистами и ограничивался только телефонными звонками. Но она продолжала работать, уже по своему разумению, ибо только в работе было спасение. Она каждый день слушала пластинки со своими записями, потом садилась за рояль, задумчиво говорила: «Сейчас я эту вещь сделала бы по-другому». Да, она знала, что дело движется к печальному концу. Она думала о смерти, думала о своем уходе. Однажды она рассказала Лидии Лапиной странную притчу.

Жила на свете одна молодая и очень красивая актриса. У нее было все — молодость, талант, успех. Однажды после спектакля к ней подошел пожилой человек и со слезами на глазах стал рассказывать, что умирает его дочь. И что только она, актриса, может помочь. Так ему сказала одна старуха-ворожея. Помочь же можно очень просто — если актриса подарит из своей жизни всего один год. И тогда его дочь сможет прожить целый год! Актриса легко согласилась, ведь впереди у нее была, как ей казалось, долгая счастливая жизнь. И что ей этот год! Счастливый отец ушел. Прошло много лет. Актриса состарилась, стала немощной некрасивой старухой. И вот чувствует, скоро за ней придет смерть. И тут она вспомнила, что в молодости подарила целый год из своей жизни. И подумала: если б мне вернули хотя бы месяц из того года, то и умирать было б не страшно, и я бы в последний раз могла насладиться жизнью. Едва она так подумала, как произошло чудо. Она увидела себя в зеркале молодой, цветущей, красивой — как много лет назад. Она поехала к морю — купалась, танцевала, веселилась. В нее влюбился пылкий молодой человек. А она — в него. У них был совершенно дивный месяц любви. Но она помнила о роковом сроке и за день до его истечения, не простившись, уехала, вернулась к себе домой. Следом за ней примчался ее возлюбленный и сказал, что он ищет свою любовь. «Это я», — ответила она. Он взглянул на нее с ужасом и ушел. Она подошла к зеркалу и увидела в нем лицо безобразной старухи…

Скорее всего, Шульженко сама придумала эту притчу. Она добавляла, что любить молодую, красивую, здоровую — для этого не надо никаких усилий. Это одно сплошное удовольствие, и вокруг тебя вьются мужчины, не зная как тебе угодить. А на старости лет что-нибудь попросишь — и вокруг пустота. Никого не дозовешься, в том числе и этих мужчин.

Это было тяжелое одиночество среди людей, которые ее окружали и любили. Это было одиночество великой актрисы, время которой кончилось. Понимала ли она это? Быть одиноким в окружении близких людей, очевидно, тяжело вдвойне. В жизни ее уже не было главного и самого важного — ее творчества. Вот почему она каждый день слушала свои пластинки.

Однажды, гуляя около дома, она сказала своему соседу, музыканту: «Я слышу, как у меня на балконе шелестят листья. Почему они шелестят? Ведь там нет деревьев». Музыкант подумал, что у Клавдии Ивановны начались слуховые галлюцинации. Хемингуэй написал: «Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе». К каждому из нас придет время, когда мы услышим шелест листьев. Мы услышим, как Вечность будет шелестеть столетьями, как листьями…

Она лежала в клинике на Открытом шоссе. Шелестели листья. Но вдруг шелест прекратился, и она увидела себя на белой большой лестнице, которая почему-то спускалась от подножия церкви. Она шла вниз по лестнице, и рядом с ней шла счастливая улыбающаяся Флер, ее любимая героиня из ее любимого романа «Сага о Форсайтах».

«— Свадьбы всегда так забавны, — почему-то сказала Флер. Девушка в совершенстве владела собой и была красивей, чем когда-либо, в белом платье, в белой фате на темно-каштановых волосах, падавших челкой на лоб; веки ее скромно нависли над темно-карими глазами. Телом она присутствовала здесь. Но где блуждала ее душа? Проходя, Флер подняла веки — и беспокойный блеск белков запечатлелся в глазах…»… Клавдии, как трепет посаженной в клетку птицы.

…Когда похоронная процессия направлялась из ЦДРИ к кладбищу, шел сильный дождь. Едва приехали на Новодевичье — выглянуло яркое желтое солнце.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.