Царица
Царица
Когда Государь был в первый раз в Париже[74], я гостила там у моей дочери Ольги, жены русского посла барона фон Корфа. Со мной находилась также моя младшая дочь, недавно получившая назначение фрейлины императрицы. На следующий день после торжественного визита в Париж Николая II, который мы наблюдали из окон владельца «Нью-Йорк-Геральда»[75] Гордона Беннета на Елисейских Полях, пошла я с дочерью моей Майей к госпоже де Тэб[76].
Она, любезно меня приняв, сказала: «К сожалению, у меня такая мигрень, что я сегодня не в состоянии гадать ни по картам, ни на кофейной гуще». Я простилась с ней, прося ее принять меня на следующий день.
— Вы русская, — сказала она, провожая меня, — думаете ли Вы, что мне возможно будет получить фотографический снимок линий руки царя? Я бы многое дала, чтобы получить такой снимок.
— Я попытаюсь это сделать. Дама, сопутствующая царице, княгиня Барятинская — моя кузина, я попробую к ней обратиться. Думаю, что Государю было бы интересно иметь от Вас его гороскоп.
«Вы мне этим окажете большое одолжение, — сказала госпожа де Тэб. — Я с удовольствием проконтролировала бы то впечатление, которое Государь произвел на меня вчера. Сколько несчастья прочитала я на лице этого молодого человека! Это ужасно. Несчастье, большое несчастье», — повторяла она. Эти слова так меня испугали, что, выйдя на улицу, я сказала моей дочери, что не предприму никаких шагов для получения снимка руки Государя. Я боялась быть посредницей в доставлении ему плохих предсказаний и решила более не посещать госпожу де Тэб, о чем дочь моя очень сожалела, так как ей хотелось узнать свою судьбу. Я рада, что не пошла навстречу ее желанно. Г-жа де Тэб прочла бы по линиям руки моей дочери ожидавшую ее печальную судьбу, — я потеряла несколько лет спустя мою горячо любимую дочь, что и поныне отравляет мне мои дни и служит причиной бессонных ночей.
Часто думала я о словах госпожи де Тэб: «Несчастье, большое несчастье!»
Во время коронации Николая II его сравнивали с Людовиком XVI. Как с прибытием Марии-Антуанетты в Париж праздник обратился в траур[77], так и московские торжества ознаменовались большой катастрофой, повлекшей за собой много жертв. Обещана была раздача народу царских подарков. Толпы мужчин, женщин и детей потянулись из разных деревень в Москву, на Ходынское поле. Не было принято никаких мер предосторожности, и когда началась раздача подарков, вся толпа беспорядочно хлынула вперед, спотыкаясь, попадая в ямы, падая, толкая и топча друг друга. Ходынка стала гигантской гекатомбой[78], символом постоянно царившего в России беспорядка. Число жертв составляло от 8 до 10 тысяч человек[79]. Когда я на следующий день поехала на парад, я увидела сотни телег, везущих целые горы трупов, с торчащими руками и ногами, так как не сочли даже нужным чем-нибудь их прикрыть. Назначено было следствие для отыскания виновных.
В то время власть в Москве была разделена между генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем и Министерством двора, во главе которого стоял граф Воронцов-Дашков. Оба они друг друга обвиняли в происшедшем. Граф фон дер Пален, бывший министр юстиции, обер-церемониймейстер во время коронации был избран судьей. Он попросил позволения прочитать свой отчет перед царем и царской семьей. Он начал так: «Катастрофы, подобной происшедшей, могут до тех пор повторяться, пока Ваше величество будет назначать на ответственные посты таких безответственных людей, как их высочества, великие князья». Эти ставшие историческими бесстрашные слова правильно освещают тогдашнее положение. Эта безответственная самодержавная и в то же время бессильная власть привела нас, как я уже неоднократно говорила, к той ужасной катастрофе, жертвой которой мы стали. Ознаменовавшееся пролитием крови начало царствования наложило печать скорби на Государыню. Она была горда и застенчива в то же время и была совсем непохожа на свою приветливую тещу[80], вдовствующую императрицу Марию Федоровну, чья улыбка всех очаровывала. Ввиду того, что молодая императрица в юные годы не подготовлялась к своей будущей роли и никогда не должна была подчинять свою волю высшей воле другого, она не знала людей и, несмотря на это, считала свои суждения безупречными. При полном незнании жизни она судила всех и все очень строго. Мне кажется, что она, так же, как и сестра ее[81], супруга великого князя Сергея Александровича, освоилась бы с требованиями и нравами русского общества, если бы в самом начале царствования Николая II на нее не обрушился бы со стороны царской семьи целый ряд унижений и даже преследований. После первого же визита в Петербург, куда принцесса Алиса Гессенская сопровождала своего отца[82], и когда еще были далеки от мысли, что она когда-нибудь станет царицей, встретили ее, особенно жена Владимира Александровича, снисходительно-покровительственно, как маленькую, ничего не значащую принцессу, что доставляло ей немало огорчений. Когда принцесса Алиса стала супругой Николая II, ее тетушка, великая княгиня, собралась было делать ей наставнические замечания, но царица не забыла ее отношение к себе, когда она была еще принцессой, и дала почувствовать своей высокопоставленной родственнице, кто теперь госпожа. Великая княгиня никогда не могла простить ей этого и, воспользовавшись своим влиянием, делала в петербургском обществе все, что могло бы повредить Государыне. Она уговаривала высокопоставленных дам давать императрице советы, затем расхваливала смелость этих дам и передавала на все лады содержание этих устных и письменных советов и ответов царицы.
Однажды императрица ответила настаивавшему на том, что она должна давать званые завтраки и обеды, Фредериксу: «Зачем Вы хотите, чтобы я приглашала к себе лиц, дающих мне разные советы, могущие мне принести только вред, и давала этим лицам повод к разным разговорам». Эти слова мне были переданы самим графом Фредериксом.
Вместо того чтобы искать сближения и привлечь к себе сердца, царица избегала разговоров и встреч, и стена, отделявшая ее от общества, все росла.
После смерти Александра III царская семья лишилась всякой дисциплины. Царь был робок и неприветлив по отношению к своим дядям и кузенам, бывшим старше его и привыкшим смотреть на него как на ребенка и поэтому не оказывавшим ему должного почтения. Пользуясь слабостью Николая II, царская семья не признавала никакой дисциплины, в то время как при Александре III никто из членов ее не смел противиться строгим приказам министра двора графа Воронцова-Дашкова. Императрица понимала опасность, грозившую императорской фамилии и, пользуясь своим влиянием на Николая II, советовала ему пресечь со всей строгостью злоупотребления своим положением некоторых членов семьи. Советы ее принимались, но за ее спиной царь давал свое согласие на все требования великих князей, требования, часто оскорбляющие достоинство Императорского Дома. Все это привело к тому, что царица имела много врагов среди родственников своего мужа, врагов, ненавидящих ее и делавших все, что могло бы ей повредить и сделать ее нелюбимой. Исключением был лишь великий князь Павел Александрович, ум и такт которого удерживали его от какого бы то ни было участия в деяниях, направленных против Государыни. Таким же был и великий князь Константин Константинович. Рано вступивший на престол император, проведший всю жизнь в тесном кругу семьи, которая даже для охраны здоровья выбирала ему метресс[83], не был вожаком и благодаря своей молодости окружал себя юными офицерами, своими бывшими сослуживцами.
Неудачи следовали одна за другой. Царь желал иметь сына, Россия ждала наследника. Четыре дочери[84] принесли четыре разочарования. Государыней были недовольны, будто это произошло по ее воле. Наконец родился сын[85]. Велико было ликование! Но стали говорить, что ребенок слаб и недолговечен. Говорили, что у ребенка отсутствует покров кожи, отсутствие которого должно вызывать постоянные кровоизлияния, так что жизнь его могла угаснуть от самого незначительного недомогания.
«Кровь, все кровь», — говорила Государыня. Благодаря тщательному уходу за ним ребенок выжил, стал поправляться, хорошеть, был умен, но долго не мог ходить, и вид этого маленького существа постоянно на руках у здоровенного казака производил на парадах удручающее впечатление[86]. Как, это их будущий император? Этот маленький калека, в нем — грядущее великой России?..
Иногда говорили, что он уже начал ходить, но что он хромает, будто от того, что, взлезши на стол, упал с него, чем вызвал новое кровоизлияние, угрожавшее его жизни. К тому времени именно великая княгиня Анастасия Николаевна и великая княгиня Милица Николаевна, черногорские принцессы, доставили к наследнику для его спасения пресловутого Распутина, ставшего впоследствии злым духом царской семьи. Этот Распутин, как говорили, умел останавливать кровотечение. Случайно ли, но, во всяком случае, с приездом Распутина наследник стал поправляться и вера в Распутина с этого момента стала безграничной.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.