Сестры

Сестры

Сестра — это твоя половина. Она делила с тобой семью, дом, страну, детство с его играми и слезами. Иногда именно из-за этого сестры ненавидят друг друга: каждая хочет быть единственной. И обе страдают из-за того, что есть другая — живой укор в твоем собственном несовершенстве. Мне кажется, что на определенном этапе своей жизни каждая видит в сестре соперницу, полагая, что та красивее, любимее, умнее.

Между мной и Бланш очень небольшая разница в возрасте, мы почти что близняшки. Я прекрасно помню, как мама, будучи беременной, говорила мне, тогда еще совсем маленькой, что скоро у меня появится братик или сестричка. Когда родилась Бланш, я сразу поняла, что сестричка — чудо. Она росла ласковой, красивой, мягкой, тогда как я в доме была мальчишкой-сорванцом. Каждый раз, когда кто-нибудь приходил к нам в гости, я пряталась под кроватью, чтобы избежать поцелуев и ахов, потому что совершенно не выносила сюсюканья. Так что все поцелуи и восторги доставались ей, и я в глубине души всегда считала, что она, в отличие от меня, их действительно заслуживает. Потому что Бланш была красавицей, а я — чудовищем. Однако никому, даже самой себе, не признаваясь в том, я все же страдала…

Лишь спустя много лет Бланш сказала мне, что она тоже страдала и по той же причине. Она чувствовала себя гадким утенком, а меня считала лебедем. К тому же наши родители всегда были скупы на нежности, поцелуйчики, объятия, и каждая из нас, втайне желая их, была уверена, что другая все это получает, и чувствовала себя отверженной, несчастной.

Когда мы были маленькими, из-за небольшой разницы в возрасте мама одевала нас одинаково, оставаясь абсолютно равнодушной к тому, что это приводило нас просто в отчаяние. И на протяжении многих лет мы с виду оставались вроде бы двойняшками: почти один и тот же возраст, темные волосы, худоба, одинаковые платья. В действительности же мы были очень разными, а главное — у нас были совершенно разные мечты.

Я, как уже говорилось выше, мечтала стать естествоиспытательницей, провести свою молодость, да и вообще всю жизнь в африканской пустыне, среди зверей, которые уже тогда нравились мне куда больше, чем люди, — хотя бы в эстетическом плане.

А моя сестра Бланш с младых ногтей мечтала о кино и театре. И надо же было так в жизни случиться: я без всякого желания стала тем, кем хотела быть она. Вообще я считаю (и уже говорила об этом), что стала актрисой именно потому, что не хотела ею быть, не питала никаких иллюзий на этой счет.

Ну а Бланш, по крайней мере на какое-то время, удалось, хоть и не вполне, осуществить свою мечту: она снялась в двух фильмах. А потом она перешла в театр, играла главным образом в авангардистских спектаклях, а позднее — в театре пантомимы.

Мне пришлось согласиться на контракт, содержащий невероятное количество пунктов, ущемлявших мои права. А сестра дорого расплатилась за этот мой контракт: на ее пути возникло неисчислимое множество препятствий, поскольку кинокомпанию «Видес» не устраивало, что на актерском рынке появилась еще одна женщина с моей фамилией.

Так Бланш пришлось пойти на первую уступку: вместо Кардинале она стала Карден — Бланш Карден. Под этой фамилией она снялась в двух фильмах и выступала в тех немногих ролях, которые ей доверили сыграть в театре.

Но и этого оказалось мало: было сказано и сделано все, чтобы, несмотря на измененную фамилию, она и вовсе отказалась от артистической карьеры. Ее взяли, можно сказать, измором, постоянно вставляя палки в колеса. В конце концов она поняла, что ей так и не удастся одолеть препятствия, то и дело возникающие на ее пути.

Бедная Бланш! Думаю, это ей дорого обошлось, особенно вначале. Для человека, испытывающего, как она, подлинную страсть к кино и театру, смириться с тем, что ты никогда не сможешь даже попытаться реализовать свои способности на любимом поприще только потому, что твоя сестра уже утвердилась на нем, это не просто тяжело, а невыносимо.

В то время мы ничего друг другу не говорили. Она знала, что я знаю, и наоборот. Словами тут нельзя было помочь. Впрочем, я не очень-то полагалась на слова… К счастью, мы никогда не переставали любить друг друга, так и оставшись двумя половинками одной жизни, одного общего для нас детства.

Перестав сниматься в кино, сестра не отдалилась от меня, наоборот, она даже помогала мне в работе. Бланш часто присутствовала на съемках фильмов, в которых я играла, и какое-то время была оператором. Например, в фильме Франко Росси «Роза для всех», снимавшемся в Бразилии, и у Паскуале Скуитьери. Иногда она работала костюмершей.

Она вышла замуж за Марио Форджеса Даванцати, сына знаменитого продюсера фильма «Чувство». Марио был помощником режиссера и в этом качестве участвовал в работе над всеми фильмами Моничелли и Росси.

Бланш и Марио познакомились в Риме и там же поженились — лет двадцать пять тому назад. Свадьба была замечательная: Бланш, такая красивая и счастливая, рядом с женихом — блестящим молодым человеком…

Это было одно из множества бракосочетаний, на которых я присутствовала. Я переженила моих братьев и выдала замуж сестру. Все невесты были в белом, с букетами флердоранжа, всех я осыпала рисом. И сама я часто выходила замуж, но только в фильмах. Начала я с «Красавчика Антонио» (какая прекрасная там была свадьба в Катании, я снималась во всем белом), а потом выходила замуж вплоть до фильма Блейка Эдвардса «Сын розовой пантеры», появившегося на экранах в 1993 году. Невероятное количество бракосочетаний! Но только киношных, только фальшивых, и так начиная с 1959 года и по сей день… Свадьбы мне нравятся, они волнуют меня. Я очень тоскую по бракосочетанию в церкви, которого в жизни у меня никогда не было: еще девчонкой я мечтала о белой фате, обручальных кольцах, органной музыке… В жизни, увы, ничего подобного! Бракосочетание с Кристальди в Атланте не было настоящим. Да и с Паскуале мы не женаты. Хотя, как знать, возможно… когда-нибудь… Не знаю…

Хотя о церемонии бракосочетания я думаю, как о чем-то подобающем лишь молодым: вся прелесть в том и состоит, что «да» перед алтарем, в фате, под звуки органа произносят юные существа, вкладывающие в это слово всю свою наивную надежду на счастливое будущее. Думаю, это не для меня — слишком поздно…

Но вернемся к Бланш.

Итак, Бланш вышла замуж за Марио Даванцати. В то время он был помощником режиссера, но его совсем не устраивала работа в Риме, и в один прекрасный день он решил оттуда уехать, так как устал жить в атмосфере постоянных стычек и ничем не заканчивающихся проектов. Они с Бланш продали все, что имели, и отправились в Полинезию.

Почему в Полинезию? Потому что она, такая далекая, такая ни на что не похожая, казалась им идеальным местом, где можно начать все сначала, чуть ли не родиться заново.

Когда Марио и Бланш уехали в Полинезию, у них, тридцатилетних, было уже трое детей: Лука, Симоне и девочка, получившая имя Тиаре — по названию полинезийского цветка (уехали они сразу после ее рождения, а крестили малышку вскоре после прибытия в новый экзотический мир).

Их первенец, Лука, до сих пор живет в Полинезии. Он работает заместителем директора какого-то отеля и числится на хорошем счету, так как знает великое множество языков — итальянский, английский, французский и даже тайский. Полинезия явно отвечает его характеру мечтателя: очень серьезный на работе, вне ее он постоянно витает в облаках. Луке двадцать четыре года. Он родился в день высадки первого человека на Луну, а я тогда снималась с Катрин Спаак в фильме «Конечно, наверняка, даже… возможно» режиссера Марчелло Фондато.

Его брату Симоне передалась семейная страсть к кино. Он окончил школу кинематографистов в Париже и после этого сразу же стал оператором на показах мод, начиная с Диора и так далее… Свою дипломную работу он посвятил Пазолини. Несмотря на то что жизнь его проходила где-то между Полинезией и Парижем, истиной его любовью остается итальянское кино.

Тиаре же восемнадцать лет, она еще учится.

А как же Марио и Бланш? Пока они жили в Полинезии, их жизнь была похожа на сон, не имеющий ничего общего с реальной действительностью. Столкновение же с ней, происшедшее на пресловутом седьмом году супружеской жизни, оказалось роковым: союз их распался, Бланш возвратилась в Италию, а Марио остался в Полинезии.

Потом моя сестра познакомилась с одним человеком и уехала в Нант — с ним и со своими детьми, которые там и школу окончили. Затем она снова вернулась в Италию, а сейчас, как и я, живет в Париже, работает в Торговом доме Армани на Вандомской площади.

В лице сестры Бланш жизнь преподнесла мне чудесный подарок. Мы очень часто видимся, каждый день — хоть раз — говорим по телефону и уверены, что вполне можем рассчитывать друг на друга. Я знаю, что, сама того не желая, причинила ей зло, а она знает, что я страдаю от этого чувства невольной вины перед ней, но не перестает меня любить.

Мы обе довольно замкнутые женщины. Но я всегда принимала участие в ее жизни, вместе с ней переживая минуты радости и горя. Она отвечает мне тем же… Но и она, и я ведем себя сдержанно, соблюдая своего рода заговор молчания.

С детства мы были разными. Разными и остались. У Бланш очень инфантильное, какое-то нереалистичное отношение к жизни. Мои взгляды более конкретны. Во всем, что касается мужчин и отношений с ними, Бланш поразительно романтична. Лет ей почти столько же, сколько и мне, но в душе она осталась подростком и даже вид у нее, несмотря ни на что, какой-то девчоночий. А вот по отношению к детям она более строга, чем я, и корит меня за то, что я слишком многое позволяю Клаудии…

Я уже говорила, что иметь сестру значит иметь в этом мире свою половинку, с которой можно попытаться обрести полноту собственной личности и достичь почти что счастья… Бланш, моя половина, делила со мной звездное африканское небо, помогала пережить учиненное надо мной в молодости насилие и бороться за исцеление от его последствий. Она половина моих путешествий, моей работы, молчаливой любви друг к другу. А сегодня сестра — половина моей парижской жизни. Если Паскуале — это ангажированность, чтение газет, участие в культурно-политической действительности, политике, то Бланш в своем царстве Армани на Вандомской площади — сама нежность, улыбка, вера в солидарность и взаимопонимание.

Это все равно что смотреться в зеркало, обмениваться платьями, мыслями, потому что сестра — еще и половина того прекрасного и незаменимого в жизни, что именуется игрой…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.