Предпринимательские дебюты младших Демидовых

Предпринимательские дебюты младших Демидовых

Постепенно становились на ноги и младшие сыновья.

Григорий, как уже говорилось, с 1707 года был погружен в заботы о строительстве и управлении Дугненским заводом, хотя не вполне понятно, в каком формальном качестве. Не известно, занимался ли он чем-то связанным с металлургией в период между 1717 годом, когда этот завод перешел к его младшему брату, и 1719-м, когда сам приступил к строительству нового завода. Последний располагался в Тульском уезде, в Старогородищенском стане, в девяти верстах от Тулы, на той же Тулице-реке, на которой уже четверть века плавил руду отец, а совсем недавно появилась еще и домна, принадлежавшая Ивану Баташеву. Находившийся по течению реки выше двух этих предприятий, завод Григория именовался Верхотулицким. Как и Дугненский, он был доменным и передельным; управлял им Григорий Демидов сначала один, позднее — при участии сына Ивана.

В связи с начальной историей этого предприятия, ставшего впоследствии объектом семейно-имущественной распри, необходимо отметить важное для понимания дальнейших событий обстоятельство. В связанных с конфликтом документах 1728—1729 годов отмечается, что завод был построен на купленной у стольника Петра Еремеевича Арсеньева «на имя отца их, умершаго ж камисара Никиты Демидовича, вотчинной земли»[178]. Основная сделка состоялась в мае 1718 года[179]. Арсеньев за проданные им 34 четверти в пустоши Кисленка и две мельницы (одна на ходу) на речке Тулице получил довольно крупную сумму — 1600 рублей[180]. Покупателем, что естественно, выступил отец.

Григорий построил на Тулице земляную плотину, домну, молотовой амбар, поставил в нем молот и горн и приступил к работе. Первое полосное железо завод дал в 1719 году, но Григорий, называя его «ученическим», использовал на внутренние нужды — «на всякия к тому заводу принадлежащие инструменты». Одновременно в молотовом амбаре монтировался еще один молот и устраивались несколько горнов, пущенных в начале 1720-го. В том году завод дал уже три тысячи пудов полосного и связного железа. Хозяин поставил его на «дело ружья» тульским мастерам-замочникам, остаток продал[181].

И все же у Григория дело шло не так успешно, как у других Демидовых. Главной причиной этого лично он считал нехватку квалифицированного персонала. Объяснял это так: завод «в совершенство против других заводов работою не действует, понеже у меня сущих и знающих к тому заводскому мастерству мастеровых людей нет, а работают по моему указаванию и учению из моих работников, ис которых ту заводскую работу по моему научению инные мало и восприяли». Не удивительно, что к строительству второго молота в молотовом амбаре он приступил не прежде, как «изуча (то есть научив. — И. Ю.) оных тому заводскому мастерству своих работников и других чинов людей»[182].

Пока металлургия не давала прибылей достаточных, чтобы заводы множились, а их владелец процветал, Григорий занимался делом, которое на этапе первоначального накопления капитала было не чуждым, можно думать, всем Демидовым. Речь идет о мелком кредитовании — занятии, сулившем гарантированный доход, хотя и сопряженном с некоторым риском, а иногда и хлопотном. Зная, как остра была для Григория проблема обеспечения производства рабочей силой, в фиксирующих его кредитно-ссудные операции документах замечаем любопытные детали вроде следующей. В конце июля 1719 года он на три месяца ссудил 40 рублей солдату Преображенского полка Георгию Хитрово. В обеспечение заемщик заложил два крестьянских двора в деревне Телегиной близлежащего Соловского уезда. Солдат соглашался, если в срок деньги не отдаст и тем учинит убытки и в промыслах остановку, считать, что оформленная заемная и закладная кабала равносильна купчей на эти дворы. Григорий мог, даже «не бив челом великому государю», этих крестьян «продать, и заложить… и с той деревни куды похотят перевесть»[183]. Думается, что кроме дохода от операции[184] Григория привлекало в ней и другое — шанс получить крепостных крестьян. Ограничивая вложение капитала в дело, частью его он ловил в свои сети крепостных. В данном случае надежды его, похоже, оправдались. Месяц спустя после истечения срока он запустил процедуру оформления собственности на принадлежащих Хитрово крестьян: бил челом в Тульской провинциальной канцелярии о записи факта просрочки займа в книгу[185].

Со временем к промышленной деятельности приобщился и младший Демидов — Никита Никитич. Занимался ли он чем-то подобным до 1717 года, нам неизвестно. Единственный намек на такие занятия, и то не связанные с металлургией, содержит документ 1711 года — известная нам запись о его отделении от отца. В нем отмечено, что Никите Никитичу передаются Перевицкие винные заводы. Но сведений, как он управлялся с этим имуществом, в нашем распоряжении нет.

В 1717 году Никита за тысячу рублей купил у отца Дугненский завод. Цена была небольшой, однако и завод находился в то время «в ветхом строении и от полой воды разнесеной… которого уже было содиждить невозможно»[186]. Учитывая, что отцовский завод он восстанавливать не стал, а занялся строительством на другой площадке, не ясно, в чем состоял интерес для него этой покупки. По-видимому, приглядев подходящее для завода новое место, он был вынужден выкупить завод своего предшественника. Оставаясь владельцем предприятия, внося арендную плату за землю, на которой оно стояло, отец рано или поздно должен был решать, что делать с проблемным активом.

«Разнесенный» завод можно было восстановить самому или продать для восстановления постороннему лицу. Никиту Никитича, если он рассчитывал строиться поблизости, не устраивали обе эти возможности — он получал конкурента буквально под боком. Младший Демидов, избегая столкновения интересов в будущем, предпочел купить ненужные ему руины сам.

Сказка, поданная Никитой Никитичем в начале августа 1721 года, рисует его деятельным, энергичным предпринимателем, добившимся, несмотря на молодость, некоторых успехов. Новый завод он поставил на той же реке на версту ниже существовавшего на наемной земле в дачах помещиков Василия и Дмитрия Лодыженских. В этот же 1717 год Демидов насыпал поперек реки земляную плотину длиной 150 метров, устроил в ней нужные прорезы и ларь. Рядом с ней поставил домну и молотовую с молотом и двумя горнами. Работа в них началась в феврале 1718 года. Предприятие проработало год и остановилось, сильно поврежденное в половодье — «от полой воды на том заводе плотину розрыла и спуски у вешнеков розломала». Завод простоял «мало не весь год без работы» — все то время, пока плотину «прудили». Тем временем на нем строилась вторая молотовая с молотом и двумя горнами. В январе работа началась сразу в двух молотовых, но шла «за умолением воды с нуждою, для того что за неотделкою помянутой платины воды поднять было невозможно». В 1721 году младший Демидов построил третью молотовую, и этим его планы по расширению завода еще не исчерпывались[187]. Наблюдая эту замечательную по своей энергии деятельность, невольно сравниваешь ее с работой других Демидовых на Урале. И достижения младшего Никиты сравнение выдерживают.

Другой оставшийся в Туле Демидов, Григорий, не столь успешен. Он явно отставал и от отца, и от обоих братьев. Да, он сталкивался с трудностями, но эти же проблемы приходилось решать и другим заводчикам. (Не хватало квалифицированного персонала — они отыскивали его, завлекали, переселяли, удерживали[188].) Григорий на долговременной основе использовал временные решения и схемы, в применении к устойчиво работающему предприятию мануфактурного типа выглядящие по меньшей мере «не солидно». Так, он не имел своих рудников — руду покупал у крестьян «повольною ценою» с возов, складывал ее на своем тульском дворе, откуда перевозил на завод, нанимая возчиков. Покупал он и уголь, только уже на заводе, куда его доставляли поставщики. Казалось бы, чем плохо — налицо прогрессивные рыночные, капиталистические отношения, способные добровольно вовлечь в производство новых работников[189]. Так, может быть, действительно было проще. Но при такой практике не удавалось добиться устойчивой работы — из-за перебоев с рудой и углем случались «прогулки многая». Как все это далеко от вертикально интегрированного хозяйства старшего Демидова. Страдая от недостатка рабочей силы, возможностями вольного найма он не пренебрегал, но не на него делал ставку. Комиссар Никита настойчиво добивался закрепления за ним рудных мест и, добившись, копал руду уже на собственных рудниках руками крестьян, наемных в том числе. Только так можно было удовлетворить ненасытные аппетиты его уральских домен.

Как бы прилежно Григорий ни догонял, но до лидера ему оставалось как до звезды. Его завод в начале 1721 года находился примерно в том же состоянии, что и завод Ивана Баташева, но даже от него слегка отставал: у того уже строился второй молотовой амбар[190]. А ведь Баташева уже несколько лет давил старший Демидов, Григория же никто специально не тормозил.

Григорий догонял, но, чтобы догнать, чего-то — таланта? удачи? покровительства? — ему не хватало.

И всё же, ступив на дорогу отца, дети двигались по ней довольно успешно. И как тот ни управлял ими, перенаправляя молодую энергию в безопасные для себя проекты, возникали ситуации, в которых они его планам мешали. В 1720 году показал зубы младший. В это время отец закреплялся на реке Вые, где намеревался строить медеплавильный завод. Никита попросился к брату в пайщики. Отец ему отказал. Тот обиделся, предупредил: «Меня де ты в те дачи не пустишь, чюжия де люди ворвутца». Вслед за этим «воздвигнул» на него стороннего претендента, заявившего, что занимался рудными разведками в этих местах еще до Демидовых. С ним комиссар боролся своими методами, а вот с непокорным сыном — обратился за помощью в Берг-коллегию: попросил повелеть его сыну Акинфию «владеть всем недвижимым». В принципе это было действием избыточным — младшие сыновья давно были от отца отделены. Но до официального объявления преемника какой-то шанс наследовать отцовское имущество у них оставался. 23 декабря 1720 года, когда Берг-коллегия в заседании во главе с Я.В. Брюсом своим решением просьбу старшего Демидова удовлетворила[191], этот шанс исчез.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.