Путь на Восток

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Путь на Восток

Высокая оценка, которую получили уральские руды (такую дал не один Демидов, но также московские и зарубежные эксперты), открывала перспективу строительства завода для их переработки. Кому следовало им заниматься — казне или частным лицам? Демидов, у которого интересовались его отношением к перспективе переселения на восток, отвечал уклончиво, оставляя себе возможность изменить позицию. Да, уральская руда ему понравилась. В каком, однако, качестве его на Урал приглашали? Судя по тому, что он выговаривал право перед передачей завода в казну владеть им десять лет, ему не предлагали даже этого. Променять собственный Тульский завод на должность казенного управляющего, в лучшем случае именоваться комиссаром? Но слишком много вложено в домну и молотовые на Тулице, которые, если к тому времени и окупились, больших «прибытков» наверняка не принесли. И риск был велик: испытанная порция оказавшейся отличной руды не гарантировала устойчивого качества при промышленной разработке. Никита обдумывал доходившие с Урала новости, готовился предложить свои услуги и добиться от государства помощи, без которой нечего было и думать поднять такое великое дело.

В принципе, казна могла и принудить Демидова заняться работой на Урале в качестве своего в этих краях представителя. Так был отправлен в Тобольск суздальский оружейник Никифор Пиленок — строить там казенный оружейный двор, налаживать на нем производство ружей. И ведь что-то построил, какие-то ружья сделал. Но Демидов — не Пиленок. Тульский оружейник, в отличие от суздальского, уже имел в Москве налаженные связи, а Тульский его завод исправно давал государству сравнительно недорогую продукцию военного назначения. Демидов в случае давления на него всегда мог прикрыться своим заводом. Он то достраивался, то перестраивался: принудите его оставить — домны в Туле без хозяина погаснут.

Вот и вышло: строить заводы на Урале взялась казна, Демидов же пристально следил за тем, что у нее там получалось.

А у нее — действительно получалось. Дело — шло. Пока царь в составе Великого посольства путешествовал по Европе, начальник Сибирского приказа думный дьяк Андрей Андреевич Виниус (сын строителя Городищенских заводов) собирал мастеров. Множество раз писал об этом деле царю: отчитывался, сообщал об успехах, просил найти специалистов за границей. Петр, сознавая важность дела, пытался помочь, но не слишком успешно. Тех, кто поедет на Урал, с огромным трудом удалось насобирать на подмосковных заводах — как их владельцы утечке кадров ни сопротивлялись, приходилось подчиняться. Между прочим, одного человека — некоего Марчка кузнеца (предполагают, он был учеником Никиты Демидова) — Виниус пытался получить и «с Тулы»[101], писал по его поводу даже за границу Петру, прося содействия. Скорее всего не получил. Во всяком случае, позже, когда Демидов сам окажется на Урале, заниматься там возвращением себе отданных прежде мастеров он не станет — стало быть, нечего было и возвращать, сумел от казны отбиться еще раньше. А с демидовским Марчком (судя по всему, Марком Васильевичем Красильниковым), которого Виниус тщетно пытался у Демидова вырвать, мы еще встретимся. Он останется в Туле, где в звездный свой час сыграет очень заметную роль.

23 апреля 1699 года был дан указ строить заводы в Верхотурском уезде на реках Тагиле и Нейве. Заложенные на Нейве поначалу будут называться то Верхотурскими, то Федьковскими, потом навсегда прикипят к истории и географии под именем Невьянских. Одновременно с ними на речке Каменке, притоке реки Исети, отправленными на Урал мастерами строилось еще одно предприятие — Каменский завод. Именно на нем 15 октября 1701 года был получен первый уральский чугун. Ровно два месяца спустя чугун дала домна Невьянского завода; 8 января следующего года из него выковали прутовое железо. Его образец был отправлен в Москву, куда прибыл быстро — уже 23 февраля. В испытаниях, которые организовал Сибирский приказ, в качестве эксперта участвовал Афанасий Абрамов, представитель Демидова[102].

Первый, пилотный этап масштабного проекта создания на Урале доменной металлургии можно было считать успешно завершившимся: она была создана. Но за ним, доведенным до завершения с немалым трудом, неизбежно следовал новый. Нужно было достроить третий, Алапаевский завод, а уже пущенные предприятия — «распространить»: расширить и укрепить, чтобы добиться устойчивой их работы. Огромную роль на этом этапе играло грамотное и умелое управление производством. Между тем на строившихся заводах не все в этом плане шло гладко. На Невьянском возникла ссора между теми, кто руководил там работами; один из них и плотинный мастер его покинули. Если бы не последующие резкие изменения в судьбе этого предприятия, об этих шероховатостях в его истории, возможно, и забыли бы, списав на трудности роста. Но в дело вмешался Демидов.

Созрел? Да он никогда, ни в какой ситуации не выглядит как несозревший, в смысле — к ней не готовый. Не он созрел, а казенный завод в его понимании дозрел до такого состояния, что его можно было проглотить, не рискуя испортить желудок. Никита предоставил казне пройти первый (для него, вероятно, самый обременительный) этап — строительство предприятия. Он не вкладывал в него средства и труд, получал готовое. Строя его, казна кое-как решила и ряд вопросов, заниматься которыми Никите было бы нелегко (особенно в условиях Урала), в частности приписку населенных слобод. Вот теперь можно было брать дело в свои руки и доводить его до ума — на это Никита чувствовал себя вполне готовым. А что до понесенных при строительстве затрат, которые придется возвратить казне, так их со временем можно будет и погасить.

Было еще одно обстоятельство, подталкивавшее Демидова к «новому, отважнейшему предприятию» (выражение Г.И. Спасского). Заводчик недолго пользовался предоставленной ему возможностью рубить лес в казенной засеке под Тулой. После царского указа прошло немногим более полугода, и это право было у него отнято. Петр предпочел нуждам металлургии нужды судостроения?[103] Верно, но подозреваем, что одновременно он рассчитывал повлиять на Никиту, стимулировать его интерес к Уралу. Пиленка послали в Тобольск насильно. Принуждать Никиту Петр, похоже, не хотел (может быть, из-за наличия уже сложившихся личных отношений). Он поступил более деликатно: перекрыл ему в Туле кислород. Никите, испытывавшему затруднения с обеспечением предприятия древесным углем и осознававшему неизбежное в будущем ухудшение положения с ним, ничего не оставалось, кроме как выбрать для бизнеса новую площадку — уральскую.

Кто сделал первый шаг в деле о передаче Невьянского завода Демидову, неизвестно. Не исключаем, что это был не Никита. Вспомним о том, что несколько лет назад вопрос о его переселении на Урал поднимался Сибирским приказом. Его начальник, умный и увлеченный идеей создания там большой металлургии Андрей Виниус, вполне мог вернуться к этой идее, переформатировав ее с учетом новых реалий.

К моменту, когда начались официальные переговоры, к ним были готовы обе стороны — об этом говорит поражающая воображение быстрота, с которой они пришли к соглашению. Никита всегда позиционировал себя в качестве крепкого хозяйственника с железной рукой и надежным словом. Таким он представлялся властям еще в 1698-м. Сейчас, когда необходимость в таком человеке стала еще более очевидной, он мог просить больше, чем то, о чем заявил четыре года назад. И.Ф. Афремов передает сохраненные молвой подробности, касающиеся того, при каких обстоятельствах Невьянский завод был отдан Демидову: «Говорят, что Никита Демидович лично просил об этом государя, вместе с сыном Акинфием будучи еще в Москве, и что царь, несмотря на их простую одежду, состоявшую из обыкновенных кожанов (тулупов), пригласил обоих к столу своему, и что он тут же обещал исполнить их просьбу»[104].

Этот рассказ представляется вполне правдоподобным и по сути (для начала переговоров требовалось предварительное принципиальное согласие царя), и по месту событий. Первая достоверно известная дата в их истории — 10 февраля 1702 года, день, когда Никита Демидов обратился по поводу завода со словесным челобитьем в Сибирский приказ. Ближайшие к ней сохранившиеся бумаги Петра посланы из Преображенского 9 и 13 февраля[105].

Решение действительно было принято на удивление быстро. Запросы Демидову и его ответы на них заняли время до 3 марта. За ними последовал указ от 4 марта 1702 года о передаче завода, зачитанный ему в Сибирском приказе[106]. На то, чтобы решиться расстаться с заводом, который с таким напряжением строился, казне понадобилось всего три недели.

Скорость, с которой было принято решение, поражает еще больше, если вчитаться в содержание того, о чем просил и что получил Никита. Г.И. Спасский обратил внимание, что из условий, на которых передавался завод, следует, что Никита «знал в полной мере все местные выгоды и недостатки тамошнего края, хотя ничем не доказывается, чтобы когда-нибудь прежде того бывал в Сибири»[107].

В завершившем переговоры указе от 4 марта сказано немало убедительных слов, объясняющих, для чего нужны новые заводы, каково их место в «его, великого государя, воинских промыслах». Но, что интересно, причина передачи частному лицу нового, с иголочки, казенного завода сведена в первую очередь к пробуксовке в делах из-за того, что прежние ответственные исполнители не смогли между собой сработаться: «А те заводы Верхотурские ему, Никите, для того мы, в. г., отдать указали, что нерадением и многими сварами и крамолами приставников чинилось тому доброму и полезному делу остановка и уездным людям премногая тягость». «Приставники» подвели завод к «совершенному разорению»: пошли уже разговоры, чтобы «и плотину переносить на иное место»[108]. Следующая далее ссылка на повысившийся по причине войны спрос на железо и поручение Демидову умножить заводы — не причина, породившая ситуацию, а способ выправить положение. Если принять это объяснение за чистую монету, то получается, что причина приватизации — не принципиальные представления о том, на какой основе надо развивать отечественную промышленность, а исключительно человеческий фактор. Были бы работавшие на месте менеджеры и мастера более толерантными, гибкими, контактными — не видать Демидову Урала как своих ушей.

Думаем, соображений метауровня, которые бы инициировали процесс, у власти действительно не было. Не было новой предварительно обдуманной промышленной политики, она рождалась одновременно с действиями или слегка отставала от них. А что точно было — это головная боль от чужих свар, входить в суть которых не хотелось, была вера в организационные способности тульского кузнеца, который и дело знает, и разрулить межличностные конфликты сумеет. Было обещание «я тебя не оставлю», о котором, конечно, можно было бы и позабыть, но повода для измены слову не было. Много чего было, но только не стратегических идей в области экономики.

Для судьбы Демидова (шире — Демидовых) этот указ имел не меньшее значение, чем прежде — передача ему тулицкой мельницы и разрешение ее перестроить. Указ предписывал «Верхотурские железные заводы на Нейве реке… отдать во владение ему, Никите, и ставить ему с тех заводов в… казну… воинские припасы, пушки, мартиры, бомбы, гранаты». Предприятие, как видим, передавалось ему именно во владение, а не в аренду на десять лет, как еще недавно просил он сам. Расходы казны ему предстояло компенсировать продукцией. (Фактически выходило, что он получил долгосрочный беспроцентный кредит, который к тому же можно было отдавать в натуральном выражении.) Как и прежде, он прочно держался за государственный заказ, а тот в тех условиях был только военным: артиллерийские орудия и снаряды. Его не пугало, что казна могла задержать оплату. Для Никиты, а позже и для Акинфия, наличие за казной долга будет использоваться в качестве средства добиваться в диалоге большей ее сговорчивости. Это был опасный путь, требовавший ума, терпения, изворотливости, однако Демидовы, решившись ступить на него, показали, что он вполне проходим.

Но Демидов получил не все, о чем просил. Не получил, в частности, права покупать к уральскому заводу крестьян. Для него это, вероятно, не было слишком большой потерей, поскольку такое право предоставлялось ему указом, касавшимся Тульского завода. Вероятно, он полагал, что пока крепостных можно будет перевозить из-под Тулы (что и делал), а позже вопрос как-то решится. И опять не ошибся.

И еще одно, важное. По договоренности, приобретая Невьянский завод, Демидов терял завод Тульский, переходивший к казне (и он, и казна за полученное должны были со временем расплатиться). Так приход на Урал становился для Никиты Антюфеева еще и прощанием с родной Тулой. Во всяком случае, именно так тогда казалось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.