30 сентября 2004 года

30 сентября 2004 года

Могу рассказать, как мы выбирали квартиры три года назад.

Цены на жилье были нереально низкими. Потому что недавно был дефолт. И однокомнатную квартиру можно было купить за пятнадцать тысяч долларов. Ровно эту сумму мне дало ОРТ на квартиру. Почему-то безвозмездно, чего за ним раньше не было замечено. После выборов сумма выросла до двадцати пяти. То есть можно было уже претендовать на двухкомнатную не в центре. Как раз в это время у меня случилась великая любовь, и мы решили скинуться. Сумма увеличилась вдвое, и можно было искать что-то в центре.

Тетенька-риэлтер была мало того что мастер своего дела, так еще и крайне въедливая. Она показывала по пять квартир за раз и велела записывать на листочке плюсы и минусы каждой, а то потом забудем. Мы посмотрели квартир тридцать. Сразу договорились, что никто не будет никого убеждать, а купим ту, которая обоим понравится безоговорочно. И вот мы смотрели, смотрели, смотрели квартиры и ждали, какая же попросится.

Первой, я помню, мы посмотрели квартиру на Садовнической. Это улица возле Балчуга, там где речка и мостики. Очень красиво, почти Венеция. Улица была вся отреставрирована — широкая дорога и дома в стиле девятнадцатого века. Квартира была на последнем этаже, так что открывалась перспектива завоевать чердак. Дяденька-хозяин рассказал, что в доме живет какой-то крутой перец, и поэтому въезд во двор со шлагбаумом, и видеокамеры стоят. Почему же мы ее не купили? Потому что в соседнем доме была электростанция.

Потом мы смотрели дом на кольце — квартиру, где жил Немирович-Данченко. Окна выходили прямо на Садовое, и какой-то маленький правнук Немировича все еще был там прописан. Поэтому мы ее не купили.

Потом мы смотрели дом Римского-Корсакова. Это реально целый дом, который ему кто-то подарил. Недалеко от Смоленки. Прямо там то есть. В квартире жила мощная женщина с характером и ее щуплый сын. Потолки там были нереального размера — метра четыре. Особенно высокими они казались в туалете. Поднимаешь голову — как в трубе находишься. Мощная женщина сказала:

— А это у нас столовая, — и показала в угол, — а бюст я недавно выкинула.

— Какой, — говорю, — бюст?

— Ядвиги Эдмундовны. — Нет, как это мы не знаем, ну Ядвиги Эдмундовны же.

— А кто такая Ядвига Эдмундовна?

— Это сестра Феликса Эдмундовича, — гордо отвечает хозяйка.

— И что — бюст прямо в комнате стоял?

— Прямо в комнате…

Мы решили не покупать квартиру с высокими потолками, потому что — мало ли, явится дух Ядвиги Эдмундовны, а у них семейка та еще.

Была еще одна квартира с высокими потолками в нереальном доме на Пушкинской. Это такая серая громада, построенная в 20-е годы лучшими архитекторами Москвы в духе того, как они тогда понимали слово «круто». Понимали так: бетонные стены в три метра, потолки пять метров. Еще там были здоровые коридоры между квартирами. Может, они там планировали мотоциклетные соревнования устраивать, я не знаю. Еще в доме располагалось много всего — химчистка, детский сад и так далее. Архитекторы 20-х любили, когда все в одном флаконе. При том, что дом был суперским — и по архитектуре, и по качеству, и потому что Пушкинская, — он был сильно загажен, и там, судя по всему, жило много нетрезвых личностей.

Владельцем квартиры оказался ушлый мужичонка. Мужичонка — понятно почему, а ушлый — потому что квартиру перегородил горизонтально и продавал суммарный метраж: квартира плюс размер перегородки. Короче, он построил второй этажик, как на даче. На высоте двух с половиной метров у него была такая большая, как бы стеллажная, полка, которую он назвал вторым этажом. Там среди каких-то подушек тусовался его сын. Мужичонка искренне удивлялся, почему мы не хотим платить еще десятку за его стеллажик. «Она же двухэтажная, вы не понимаете…»

По нынешним временам это вообще три копейки за такую квартиру, а тогда полтинник, который он заломил, было слишком. Поэтому мы не купили ее.

Еще я помню, как нам показали кондоминиум на Чистых прудах. Стоил он нереальных денег — двести тысяч. Показали с экскурсионной целью — как у людей еще бывает. Там даже лифт был мраморный.

Помню квартиру пожилого диктора Центрального телевидения Ольги Высоцкой — на Патриарших. Дом выходил окнами на пруды, но квартиру забраковали из-за того, что окна были узкие и света, типа, мало.

Была квартира на старом Арбате. Я говорю: «Давай, давай купим, ну давай же. Сто метров, эркер, цена какая-то низкая, комнат куча. И Арбат же старый, Арбат!» А мне: «Да ну, зеваки, обос…ный подъезд. Нет». Вот он — подход лимитчика: Арбат, и вот подход москвича: зеваки, обос…ный подъезд. Не купили.

В арбатских переулках, на Сивцевом Вражке, в аккурат возле канадского посольства. Милейшая большая коммунальная квартира. В отличном состоянии. Адекватная цена. Не купили потому, что одна тетенька там делала веночки на кладбища, и вся квартира была в этих веночках.

Забраковали Дом на Набережной и высотку на Котельнической, забраковали на Смоленской, и на Новокузнецкой, и на Маяковской, хотя соседка — Любовь Полищук, и на Охотном Ряду, где владельцы — брат и сестра с догом, — потому что вид не понравился.

Смотрели квартиру в суперветхом доме. Бывший жилой кооператив актеров МХАТа. Того, Чеховского. Наверху квартира Книппер-Чеховой. Дверь открыл дяденька-еврей научного вида с бородкой и в шлафроке. В натуральном шлафроке с поясом с кистями. В квартире был круглый стол — старый деревянный, и все стены в книгах, и латунные ручки дверей, а над круглым столом низко висела лампа с зеленым абажуром. Из окна явственно виднелся Кремль. Мы ушли в заднюю комнату и зашептались. Мы хотели эту.

Когда дяденька съехал и вывез книги, стол и зеленую лампу, оказалось, что полы под углом скатываются вниз, перекрытия деревянные и потолок протекает. И надо менять все, и менять ванную и кухню местами, потому что прогнил пол и ванна вот-вот рухнет этажом ниже. Зато башенки со звездами никуда не делись и смотрели прямо в наши окна. Тут мы и живем. И с удовольствием, замечу.