VII ПЕРВЫЕ СТРОФЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VII

ПЕРВЫЕ СТРОФЫ

Кресла в гостиной расставлены рядами, а ширмы превращены в кулисы. Сергей Львович и дядя Василий, закутавшись наскоро в архалуки и шали, бойко ведут оживленную французскую беседу. Забавно и весело звучит диалог Мольера, насыщенный веселыми остротами сатирической комедии и сочными шутками народного фарса, В публике сдержанный смех и легкий шопот одобрения. Дети, словно завороженные, следят за потешным единоборством Сганареля с Панкрасом.

Блестящий драматургический текст глубоко западает в сознание подрастающего поэта. Неудивительно, что один из первых жанров, прельстивших Пушкина, назван его сестрой «маленькими комедиями»; они импровизировались на французском языке и явно вдохновлялись Мольером. К этому именно виду одноактных веселых пьесок принадлежат такие образцы мольеровского театра, как «Смешные жеманницы», «Брак поневоле», «Мнимый рогоносец». Характерный признак этих коротеньких пьесок — анекдотичность сюжета, острота интриги, бойкая трактовка темы, радостная развязка. В центре обычно — забавный обман или комическое недоразумение, порождающее ряд игривых положений.

Дошедшее до нас заглавие одной из ранних пьес Пушкина свидетельствует о мольеровской традиции. «Escamoteur» собственно не похититель, а скорее плут, пройдоха. Известно, какую огромную роль в композиции мольеровских комедий играет момент ловкого обмана. Возможно, что в своем раннем опыте маленький автор вдохновлялся «Плутнями Скапена», где эта тема разработана наиболее изобретательно и остро.

Мольер (1622–1673).

С гравюры Боварле по портрету Бурдона. «…камердинер Мольер при дворе смеялся над придворными» (1834)

Творец «Тартюфа» привлекал пока своими веселыми интригами и комическими типами. Вскоре он будет воспринят как «Мольер-исполин», как поэт и мыслитель, выражающий в легких комедийных формах свою приверженность природе, разуму, освободительным идеям эпохи. Ученик материалиста Гассенди и вольнодумца Скаррона, борец с «кабалой святош», воинствующий атеист в «Дон-Жуане», он незаметно формировал и оттачивал мысль будущего автора «Пира во время чумы». Мольер оказался для Пушкина одной из самых живых связей с бунтарским духом французского Возрождения.

С первой комедией Пушкина связано его обращение к другому жанру, характерному для французской поэзии XVIII века, — к эпиграмме. Как известно, сестра Ольга освистала пьеску «Escamoteur». Брат, по ее словам, «не обиделся и сам на себя написал эпиграмму».

За что, скажи мне, «Ловкий вор»

Освистан зрителем партера?

Увы! За то, что стихотвор

Его похитил у Мольера[7].

«В то же время пробовал сочинять басни», продолжает сестра поэта свой рассказ о его первых творческих опытах. Лафонтен был чрезвычайно популярен в России и оказывал заметное воздействие на русских поэтов своими сказками и веселыми притчами. Пушкин рано полюбил «Ванюшу Лафонтена» и одновременно узнал двух видных русских баснописцев. Отмечая ранний интерес сына к поэзии, Сергей Львович сообщал: «С таким же любопытством внимал он чтению басен и других стихотворений Дмитриева и родного дяди своего Василия Львовича Пушкина, затвердил некоторые наизусть и радовал тем почтенного родственника, который советовал ему заниматься чтением наших поэтов, приятным для ума и сердца». Александр последовал этому совету.

С детства лучшими друзьями Пушкина становятся книги. Поэты старой Франции и «прозаики шутливы» — подлинное увлечение его ранних лет и первая его школа. Вот почему библиотека Сергея Львовича приобретает первостепенное значение для понимания умственного роста его сына.

Свидетельства ближайших родственников дают довольно отчетливое представление о составе этого старинного книгохранилища, питавшего раннюю любознательность Пушкина. Французские классики XVII и XVIII веков, сочинения Лафатера и Галля по френологии и физиогномистике, плеяда «малых» парижских стихотворцев — вот что в основном заполняло эти книжные шкафы. Имена Вольтера, Кондильяка, Руссо, Лафонтена, Расина, Буало, Делиля, которые называет в своих посланиях Василий Львович, столь связанный с братом личной дружбой и общими вкусами, имеют несомненное значение и для суждения о ранней начитанности его гениального племянника. Стихи лицейского периода позволяют еще точнее судить о первых чтениях их автора. Имена Парни, Лафара, Шолье, Вержье, Грекура, мелькающие в этой ранней лирике, вполне подтверждают свидетельство Льва Сергеевича: «Пушкин был одарен памятью неимоверною и на одиннадцатом году уже знал наизусть всю французскую литературу». Наконец, и в позднейших страницах поэта имеются сведения о его первых чтениях. (Полина в «Рославлеве» прочитывает всю отцовскую библиотеку, где представлена французская словесность от Монтескье до романов Кребильона.)

Пушкин рано узнал древних авторов. По сообщению Ольги Сергеевны, брат ее уже девяти лет «любил читать Плутарха». Следует отметить глубокий драматизм и подлинную героику этих исторических портретов, которыми так рано увлекся Пушкин. Биограф-моралист Плутарх стремился наиболее полно вскрыть великодушие и стойкость мужей Греции и Рима, чтобы возвести их в некий образцовый тип для будущих поколений. Эта богатая сокровищница преданий о подвигах античных политиков и поэтов оказалась неисчерпаемым источником тем и образов для трагиков позднейших столетий — Шекспира, Расина, Корнеля. Столь характерный для «Параллельных жизней» культ республиканской доблести, наряду с возмущением «тиранами», вызвал в Европе повышенный интерес к Плутарху в эпоху Просвещения и особенно в годы Революции. Им восхищается Руссо, им зачитывается юноша Бетховен. Примечательно, что и Пушкин уже в детстве черпает богатые запасы энергии из этих книг о героях древности. Ранний читатель Плутарха, он, вероятно, вынес из этих страниц свойственное ему впоследствии ощущение жизни, как арены великой борьбы.

Тогда же, по свидетельству сестры, Пушкин зачитывался «Илиадой» и «Одиссеей» во французском переводе Битобе. Пушкин навсегда сохранил благоговение к «старцу великому», поведавшему ему бессмертные сказания о подвигах, борьбе и великой человечности античных героев.

Эпические поэмы привлекают его интерес и в новейшей литературе. «Лет десяти, — сообщает сестра поэта, — начитавшись «Генриады» Вольтера, написал он целую герои-комическую поэму в песнях шести под названием «Toliade», которой героем был карла царя-тунеядца Дагоберта, а содержанием война между карлами и карлицами».

Темой своей эпической поэмы Вольтер выбирает трагическую эпоху — время жестоких гражданских боев во Франции. Первоначально эта эпопея носила более точное заглавие — «Поэма о Лиге». Так назывался во Франции в XIV веке союз горожан-католиков, объединившихся против вооруженного движения кальвинистской реформы. Тема религиозных войн дает возможность Вольтеру выразить протест против церковной нетерпимости. Описания Варфоломеевской ночи, битв под Кутрасом и Иври, голода в Париже представляют собой исторические картины исключительной силы. Написанная несколько однообразными александрийскими стихами, поэма отличается чисто вольтеровской ясностью выражений, предельной прозрачностью слова, текучей легкостью версификации. Высокая социальная идейность «Генриады» — борьба с религиозным фанатизмом, захватывающий драматизм исторической темы, блеск и чистота стиля — все это обеспечило поэме широкое признание и рано возвело ее в ранг великих образцов литературной Франции.

Десятилетний Пушкин мог запомнить классическое обращение Вольтера. — не к Музе, а к Правде: истина должна сообщить силу и свет его писаниям, приучить к своему голосу уши королей, выражать его пером страдания народа и обличать ошибки властителей. Быть может, эта взволнованная и гордая страница дала первое направление поэтической мысли Пушкина: мы знаем по его позднейшему творчеству, что и его Музой стала Правда.

Но мальчик не ставил себе непосильной задачи создать творение в таком трудном жанре, как «Генриада». Сестра поэта совершенно правильно указывает, что он взялся за написание поэмы герои-комической, то-есть принялся за пародию на героический эпос. «Генриада» стала для него материалом для шутливой трактовки, а образцом явилось произведение предшественника Вольтера, давшего лучший образец поэмы-пародии на классическую героику: мы имеем в виду Буало и его шутливую поэму «Налой».

Это — тонкая сатира на нравы церковнослужителей, остроумно подменяющая воинственные события героического эпоса эпизодами ссор и дрязг между дьяконом и прелатом, который вопреки правилам поместил аналой на хорах часовни. Чрезвычайно характерны элементы чисто литературной пародии, введенной Буало в свою поэму: знаменитая жалоба Дидоны комически преломляется в речи парижской парикмахерши, покинутой ее кавалером. Буало, как мы знаем, высоко ценился Пушкиными: Василий Львович считал знаменитую поэтику XVII века «верным щитом» от всех кривотолков злобствующей критики; такое же уважение к «Поэтическому искусству» сохранял до конца и его племянник.

«Толиада», от которой сохранилось только четыре строчки с краткой справкой Ольги Сергеевны, представляет крупнейший интерес для истории поэтических замыслов ее брата: это первое зерно того жанра, который через несколько лет начнет воплощаться в «Руслане и Людмиле».

Раннюю поэму Пушкина постигла печальная участь. Гувернантка детей, недовольная тем, что Александр, вместо уроков «занимается таким вздором», тайком завладела его тетрадкой и с соответствующей жалобой вручила ее гувернеру Шеделю. Прочитав первые стихи пародийной поэмы, француз бесцеремонно расхохотался.

Начинающий поэт почувствовал себя глубоко оскорбленным: рукопись его тайно похищена, над стихами грубо смеются. «Тогда, — рассказывает Ольга Сергеевна, — маленький автор расплакался и в пылу оскорбленного самолюбия бросил свою поэму в печку». Казалось бы, обычный случай из быта детской, и все же это первый удар в творческой биографии Пушкина: самовольное распоряжение его рукописью, глумление над ней и в результате — сожжение автором заветной тетради в виде протеста против возмутившего его непонимания и насилия.

Одним из многочисленных литературных течений, к которым приобщился в детстве Пушкин, была легкая французская поэзия. Не занимательные сюжеты и чувственные образы привлекали к этому жанру авторов, а обогащение с его помощью поэтического языка. Запретные темы требовали гибкости для своего выражения в искусстве слова. «В легком роде поэзии, — учил Батюшков, — читатель требует возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности». Уже Ломоносов, по его словам, стремился обогатить русский язык «нежнейшими выражениями Анакреоновой Музы». «Легкая» поэзия представляла в тогдашней литературе весьма трудную стилистическую проблему.

С лучшими образцами этого, жанра «певец-ребенок» (как его называли друзья семьи) мог знакомиться и в одной редкой московской библиотеке. Когда Пушкины около 1810 года вновь поселились в Немецкой слободе, их соседями оказались Бутурлины, владевшие огромной усадьбой на самом берегу Яузы. За железной решеткой ворот с двумя каменными львами расстилался знаменитый парк с голландскими каналами, отмеченный в описаниях английских путешественников. Среди оранжерей с тропическими растениями высился прочный дом петровской эпохи. Маленький Пушкин любил резвиться в бутурлинском саду, прогуливаться по парадным комнатам, обитым штофом и увешанным старинными «баталиями». Портрет первого графа Бутурлина, фаворита Елизаветы, изображенного во весь рост с фельдмаршальским жезлом в руке, казалось, следил строгим взором за проходившим подростком.

Правнук этого знаменитого полководца, приятель Сергея Львовича, Дмитрий Петрович Бутурлин, был артистом-дилетантом. Он славился исполнением! буффовых партий в операх Чимарозы и характерных ролей в комедиях Мольера и Гольдони. Он писал французские стихи, собирал редкие книги и рукописи. Двенадцатилетнего Пушкина уже влекло в это ценное книгохранилище. «Я нашел его, — рассказывает один из гостей Бутурлиных, — в огромной библиотеке: он разглядывал затылки сафьяновых фолиантов… Вошел граф Дмитрий Петрович с детьми, чтоб показать им картинки. Пушкин присоединился к ним…»

Библиотека Бутурлина пользовалась европейской известностью. В 1805 году в Париже вышел каталог этого собрания. Из описи видно, что знаменитое книгохранилище представляло собой систематическую коллекцию изданий по всем отраслям науки и искусства. Если в книжных шкафах Сергея Львовича имелись какие-либо пробелы в старинной или новейшей поэзии, они несомненно, восполнялись бутурлинской библиотекой. Здесь были представлены полностью и в наилучших изданиях все поэтические имена, увлекавшие Пушкина-юношу. При тесной близости и ближайшем соседстве обоих семейств можно не сомневаться, что он хорошо изучил не только сафьяны корешков на этих книжных полках.

Пушкин поступал в школу страстным читателем, уже знакомым с лучшими образцами мировой поэзии и незаметно воспринявшим скептическую мысль европейского «вольнодумства». В доме отца он не встречал задержек свободному развитию своих воззрений. Поэтические интересы Сергея Львовича отвели его от официальной России его времени. Он не проявлял стремлений приблизиться к власти подобно другим представителям дворянства, а увлечение французской литературой XVIII века не могло способствовать особенно прочным связям с православной церковью. Он считал нужным сохранять в обоих направлениях спасительную лояльность, обеспечивавшую ему спокойное существование, но перспективы большой карьеры нисколько не привлекали его. Двадцати восьми лет, в чине штабс-капитана, Сергей Львович оставляет гвардию и удаляется из Петербурга в Москву, где занимает совершенно незначительный пост в очень скромном ведомстве. Он, несомненно, разделял презрение своего брата Василия Львовича к тем бесчисленным российским душевладельцам, которые проводили свой век в курении табака, кормлении собак и сечении крестьян («Экспромт на помещика Перхурова»). Широко бытовавший в этой среде безудержный «картеж», доводивший нередко до преступлений, был ему чужд. Поклонник трезвой и насмешливой мысли Мольера, он был свободен от крепостнического самодурства, погони за чинами, придворного благочестия. Вот почему из отцовского дома Пушкин вышел совершенно свободным от какого-либо преклонения перед «алтарем» и «троном». Раннее чтение французских материалистов заметно сказалось на первоначальном формировании его воззрений. «Страстное чувство независимости» уже в детстве становится основной чертой характера Пушкина.

Акварельный портрет юного Пушкина.

Работа неизвестного художника,

К. Н. Батюшков (1787–1855).

Мраморный бюст работы П. П. Забелло (1831).

Певец Пенатов молодой

С венчанной розами главой…

(1815)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.