Кругосветное путешествие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Кругосветное путешествие

В течение двух последующих лет Ошо опять много путешествовал. Он вылетел из Катманду в Таиланд. Однажды в Бангкоке не удалось забронировать для Ошо билет на стыковочный рейс. В Германии его санньясины яростно названивали по телефону по всему миру, стараясь заказать ему место. Где бы его имя ни появлялось в компьютере, авиакомпании просто отклоняли запрос. Наконец санньясинам удалось найти на другом краю света одного служащего по бронированию и ухитриться таким образом передать по буквам имя Ошо, чтобы оно было принято. Таиланд не был тем местом, где людям, путешествовавшим вместе с Ошо, было приятно находиться. Однако распорядок его дня оставался прежним: спать в свое удовольствие, есть простую пищу и просто сидеть в зале ожидания. Благодаря активным межконтинентальным звонкам в конечном счете удалось подтвердить вылет Ошо в Абу-Даби, ближайшую точку, где можно было пересесть на его частный самолет.

Хотя в Абу-Даби ситуация складывалась не лучшим образом. Время, необходимое для дозаправки топлива, пришлось провести в комнате отдыха первого класса аэропорта.

Ученики Ошо выглядели подозрительно из-за ожерелий мала на шеях и их одеяний. Арабы, наоборот, были одеты в традиционные белые одеяния дишдаш, с вспотевшими от волнения лбами и платках-куфиях на головах. Можно было просто кожей ощутить неприязнь по отношению к мала, «религиозному символу» — сначала со стороны христиан, потом индуистов, теперь — мусульман.

Ошо снова вылетел с этой своей пестрой компанией, в этот раз на остров Крит, где ему было гарантировано разрешение на посадку. Все были рады услужить ему; багаж был проведен через таможню отдельно и затем доставлен в дом на юге острова, куда пригласили Ошо. Хозяином дома был Михаэль Какояннис, режиссер фильма «Грек Зорба». Вряд ли можно было найти более подходящее и красивое место.

У Ошо было разрешение оставаться здесь в течение одного месяца. Санньясины заново покрасили дом и подготовили его к приезду Ошо. Как обычно, Ошо обошел дом и оглядел его в поисках места, годного для проведения бесед.

Но сразу же начались проблемы. В результате хорошо срежиссированной кампании все афинские газеты были завалены грязными домыслами относительно Ошо. Публиковались историйки, сфабрикованные для того, чтобы опорочить его самого и его людей. Ничего из того, что говорил он, не было опубликовано; печаталось только то, что говорили о нем.

Ошо не обращал на это внимание и провел серию прекрасных бесед, вперемешку с ответами на вопросы европейской прессы. Он обсуждал проблемы молодежи, пожилых людей, каждого аспекта жизни современного общества. Он говорил о Сократе и о том, что главная тема его бесед — наследие любого просветленного человека.

«Сократ — один из самых любимых мною персонажей. И, прибывая сюда, я испытывал огромную радость, потому что я сейчас дышу тем же воздухом, которым, возможно, дышал Сократ, это та же земля, по которой он, возможно, ступал, те же люди, с которыми он, должно быть, беседовал и общался.

Для меня Греция без Сократа — ничто. С Сократом — это все. В тот день, когда Афины решили отравить Сократа, они отравили весь дух Греции.

Никогда снова Греция не поднимется до тех же высот. Прошло двадцать пять столетий, но ни один человек не смог достичь той же славы, того же света, тех же озарений. Убив Сократа, Греция совершила самоубийство.

И это легко увидеть. Если бы Сократа слушали, а не травили бы его, избавлялись бы от условностей, как он просил, Греция оказалась бы выше всего мира в развитии интеллекта, сознания, в поисках истины. Но люди остались глухи.

Их следовало бы простить, но забывать об их поступке нельзя. Если мы забудем о нем, то обязательно совершим такую же ошибку снова. Простите людей, отравивших Сократа, но не забывайте об этом, иначе это совершится снова…

То, что Сократ делал двадцать пять веков назад, я делаю сейчас…

Двадцать пять веков прошли без изменений для человечества… Три раза меня пытались убить… три попытки в течение моей жизни. Всеми доступными способами те самые люди, которых я пытался научить быть свободными, которых я пытался избавить от цепей, готовы убить меня. Человечество не изменилось. Оно по-прежнему будет делать то же самое.

Но то, что не способен был сделать Сократ, смогу сделать я.

Он всю жизнь прожил на маленькой территории Афин, даже не во всей Греции. Афины были городом-государством, и он оставался афинянином на протяжении всей его жизни. Я же принадлежу всему миру».

Нападки на Ошо усиливались. Епископ местной церкви начал нагнетать напряженность вокруг Ошо, говоря, что ему нельзя позволять выступать. Удивительно то, что церковь выдвинула против него такое же обвинение, согласно которому в Афинах двадцать пять веков назад был приговорен к казни Сократ: растление молодежи. Епископ даже угрожал подорвать дом Ошо динамитом! Ошо в своих беседах с юмором обличал лицемерные призывы епископа и иже с ним к нравственности, описывая, что за реальность скрывается под покровом их респектабельности.

Вот в пересказе Ошо история, случившаяся 5 марта 1986 г.:

«Они выдали мне визу на пребывание в Греции в течение четырех недель, но архиепископ Греции поднял невероятный шум, посылая телеграммы президенту и премьер-министру, а угрожающие письма — владельцу того дома, где я остановился, говоря, что если он хочет сохранить свой дом, меня следует выкинуть вон. Поэтому, если меня не выкинут в течение тридцати шести часов, дом сожгут дотла вместе со всеми находящимися в нем людьми, их сожгут живьем. И это — архиепископ самой древней из христианских церквей. Он представляет самого Иисуса Христа!

Правительство было испугано. У них не было повода… потому что две недели я даже не покидал дома. Я спал, когда днем пожаловала полиция. Моя штатная секретарша, Амандо, говорила полицейским: „Присядьте, выпейте чаю, а я пока разбужу его“. Но они сбросили ее с крыльца в четыре фута высотой на гравий, отволокли по гравию к полицейской машине и забрали в полицейский участок — она-де пыталась помешать правительственной акции.

А я, когда меня разбудил Джон, услышал шум, будто взорвался динамит. Полиция принялась швырять камни в дом со всех сторон, ломая прекрасные старинные окна и двери. Они сказали: „Или вам придется разбудить его прямо сейчас, или мы взорвем дом динамитом“.

Ни ордера на арест… никакой причины быть такими озлобленными… просто потому, что архиепископ сказал правительству, что, если я останусь в Греции, мораль, религия, культура — все будет в опасности. За какие-то две недели я якобы смог бы смутить умы молодежи…

Вот что меня удивляет — они выстраивали эту мораль, эту религию и эту культуру более 2000 лет… и что это за культура, и что это за мораль, которые за две недели может разрушить один-единственный человек? Она недостойна существования, если она так слаба, так беспомощна».

Ошо спокойно оделся, и его отвели к ожидавшей полицейской машине. Полицейские разрешили врачу Ошо сопровождать его. Ошо молча сел на заднее сиденье. Через несколько миль неожиданно машина съехала с дороги и остановилась. Полицейские сунули Ошо лист бумаги и сказали: «Вот, подпишите здесь». Но Ошо оттолкнул его. Тем временем несколько санньясинов на мотоцикле, один с видеокамерой, подъехали к этому месту и стали снимать действия полиции. Это осложнило ситуацию для полицейских, которые сначала хотели прогнать человека с камерой, но потом оставили это занятие и поехали дальше.

Ошо доставили в полицейский участок для туристов, где продержали несколько часов. Оказалось, христиане поставили политикам ультиматум. Вначале идея властей состояла в том, чтобы посадить Ошо на корабль, стоящий в бухте Ираклиона, и отправить его в Индию. Как обычно, крупная денежная сумма перекочевала в новые руки, и Ошо разрешили вылететь в Афины.

Греческий санньясин Ошо, помогший ему прибыть в Грецию, вспоминает депортацию Ошо в следующих словах:

«Это был первый случай в истории, когда все греческие газеты сошлись в одном — все они были против Ошо. Местный епископ греческой православной церкви также решительно выступил против присутствия Ошо. Я пошел к нему на прием, надеясь договориться с ним, но безрезультатно. Трясясь от злобы, епископ сказал, что сжег бы дом, где жил Ошо, и угрожал, что „прольется кровь“, если Ошо не покинет остров. В его глазах я видел тот же страх, ту же самую фальшь, то же самое отношение, с которым христианские священники поносили (Никоса) Казантзакиса, создателя (романа) „Грек Зорба“.

По прибытии на Крит Ошо предупредил меня, что ему будет очень сложно оставаться в Греции дольше пятнадцати дней. В тот момент это показалось мне очень странным, потому что у меня была гарантия греческого правительства, что он может оставаться здесь по крайней мере месяц. Но Ошо оказался прав. 5 марта 1986 г. полиция ворвалась на виллу и арестовала Ошо без ордера и увезла его в порт Ираклиона, где только немедленная взятка в 25 000 долларов убедила власти не сажать его на судно, отправляющееся в Индию…

Я приложил все усилия, чтобы встретиться с греческим премьер-министром в надежде приостановить высылку, но мне только обещали встречу, которая так и не состоялась. Потом от своих личных друзей в правительстве я узнал, что решение о депортации Ошо было ответом на давление администрации Рейгана через посольство США в Афинах».

В Афинах Ошо снова встретил отряд вооруженных людей в мундирах. Вид ружей вокруг этого человека, у которого в руках не было даже ножика для разрезания страниц, напоминал кадр из сюрреалистического фильма. Ошо прошел в зал, где его поджидали несколько представителей прессы. Он вошел в здание из бетона и мгновенно был окружен людьми с камерами, телерепортерами и журналистами.

Ошо дал пресс-конференцию. Это был весьма значимый момент. Неожиданно, как в дни своей юности, Ошо дал яростный отпор этому фашистскому правительству, которое не сделало никаких выводов из убийства Сократа, говорил, что оно чудовищно нецивилизованно, высказал абсолютно правильные вещи о политиках, известные каждому умному человеку, но высказать которые у кого-то вряд ли достанет смелости.

Внезапно старший офицер полиции в низко надвинутой фуражке на манер восточногерманских полицейских вышел вперед и потребовал, чтобы Ошо прекратил критиковать власти. Ошо обернулся, его глаза расширились. Громко, властным голосом Ошо сказал: «Тише, вы! Это моя пресс-конференция. Не вмешивайтесь!» Крупный, агрессивно настроенный человек, едва сдерживая злость, исчез в толпе как громом пораженный.

Больше Ошо не прерывали, и он стал говорить о том, что Греции, как родине демократии, должно быть стыдно скатываться к фашизму. Тем временем Ошо ожидал его самолет. Но существовала одна проблема: лететь было некуда.

Закончив пресс-конференцию в Афинах, Ошо пошел по бетонному летному полю назад, к своему самолету. Потом он заметил, что греческие чиновники сделали пометку в его паспорте «депортирован». «На каком основании? — спросил он у находившегося рядом таможенника. — За разговоры? За то, что я турист, который ни разу не покинул своего жилища?» Реакция Ошо была яростной. Он просто схватил ручку и зачеркнул запись о депортации и потребовал, чтобы таможенник заверил ее печатью. Ошо знал, что таможенник ни на шаг не отойдет от своего бюрократического стиля поведения, если только не встряхнуть его как следует. Это как раз и была энергетика Ошо — его глаза, его мощь, повелительный голос. Таможенник поспешно поставил печать в паспорте и исчез. Это была странная ситуация. Вся команда, путешествовавшая с Ошо, была ошеломлена той неосмотрительностью, с которой греческое правительство капитулировало перед кампанией архаичной православной церкви против Ошо. На тот момент уже был поздний вечер, и наконец самолет взлетел в темное небо, чтобы отправиться в никуда.

Самолет направился в Ниццу и приземлился там глубокой ночью. Уже шли переговоры с французским правительством о предоставлении Ошо убежища. Однако было понятно, что здесь не удастся остаться надолго. Но куда лететь? Самолет приземлился на бетонную дорожку, а уже делались телефонные звонки, чтобы выяснить, куда еще можно было бы отвезти Ошо.

6 марта было решено отправить Ошо в Швейцарию. По прибытии туда и после прохождения таможни Ошо и его спутникам разрешили остаться там на неделю, однако дежурному таможеннику пришло сообщение, что этот человек является персоной нон грата. И куда теперь? В Лондон? Германское правительство уже отказало Ошо в праве приземляться на его территории и даже заправляться здесь топливом, так что следующей целью стала Швеция. Опять же, едва спутники Ошо прошли таможню, как прибыла до зубов вооруженная полиция. Снова та же история. Снова было объявлено, что Ошо представляет собой угрозу национальной безопасности, и ему было приказано немедленно покинуть страну.

Что дальше? Лондон. На то время было не так много возможностей выбирать, потому что по правилам самолет может находиться в воздухе без обязательного перерыва на отдых не больше определенного количества часов. В Лондоне Ошо уже ожидали люди, готовые оказать ему помощь в решении всех возможных проблем. Таким образом странная компания изгоев снова была в пути — мистик, его секретарь, его повар, его камердинер, его врач… в самом деле, очень опасная шайка!

Лондон, казалось, был готов к его прибытию. Как только Ошо в его кресле-каталке подвезли к таможенному терминалу, стало ясно, что принимать его по-дружески никто не собирался. Тех, у кого были британские паспорта, пропустили, но к остальным отнеслись, как к террористам. Американскому врачу, который летал вместе с Ошо, отказали во въезде в страну. Австралийскому адвокату устроили перекрестный допрос, как преступнику. Еще одному американцу также отказали в разрешении остаться. Ошо не разрешили въезжать в страну. Вместо этого он вместе с двумя его спутниками должен был провести эту ночь в тюрьме.

Но, возразили члены команды, они даже не хотели там оставаться. Они находились там проездом, просто сидя в зале ожидания, когда у пилотов закончится обязательное время отдыха. Но им запретили даже это, потому что власти утверждали, что зал ожидания предназначен только для пассажиров с билетами. Члены группы Ошо показали свои билеты первого класса и спросили, почему они не могут воспользоваться для отдыха залом первого класса? Невероятно, вопреки всякой логике им сказали, грубо и резко, что это против правил и они должны отправляться в тюрьму.

В конце концов Ошо и двое американских санньясинов оказались запертыми в маленькой, грязной камере, забитой беженцами. Остальные члены группы отправились в гостиницу, ожидая, когда отдохнут пилоты и можно будет двинуться дальше. Вот что рассказывает Ошо о смехотворном поведении руководителей британского аэропорта:

«Я попросил только о том, чтобы задержаться в международном зале ожидания аэропорта на шесть часов, потому что закончилось то время, в течение которого мой пилот мог управлять самолетом. По закону ему полагался отдых.

Из зала ожидания посереди ночи в течение шести часов — как бы я мог разрушить британский характер, мораль, религию? Я и понятия не имел — иначе не просил бы разрешения остаться, даже если б имел на это право, — что британская мораль, характер и религия — все поместились в зале ожидания международного аэропорта».

На следующее утро группа была готова снова отправиться в путь, на этот раз на Карибские острова, где, возможно, были бы рады видеть Ошо. Тем временем руководство Хитроу[65] выразило ясное желание посадить Ошо на рейсовый самолет, вылетавший днем в Индию. С индийским правительством, не дававшим разрешения на въезд его западным ученикам с одной стороны, и со всем остальным миром, по собственному желанию или под давлением отказывавшим Ошо во въезде в свои страны с другой стороны — все это вместе представлялось очевидным и однозначным планом лишить его возможности говорить. Последовали бесконечные задержки с доставкой багажа и оформлением бумаг, необходимых для вылета, а в это время британская сторона пыталась создать хотя бы видимость предлога не отпускать Ошо из Великобритании в пределах оговоренного законом времени, в течение которого он должен был быть насильно отправлен дневным рейсом на родину в Индию.

Для группы учеников, путешествовавших с Ошо, идея находиться отдельно от их мастера была не только болезненной, но также наносила удар по его работе. Продолжительная эмоционально-травмирующая ситуация, через которую этим людям пришлось пройти, возможно, трудна даже для понимания постороннего человека. Для них смысл жизни заключался в развитии их собственной осознанности и в том, чтобы находиться рядом с просветленным мистиком, который мог помочь им в этой работе, что было редкостью во все века, в любое время. Не исключено, что последним таким мастером двадцать пять веков назад был Гаутама Будда. Это было болезненнее любой обычной разлуки.

Наконец 7 марта 1986 г. все вопросы были решены и самолет вылетел, в этот раз — на Карибские острова. Первой остановкой была Ирландия и спокойный аэропорт Шеннон. В аэропорте Ошо и его спутникам с трехнедельной визой на руках удалось легко пройти через таможню. Они добрались до ближайшего отеля и поселились там, когда прибыла полиция, чтобы объявить их визы недействительными. Вся драма повторилась с начала до конца. У ирландских властей было достаточно времени, чтобы подхватить эстафету последних событий. Санньясины, к этому моменту уже прекрасно знакомые с подобными политическими выходками, решили оспаривать законность этих действий в суде. В конечном счете была достигнута договоренность о том, что группа не будет депортирована насильно. Британцы тем временем были заняты тем, что использовали «дипломатию» Содружества[66] для того, чтобы, если остров Антигуа в Карибском архипелаге вздумает оказать Ошо хоть какое-то гостеприимство, немедленно отозвать такое решение.

Это давало драгоценное время, — необходимое людям, находившимся в поисках клочка земли на планете, где бы Ошо позволили сидеть и беседовать с его друзьями. Было удивительно видеть мир, кичившийся своим дружелюбием и равенством, в котором не находилось свободного места. В самом деле, древняя оскорбительная фраза «и не нашлось для них места в гостинице»[67] приобрела новое звучание в современном мире, и даже в гораздо большем масштабе.

Похоже, испанское правительство было не против позволить Ошо остановиться в своей стране. В Мадриде, несмотря на закулисное давление, все это время предпринимались лихорадочные действия для обеспечения приезда Ошо.

В это же самое время старалось что-то предпринять и правительство Уругвая. Взбудораженные теми потенциальными выгодами, которые может принести международная популярность Ошо, уругвайские власти были готовы рассмотреть возможность его пребывания в их стране. Людям из окружения Ошо вся эта сага дала возможность увидеть воочию ту реальность, в которой они существовали: мир тотального лицемерия.

В это время санньясины в разных уголках мира усиленно прорабатывали вопрос, где найти для Ошо место, и каждый пребывал в иллюзии, что по крайней мере его страна не будет такой негостеприимной, как другие, и что их политики не будут такими же коррумпированными, как остальные. Итальянские санньясины проводили такую кампанию, испанские санньясины прилагали усилия, датские и шведские тоже старались. Это был славный урок для всех, кто любил Ошо, для его друзей во всем мире. Каждый по очереди приходил к одному и тому же открытию: в сегодняшнем мире много безобразия и злоупотреблений. Для них это был жизненный опыт того, что Ошо обличал в течение десятилетий. Теперь они сами получили знание об этом из первых рук.

По мере того как там или здесь один политик за другим потирал руки в надежде получить плату за то, чтобы он смягчил свои предубеждения против пребывания Ошо и использовал для этого свое влияние, настроение людей из окружения Ошо начало становиться все более безнадежным и в то же время более зрелым. По мере того как шансы на успех уменьшались с каждым поворотом политической игры, в равной мере усиливалось их понимание предвидений Ошо о лучшем мире, о лучшем человечестве будущего.

Канада к этому моменту уже отказала в разрешении на посадку самолета Ошо для дозаправки, необходимой для полета на Антигуа в Карибском архипелаге. Этот неслыханный отказ в праве на дозаправку горючим был сделан, несмотря на обязательство от Ллойда в Лондоне[68], которое гарантировало, что Ошо не будет выходить из самолета. Таким образом, с условием, что не будет никаких публичных выступлений, которые могли бы смутить власти, ему разрешили задержаться в Ирландии до того, как будут достигнуты какие-то иные договоренности. В течение срока ожидания Антигуа отозвала разрешение Ошо переехать туда. Голландия на запрос тоже ответила отказом. Германия уже издала «предварительный указ», отказывавший Ошо во въезде в их страну. В Италии дело о предоставлении ему туристической визы было положено в долгий ящик.

19 марта 1986 г. призрачное путешествие в Испанию было согласовано, и компания путешественников приготовилась покинуть Ирландию. Но сомнение насчет того, что им разрешат там остаться, висело в воздухе. Все казалось сомнительным до самого последнего момента. Они уже были готовы к вылету, как на борт поднялся чиновник из посольства Уругвая и передал Ошо въездную визу в эту страну. Короткая остановка в Дакаре, столице Сенегала, только добавила компании путешествующих с Ошо чувства полной изоляции и отчуждения от остального мира, чего они раньше не испытывали. Пришлось дать взятку, чтобы пройти через таможню, и потом, чтобы устроиться в ближайшем отеле.

В течение всего этого периода времени Ошо напоминал молодого человека, находящегося на каникулах, полных приключений. Он продолжал есть простую пищу, спать каждый раз после обеда, разговаривать со своим секретарем и сидеть в своем кресле. Когда все вокруг него сходили с ума, стараясь спасти положение, казавшееся всем абсолютно безысходным, Ошо посылал узнать больше об одном красивом замке в Ирландии, который, возможно, можно было бы купить.

Во всем мире его люди были глубоко озабочены и обеспокоены, не зная, где он находится, как он и увидят ли они его когда-нибудь еще. Как зона тишины в центре циклона, Ошо был самим воплощением спокойствия; он, казалось, наслаждается всем этим веселым приключением, в то же время сообщая свою энергию другим, чтобы подтолкнуть их к еще большим усилиям. Даже покидая Раджнишпурам, и без сомнения навсегда, он пожелал, чтобы там было высажено больше деревьев. Это была его невероятная способность жить в настоящий момент — не принимая во внимание то, что прошло, и никогда не возвращаться вспять, и не готовиться к завтрашнему дню, который никогда не приходит. Это было всегда сегодня, как он постоянно повторял. Все его внимание было сосредоточено на текущем моменте, на смену которому приходил следующий.

Состояние его здоровья, однако, хорошим не было, но как обычно, он мало показывал свои недомогания. Волосы у него выпадать перестали, но походка оставалась неуверенной, и, казалось, зрение так и не восстановилось, отчего ему было очень трудно читать. Он перестал читать книги несколько лет назад; сейчас он едва различал заголовки бесконечных газетных вырезок о нем самом, которые его секретарь обычно приносил для просмотра. Он просто бросал на них взгляд, так, будто они были о ком-то другом.

После длинного перелета через Атлантику самолет Ошо приземлился в Ресифе, морском порту на северо-востоке Бразилии. Власти захотели немедленно опрыскать самолет в целях дезинфекции, что означало для Ошо попасть в облако химических веществ. Из-за его склонности к астме и неважного на тот момент состояния здоровья спутники попытались избежать опрыскивания.

«Мне притвориться мертвым?» — спросил он и с удовольствием присоединился к игре, надев кислородную маску и прибор для измерения кровяного давления, чего было достаточно для того, чтобы остановить человека с распылителем. Как он сказал в одной из бесед, состоявшихся в Катманду: «Я не благостный святой». Весело поблескивая глазами, он всегда казался готовым к какой-нибудь веселой выходке, шутке и использовал любой случай создать возможно больше ситуаций для того, чтобы окружающие смогли пережить какие-то новые ощущения.

Наконец он прибыл в Монтевидео, столицу Уругвая. Один друг уже поджидал его, чтобы помочь пройти через таможню. Ошо быстро привезли в красивый дом в Пунта дель Эсте, известный морской курортный город, любимый богатыми аргентинцами[69]. Почти сразу он начал проводить беседы. В течение следующих трех месяцев он говорил дважды в день с примерно двадцатью людьми. Эти беседы повлияли на положение вещей самым невероятным образом.

Все это время правительство США пыталось вынудить Уругвай отменить вид Ошо на жительство, а люди Ошо боролись против всех трудностей, играя в серьезные игры, влиянием и интригами стараясь найти своему мастеру дом в этом большом мире.

По всей видимости, американские чиновники говорили президенту Уругвая Сангинетти, что Ошо анархист, он чрезвычайно умен и обладает способностью менять сознание людей. Если их страна (США) не смогла совладать с ним, откуда у него (Сангинетти) такая возможность?

Но, поскольку в том же городе, Пунта дель Эсте, проходил уругвайский раунд переговоров о Генеральном соглашении по таможенным тарифам и торговле (GATT), США выдвинули ультиматум: или Ошо уезжает, или США потребуют вернуть займы, предоставленные Уругваю. В течение этих последних дней в Уругвае полиция скрытно наблюдала за домом. К этому дню сопровождавшие Ошо привыкли к жизни самых последних бродяг.

Маленький голубой «фольксваген» всегда был готов к отъезду — за исключением тех моментов, когда он совершал регулярные объезды дома. Это было постоянным напоминанием о том, что разрешение на проживание Ошо в этой стране было весьма ненадежным. В конце концов пришло сообщение — ему следует уехать. Самолет уже ожидал разрешения приземлиться и получил посадку в местном аэропорту, минуя Монтевидео. Полиция также была в пути. Ошо и его спутники немедленно выехали.

Когда прибыла полиция, им сообщили, что все отправились в Монтевидео. Это дало возможность Ошо и его спутникам остановиться на взлетной полосе, танцуя под песню музыкантов, которые повсюду его сопровождали. В час ночи 18 июня 1986 г. самолет взлетел в темное небо, не имея места, куда направиться. Через день после того, как Ошо заставили покинуть страну, было объявлено, что Уругвай получил новые американские займы. В некотором смысле вся одиссея стала для Ошо способом ясно показать своим людям, что не в порядке с этим миром и почему необходим новый взгляд на него.

Ошо описывает неправедные способы, примененные против него, чтобы выдворить из Уругвая:

«Американское правительство продолжало твердить всем правительствам в мире, что меня нельзя допускать в их страны, даже как туриста. Одна маленькая страна, Уругвай, в Южной Америке, была очень счастлива, что я туда приехал, потому что тамошний президент читал мои книги и даже не мечтал о том, что я могу когда-нибудь посетить Уругвай. Поэтому он сказал: „Мы приложим все усилия, чтобы дать вам землю, где бы вы могли создать общину. Не только потому, что мы будем получать доход от присутствия здесь вас и ваших учеников, но и от того, что тысячи пилигримов станут сюда приезжать; мы — бедная страна, для нас это будет также и финансовой поддержкой“. И он немедленно предоставил мне годичную визу.

Но когда президент Рональд Рейган узнал об этом, он стал угрожать президенту Уругвая: „В течение тридцати шести часов Ошо должен покинуть страну. Иначе придется вернуть все те займы, которые мы предоставили вам в прошлом, а те займы — миллиарды долларов, — которые мы намеревались выдать вам в течение следующих двух лет, предоставлены не будет. Так что выбирайте“.

Сейчас Уругвай не способен возвратить деньги и не может позволить себе в следующие два года не брать взаймы, поскольку все планирование основано на этих миллиардах долларов. Вся экономика страны потерпела бы крах. Президент Уругвая со слезами на глазах сказал мне: „Ваш приезд в нашу страну дал мне, по крайней мере, осознание того, что мы зависимы. До этого момента мы жили в заблуждении. Вам придется уехать. Это незаконно — у вас есть действующая годичная виза, и вы не совершали никаких тяжелых преступлений — единственное основание, по которому ваш вид на жительство мог бы быть аннулирован“. А я пробыл там всего один месяц. И он сказал: „Мне очень грустно, что приходится это делать. Я совершаю это против моей совести“.

Но даже этого американскому президенту было мало — чтобы я просто покинул страну. Мой самолет уже находился в аэропорту… Я сказал: „Никаких проблем — я могу уехать. Я ни за что не поставлю вашу страну в такое рискованное положение“.

Он сказал: „Американский президент настаивает на том, чтобы вы были депортированы; вы не можете покинуть страну без того, чтобы вас депортировали. Меня вынуждают совершать преступления: во-первых, сообщить вам, что вы безо всяких причин должны выехать из страны, хотя вы ничего плохого не совершили. Во-вторых, депортировать вас. Но я совершенно беспомощен. Но все же я хочу, чтобы в вашем паспорте не стояла печать о высылке из Уругвая. У нас есть небольшой аэропорт — переведите ваш самолет в этот аэропорт и вечером отправляйтесь, не информируя нас, так что мы можем сказать — он улетел, не сообщив нам. У нас не было времени депортировать его“.

Но он ошибся. Как только мой самолет перелетел в тот маленький аэропорт — должно быть, американское посольство наблюдало за происходящим, — американский посол был там с печатями и тем чиновником, который отвечает за депортацию людей. Меня доставили туда, потому что им нужно было заполнить все формуляры, и, покидая страну, я сказал — это не имеет значения… На самом деле мой паспорт превратился в исторический документ: меня высылали из стольких стран без малейшей причины.

Когда я уехал из Уругвая, президента немедленно пригласили в Америку, и президент Рейган в качестве „жеста дружбы“ выдал ему тридцать шесть миллионов долларов. Это была награда за то, что меня вышвырнули за тридцать шесть часов: точно тридцать шесть миллионов долларов, по миллиону за час! В самом деле, мне можно начинать взыскивать процент с тех правительств: вы благодаря мне получаете миллионы долларов, — должен же я иметь с этого хоть два процента».

Но сердце Ошо оставалось полным сочувствия и доброй воли по отношению к США. В Уругвае, вечером 6 июня 1986 г., отвечая на вопрос, он заявил:

«Несмотря на то что по отношению ко мне и моим людям Америка вела себя очень плохо, я все же придерживаюсь девиза Гурджиева „Браво, Америка!“, потому что американское правительство — это не Америка. Это всего лишь несколько выборных глупцов. Америка в целом сильно отличается от них с их флером. Она гораздо более простодушна, чем другие страны, поскольку много моложе других стран. И это простодушие есть необходимая основа для просветления… И народ Америки — самый простодушный, неиспорченный, молодой и способный дать жизнь новому человеку».

Незадолго до выезда из Уругвая остров Маврикий известил Ошо, что там будут рады его видеть. Два человека вылетели в эту маленькую страну в Индийском океане только для того, чтобы узнать, что на самом деле тамошнее правительство имело в виду: премьер-министр предложил рассмотреть разрешение Ошо приехать сюда взамен на сумму в два миллиона долларов!

В конечном счете Ошо приехал в курортный городок Монтего Бэй на Ямайке. Визы были выданы группе без каких-либо затруднений. Все договоры были заключены, и, казалось, проблем не будет. Однако почти в то же самое время там приземлился самолет военно-морских сил США, его офицеры в гражданской одежде и с тяжелыми портфелями проскользнули в здание администрации. Среди спутников Ошо пробежала волна беспокойства, и они, скрестив пальцы, стали ждать в надежде, что с ними ничего не произойдет.

Скоро всех их поселили в красивом доме с видом на океан. Ошо устроился на свой обычный послеобеденный отдых, и в первый раз за много дней спутники Ошо почувствовали себя спокойно. Но не прошло и нескольких часов, как в их дверь постучали. Это была полиция. Все визы были аннулированы «по соображениями национальной безопасности». И всех попросили покинуть страну в течение двадцати четырех часов.

Последней возможностью обрести покой стала Португалия. Были предприняты попытки получить для Ошо разрешение на короткую остановку в этой стране. Вообще, единственный способ пересечь Атлантику — это долететь до Канады и затем лететь в Португалию. Но Канада уже запретила любому самолету с Ошо на борту приземляться даже для заправки топливом, как это сделала Германия. В конце концов вопрос решили, и после дозаправки в Канаде самолет полетел назад через Атлантику. Манера Ошо путешествовать осталась прежней. Он ел свою пищу, дремал и расслаблялся. На его лице не было ни малейшего следа обеспокоенности происходившим, он всегда казался беззаботным.

После случившегося в Уругвае Ошо настойчиво требовали вернуть назад, в Индию. Но его окружение все еще пребывало в надежде найти для него пристанище где-нибудь еще. Все знали, что если Ошо вернется в Индию, они его больше никогда не увидят. Как только самолет пересек Атлантику на пути к Европе, всеми членами группы овладело чувство, что путешествие Ошо по свету подходит к концу.

20 июня самолет с его драгоценным пассажиром приземлился в Мадриде, но, как ни странно, никто не пришел встретить его. Быстрый телефонный звонок добавил к разворачивавшейся трагедии оттенок комизма: «Что вы делаете в Мадриде? Мы ждем вас в Лиссабоне!». Группа перелетела в Португалию и попыталась спрятать Ошо в отеле «Риц». По плану предполагалось позднее тайком перевезти его в другое, более тихое место. Как в театральном фарсе, его незаметно засунули в лифт и затем в автомобиль, ожидавший на подземной парковке. Но Ошо, одетого в длинное красное одеяние, круглую шапочку и с бородой до пояса, нельзя было не узнать. Даже когда он просто прошел по вестибюлю отеля, у видевших его поднимались от удивления брови.

К несчастью, новое место жительства было пыльным и почти немедленно у Ошо начался астматический приступ: весь план рухнул. Все вернулось на исходную позицию, и спутники теперь пытались тайком вселить Ошо назад в гостиницу. Никто не знал, плакать надо или смеяться, за исключением Ошо, который просто наслаждался происходящим, в особенности тем, что кто-то вообразил, что его возможно спрятать. Дом в окрестностях Лиссабона был следующей плановой остановкой. Ошо со спутниками переехали в Синтру[70], но скоро появилась полиция. Любая попытка организовать длительное пребывание в Португалии была безнадежной.

В конце концов пришлось все-таки возвращаться в Индию. 28 июля после нескольких недель политического цирка, те, кто проехал полмира в попытках найти для Ошо дом, где бы он мог разговаривать с людьми, стояли на обзорной площадке лиссабонского аэропорта и смотрели на то, как их любимый мастер в последний раз машет им рукой на прощание из своего самолета. А потом он улетел. Для тех, кто остался, прощание обернулось слезами и глубокой печалью. По совокупности двадцать одна страна или депортировала Ошо, или отказала ему во въезде.

Доктор Амрито, личный врач Ошо, сопровождавший его во время этого путешествия, вспоминает об этом так:

«В этом странном путешествии содержится послание для западных учеников Ошо, которые были воспитаны на вере в то, что вся холодная война, все битвы, принесшие миллионы погибших, были для того, чтобы существовала свобода, демократия, а также предполагалось, что для западных стран характерно уважение к правам человека. Они не рассматривали Ошо как угрозу обществу или террориста. Они знали, что все, что он хочет делать — это говорить. Они знали, что он лишь хочет помогать тем, кому интересно понять самого себя, быть счастливым, радостным, просто раствориться в этой прекрасной мистерии под названием „жизнь“.

Попытка объявить его самым нежелательным человеком на планете никак не вяжется с этими определениями. Ученики и поклонники Ошо провели свою молодость, слушая, как западный мир собирается помочь людям жить лучшей, более свободной и счастливой жизнью. Для тех же американцев представления о счастье закреплены в их Конституции… Но некоторым образом это путешествие является уроком того, как на самом деле устроен этот мир, коль скоро пропаганда отошла на второй план. Спутники Ошо и он сам сейчас живут в мире тайных интриг и сговоров, взяток и политической целесообразности.

Сподвижники Ошо были наивны; для целого западного мира оказалось просто невозможно объявить человека вне закона на основании нелепых обвинений в нарушении иммиграционных правил — юридического эквивалента нарушений правил парковки. Они просто были неспособны разглядеть того факта, что за фасадом этой христианской демократии простирается уродливая реальность, которую они никогда не осознавали, несмотря на то что прожили в ней всю свою жизнь. Каждый город, который запрещал Ошо остаться там хотя бы на несколько дней, можно рассматривать как аномальную зону. Они сразу переезжали в другое место, полные надежд и ожиданий. Это выглядело так, будто Ошо сам избавлял своих учеников от предрассудков, давая им хорошенько изучить всю новую реальность в целом… Из первых рук понять, что значит лицемерие. Это урок санньясины Ошо после такого мирового турне не забудут никогда».

Еще одна ученица, Прем Маниша, путешествовавшая с Ошо, делится своими переживаниями:

«Все это время мы в качестве учеников Ошо хотели защитить его — понятно, только мирными и гуманными способами.

Но из этого возникла дилемма — между желанием защитить его из нашей любви и заботы и возможностью тем самым помешать его работе.

Он говаривал, что он — это его работа, он здесь только для этой работы, что его тело только для того и следует сохранять, а иначе он не смог бы работать, и его существование было бы бессмысленно. (Возможно, подобную дилемму предвидел Сократ, когда его поставили перед таким же выбором.) И он всегда говорил, что не следует что-то предпринимать из боязни; даже из опасения за его благополучие. С другой стороны, кто из нас мог бы сделать нечто, что подвергло бы его опасности?

Однажды в Катманду Хасья (секретарь Ошо по международным делам) во избежание неприятностей попросила его не высказываться по поводу убийства коров или нападать на индуизм. Она была озабочена тем, что не существовало страны, куда бы Ошо мог уехать в качестве альтернативы, если бы он испортил отношения с непальскими властями. В том случае Ошо не сказал ни слова на эти темы. („Ну не молодец я?“ — спросил он озорно у Хасьи некоторое время спустя), хотя и высказывался на эти темы, когда мы находились в Катманду. Он просто пренебрегал последствиями. Для него было гораздо важнее говорить правду — во что бы то ни стало.

Затем и в течение всего международного турне мы могли наблюдать в действии человека, которому нечего было терять. Именно это меня и привлекало так сильно. Ему не нужно было чьего-то благоволения, чьей-то поддержки; он ни в чем не „нуждался“, потому что понял главное. Кажется, даже сама жизнь, — после его Просветления — перестала иметь существенное значение, поэтому ему нравилось рисковать этой жизнью, чтобы знать, что он действительно живет. Это даже нам трудно охватить разумом — и уж тем более нелегко понять людям, которые не являются чьими-то страстными приверженцами или не привязаны к кому-то похожему на Ошо. Потому что все мы нуждаемся в ком-то, кто бы нас поддерживал, для самоидентификации, признания.

Чтобы понять, что некто существует, будучи свободным ото всех этих потребностей, нужно увидеть, во-первых, что он действительно ни в чем не нуждается, и во-вторых, что это действительно возможно. Таким образом, у нас есть некое сопротивление к пониманию феномена, именуемого Ошо, потому что даже понять его означает признать нашу психологическую и духовную нищету, а не слишком многие из нас захотят это сделать».