Глава 25 Президенты-«популисты» — новые союзники
Глава 25
Президенты-«популисты» — новые союзники
Победу Уго Чавеса на президентских выборах 1998 года часто называют началом «левого поворота» Латинской Америки. Затем к власти в Аргентине пришел Нестор Киршнер, при котором политика правительства развернулась лицом к нуждам социальных «низов». В Бразилии два срока успешно управлял страной лидер партии трудящихся Луис Инасио Лула да Силва. В Боливии президентом впервые избран индеец Эво Моралес, профсоюзный лидер. Уругвай также сделал выбор в пользу выдвиженцев Широкого левого фронта: сначала Табаре Васкеса и на ноябрьских выборах 2009 года — Хосе Мухики. После шестнадцатилетнего перерыва президентом Никарагуа вновь стал лидер сандинистов Даниэль Ортега. В Эквадоре к власти пришёл политик левой ориентации Рафаэль Корреа. То же — в Сальвадоре, где в марте 2009 года президентом был избран кандидат от Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти Маурисио Фунес.
Были близки к повороту влево Мексика и Перу. На последних президентских выборах в этих странах процент голосов за левых кандидатов был беспрецедентно высок. В Мексике до сих пор оспаривается победа Фелипе Кальдерона над кандидатом-левоцентристом Лопесом Обрадором. В Перу левого националиста Ольянту Умала превзошёл социал-демократ Алан Гарсия, поддержанный правым электоратом по принципу выбора меньшего из двух зол. В Чили два срока подряд правили президенты-социалисты: Рикардо Лагос и Мишель Бачелет.
Так что перемены, которые, так или иначе, относят к «левому повороту», охватывают всё больше стран. По населению и объёму валового продукта это больше половины региона, а если брать отдельно Южную Америку, то получится и свыше двух третей.[136] Экономическая интеграция, энергетическая кооперация, Боливарианская альтернатива (ALBA), Южный Банк (Banco del Sur) и т. д. — вот основные составляющие этого проекта, который набирает силу. Латинская Америка первой была захвачена всепоглощающим валом неолиберализма, стала своего рода испытательным полигоном. Спустя три десятилетия она же первенствует в отрицании рыночного фундаментализма, меняет направление развития. Огромный социальный долг, образовавшийся перед собственным населением, и отсутствие у государств эффективных рычагов и резервов (а подчас и политической воли) для изменения ситуации создали предпосылки для резкого поворота в настроениях избирателей, отказа в доверии ставленникам неолиберализма. Такова объективная почва выхода на авансцену альтернативных движений и лидеров.
В списке новых лидеров самым необычным, конечно, является Эво Моралес, первый индейский президент в стране, население которой на 75 процентов состоит из коренных народов кечуа и аймара. Заголовки статей о нём не отличаются политкорректностью: «Эво из Боливии: лидер наркобаронов», «Визит кокаинового царя», «Президент-покровитель кокалерос» и так далее. Англоязычные информационные агентства, как правило, негативно относятся к боливийскому президенту и к его «индейско-марксистскому социализму XXI века», якобы списанному под копирку у Чавеса.
Появление на политической арене Эво Моралеса — такое же знаковое событие первых лет третьего тысячелетия, как и победа в США «афроамериканца» Барака Обамы. Пока что можно только гадать, чем обернётся для США отчаянно-стремительное введение Обамы во власть, однако для Боливии реализация политических амбиций Эво Моралеса стала спасительным, стабилизирующим фактором. Кипящая многовековой ненавистью к «конкистадорам» индейская глубинка с надеждой поддержала своего кандидата в президенты. Он стал символом возрождения страны, которая разваливалась на глазах из-за продажности традиционной элиты, антинационального приватизационного «процесса», хозяйничанья ТНК в экономике и удушающего, поистине жандармского контроля со стороны США над всеми сторонами жизни в Боливии.
Первая символическая церемония введения во власть Эво Моралеса была проведена по инкскому ритуалу на древних ступенях археологического комплекса Тиванаку. Событие стало эпохальным: в стране почти пять столетий не было правителя с индейской кровью. Вторая церемония — с вручением президентской ленты и жезла — проходила в стенах парламента. Эво не смог сдержать слёз радости, и вместе с ним — миллионы людей с индейской кровью от Огненной земли до резерваций в США и Канаде. Уго Чавес стал главным союзником Моралеса. Поднимая индейскую тему, венесуэльский президент не раз подчёркивал, что победа Моралеса знаменует для Боливии и индейских народов Южной Америки воплощение надежды на возрождение: «Эво — прямой потомок Тупак Амару. Победа Эво стала победой Тупак Амару».
Легендарный индейский вождь долгие столетия был символом сопротивления коренных народов иноземным завоевателям. Он был схвачен испанцами и казнён в городе Куско в 1572 году. Тупак Амару принял смерть с достоинством. Обращаясь к тысячам рыдающих подданных, окружавшим эшафот, вождь призвал их к молчанию и сказал: «Мать-земля, Пачамама, будь свидетельницей тому, как враги проливают мою кровь!» Он верил в отмщение, возрождение народа, восстановление независимого индейского государства. Правда, затянулось оно на многие столетия.
После того как Боливией завладели «белые пришельцы», дискриминация коренного населения стала одной из причин экономической отсталости и политической нестабильности, и, как следствие, — уязвимости страны, масштабных территориальных потерь, утраты выхода к морю. Все последние столетия индейские народы жили как бы сами по себе, вне времени и пространства, не ассоциируя своё бытие с цивилизацией «завоевателей».
Эво Моралес родился в 1959 году в забытом Богом селении аймара Исальяви (Isallawi), расположенном в 150 километрах от горняцкого города Оруро. Семья жила, даже по индейским меркам, в необычайной бедности, в голоде и лишениях. Эво вспоминал, как однажды в детстве они отправились с отцом в Оруро. Несколько дней шли пешком вдоль дороги, на транспорт денег не было. И вот — мимо промчался сияющий лаком и никелем туристический автобус, из которого вылетели на обочину оранжевые шкурки апельсина. Они так заманчиво пахли, что Эво подобрал их и съел: «Они показались мне очень вкусными».
Организаторские способности Моралеса впервые проявились, когда он собрал приятелей в поселковую футбольную команду, которая прославилась бойцовским характером в самых проигрышных ситуациях. Футболу Моралес обязан своим общественным продвижением: свою политическую деятельность он начал в спортивном профсоюзе. После службы в армии Эво занялся тем, чем занимались все окрестные крестьяне, — выращиванием коки. Листья этого кустарника несколько тысяч лет верой и правдой служат андским индейцам для подкрепления сил в условиях высокогорья (три-четыре тысячи метров над уровнем моря). Кока — один из основополагающих элементов андской цивилизации, сохраняющий свое значение и в наш XXI век. Мешки с листьями коки — обычное дело на любом рынке Боливии. Криминализация «священного листа» началась с того момента, когда учёные научились извлекать из него хлоргидрат кокаина (в 1860 году) — один из самых известных наркотиков.
Западная пресса всячески сатанизирует крестьян-кокалерос, представляет их как пособников наркокартелей. Под предлогом борьбы с наркотрафиком продолжается наступление на права коренных народов Анд. Защищать права индейцев в Боливии было опасно и для жизни, и для возможной политической карьеры. Но Моралеса это не пугало. В 1988 году он возглавил профсоюз производителей коки. Не раз был на волоске от смерти, но выстоял.
Росло признание соплеменников. Два срока, 1997–2005 годы, Моралес был депутатом Национального конгресса, возглавлял партию «Движение к социализму». Он был одним из лидеров так называемой «Войны за воду». В 2000 году в Кочабамбе прокатились народные протесты против передачи в частную собственность ТНК «Bechtel» (США) компании «Aguas del Tunari», занимающейся водоснабжением города. Вскоре против приватизации водоснабжения французским консорциумом «Агуас дель Ильимани» восстали обитатели Эль-Альто. Возвращение воды народу было первым революционным завоеванием. По мнению Моралеса и его соплеменников, доступ к питьевой воде — неотъемлемое право каждого человека, как право на воздух и землю. Они, как и все натуральные ресурсы, не должны подлежать приватизации!
Так в Боливии началась борьба с неолиберальными реформами, с приватизацией общенародной собственности в интересах иностранных монополий, с распродажей за бесценок углеводородов. «Партия Движение к социализму» (MAS), индейские организации левого толка стали той силой, которая свергла неолибералов.
В декабре 2005 года Эво Моралес был избран президентом страны. Прежняя правящая элита Боливии до сих пор не оправилась от шока, вызванного победами Моралеса на выборах 2005 и 2009 годов, и постоянно твердит, что боливийский народ «ошибся», избрав Эво президентом. Он, мол, не обладает нужной подготовкой, плохо продумывает решения и вообще проводит «не тот» политический курс! Оппозиция перестраивает свои ряды, корректирует политические установки, стараясь не вспоминать о том, что совсем недавно старательно обслуживала западные интересы в стране, пренебрегая национальными. Противники новой власти пытаются скомпрометировать то позитивное, что предпринимает в стране президент-индеец. Однако трехцветная лента на груди Эво подтверждает: коренные народы не стёрты со страниц истории, они вернулись, и вернулись с самыми серьёзными намерениями.
Среди стратегических целей Моралеса и его соратников — построение социализма с «индейским лицом», достижение классового и расового равноправия, справедливая политика распределения государственных доходов, бесплатное образование, достойное пенсионное обеспечение. Новая конституция, которую иногда называют «чрезмерно индейской», призвана обеспечивать законность и последовательность структурных реформ. Важный аспект изменений в жизни боливийского общества — уравнивание в правах западной и индейской культур, «деколонизация», включающая изучение индейских языков, истории коренных народов, андской космогонии. По новой Конституции был узаконен давно существующий индейский семицветный «в кубиках» флаг wiphala. Сейчас на административных зданиях wiphala равноправно развевается рядом с официальным — красно-жёлто-зелёным флагом Боливии.
По словам хорошо знающих его людей, Эво Моралес никогда не сдаёт своих принципиальных позиций и равнодушен к благам обеспеченной жизни, то есть к великому горю своих врагов — «непроницаем для коррупции».
На своём высоком посту Моралес работает на износ, очень мобилен и всегда находится в центре событий, «на виду», чем очень напоминает Уго Чавеса. В пять утра Моралес уже на ногах. В шесть — проводит ежедневные заседания совета министров. Телохранители президента не выдерживают интенсивного графика его работы, увольняются после нескольких месяцев службы. Моралес не отказался от своих «допрезидентских» привычек: по-прежнему предпочитает простую народную еду, не изменил своему стилю в одежде — свитерам и курткам. Правда, сейчас они элегантнее, чем во времена его профсоюзной и партийной деятельности.
При всей загруженности делами Эво находит время в выходные дни выйти на футбольное поле! Неисправимый популист! Трудно представить, чтобы президенты — предшественники Моралеса — Гонсало де Лосада, Карлос Меса и другие до седьмого пота гоняли мяч в каком-либо дружеском турнире. Вот это их и раздражает. Эво играет с энтузиазмом, не жалея ни себя, ни соперников. Во время одного из матчей президенту сломали нос. Последующую операцию недобросовестные журналисты подали «пластикой в стиле Майкла Джексона» — якобы Моралес «подправил свой чересчур индейский нос».
Повод придраться к президенту ищут во всём. Постоянным нападкам оппозиции подвергается его политика в области энергетики. Национализация нефтегазовых месторождений, установление государственного контроля над добычей, переработкой и коммерциализацией нефти и газа — всё это было осуществлено Моралесом в кратчайшие сроки.
Оппоненты Эво Моралеса предсказывали: страну накажут, лишат инвестиций, грядёт экономическая катастрофа! Но результат был совершенно иной: впервые бюджет страны стал бездефицитным. Надо ли напоминать, что до Моралеса Боливия была «страной-побирушкой»: зависела от иностранных кредитов, подачек, субсидий, фондов содействия и тому подобной «филантропии».
Национализация железных дорог, находившихся в собственности американских и чилийских компаний, — ещё один решительный шаг Эво к нормализации экономической жизни в стране: «Когда в 1996 году началась приватизация государственной железнодорожной компании Enfe, нас заверяли в том, что уже в ближайшее время улучшится качество обслуживания пассажиров, будет обновлён подвижной состав. И где всё это? Ни одно из обещаний не выполнено, приватизация только ухудшила ситуацию в этой отрасли».
В отношениях с Вашингтоном Моралес долгое время придерживался позиции «худой мир лучше доброй ссоры». Для американцев это было признаком «слабости» боливийского президента, и они без особых оглядок на «хозяев дома», в прежних традициях безнаказанности вели подрывную работу в стране, финансируя радикальную оппозицию и сепаратистов. Работа ЦРУ и военной разведки США приобрела такой размах, что стало очевидным — готовится масштабная операция по свержению правительства.
Американский посол Филипп Голдберг не раз получал предупреждения боливийского правительства о недопустимости враждебных действий. Когда терпение Моралеса иссякло, был объявлен персоной non grata и сам Голдберг, а потом, поочерёдно, выдворены самые активные сотрудники ЦРУ и ДЕА. Были предприняты шаги против некоторых боливийцев — установленных агентов американских спецслужб. Президент Моралес уверен в том, что полиция и армия «кишат агентами ЦРУ», и потому («для борьбы с изменой») взял под личный контроль ситуацию, сложившуюся в силовых структурах. Были отправлены в отставку полицейские чины и военные, «засветившиеся» тесными связями с американцами. Прекращена практика отправки военнослужащих на подготовку в Школу Америк, как и вся программа военного сотрудничества с Соединёнными Штатами.
Не последовал Моралес «рекомендациям» Вашингтона «не дружить» с Каракасом и Гаваной. На церемонии, посвящённой успешному завершению кампании по борьбе с неграмотностью в департаменте Оруро, в которой принимали участие венесуэльские и кубинские добровольцы, Моралес чётко обозначил своё отношение к Фиделю Кастро и Уго Чавесу: «Эти президенты, эти команданте, и в самом деле являются командующими освободительных сил всей Америки и, мы надеемся, — всего мира».
Радикальная оппозиция вынашивает планы физического устранения Моралеса. Об угрозе покушения на него сам президент в своих выступлениях напоминает постоянно. Предупреждает: если это случится, страна погрузится в пучину гражданской войны. Фактором, сдерживающим агрессивные намерения оппозиции, являются «отряды самообороны», созданные индейскими общинами и известные под названием «ponchos rojos» («пончос рохос») — «красные пончо». Это — своего рода «запасной полк» индейского президента. Предполагают, что численность «пончос рохос» достигает девяноста — ста тысяч человек. Внутренним и внешним заговорщикам, сепаратистам в Санта-Крусе и других департаментах трудно игнорировать такую «армию», которую чаще называют милицией. Вожди «пончос рохос» — люди зрелые, мудрые. Их авторитет в подчинённых им общинах неоспорим. У них есть оружие — старые чешские и немецкие винтовки эпохи боливийско-парагвайской войны 1930-х годов в Чако. Оружие десятилетиями хранилось в тайниках и вот — пригодилось! «Пончос рохос» помогли в своё время свергнуть проамериканского ставленника президента Санчеса де Лосаду и сейчас бдительно стоят на страже интересов «товарища Эво». Моралес заявил однажды, что «пончос рохос» в трудную минуту помогут сохранить единство страны. Это возмутило «автономистов» и некоторых военных. Разве можно наделять незаконные индейские отряды полномочиями регулярной армии?
Моралесу пришлось издать указ о разоружении «пончос рохос» и обмене винтовок на продовольствие. Но желающих «обменяться» не нашлось. В этом индейская милиция «товарищу Эво» не подчинилась: «Если нагрянут трудные времена, он вновь убедится, что мы ему пригодимся».
Враги у Моралеса серьёзные, действуют методично и настойчиво, иногда напрямую, иногда исподтишка. Информационная война, организуемая «компетентными ведомствами» США, ведётся повседневно и наступательно, причём с такой интенсивностью, что порой создаётся впечатление, что официальные лица Боливии только и занимаются тем, что «оправдываются». Но как не реагировать на клеветнические кампании?
Эво Моралесу пришлось опровергать «сообщения» о том, что венесуэльцы создают военные базы в Боливии и приступили к передаче части автоматов Калашникова, приобретённых в России, боливийским вооружённым силам. Была запущена фальшивка о том, что партия Моралеса «Движение к социализму» поддерживает связи с баскскими сепаратистами ЭТА и с колумбийскими партизанами. Особенно часто поднимается тема тайного финансирования «революционных проектов» Моралеса. Если им верить, он получает финансовую «подкормку» из Венесуэлы, Ливии, Ирана и других стран, «тяготеющих к оси зла».
С политической деятельностью Эво неразрывно связана тема коки. Западный мир, граждане которого являются самыми зависимыми и платёжеспособными потребителями наркотиков, безуспешно борется с опасным для судеб цивилизации разрушительным пороком — наркоманией. В этих обстоятельствах ответ на вопрос — кто виноват в экспансии традиционных наркотиков? — звучит, как правило, стереотипно: виноваты крестьяне. Это они выращивают исходное сырьё, не понимая всей серьёзности и остроты наркопроблемы. Международная комиссия по контролю над наркотиками при ООН рекомендовала правительствам Перу и Боливии «принять меры по пресечению укоренившейся в этих странах практики по жеванию листьев коки», поскольку эта привычка может негативно повлиять на здоровье людей.
Нет сомнения, что к выработке рекомендаций приложили руку лоббисты из Вашингтона. Американцы крайне недовольны излишней «самостоятельностью» боливийцев в определении ключевых направлений борьбы с наркобизнесом, их недостаточным «рвением» в сокращении посадок кустарника коки, и тем, что во главу угла всей политики в данной сфере ставится ведение конструктивного диалога с «кокалерос» (а не силовые методы). Для правительства Эво Моралеса крестьяне, выращивающие коку, — невольные жертвы наркобизнеса. Поэтому главный упор делается на выявление наркодельцов, нарколабораторий, каналов переброски наркотиков и т. д.
В андских странах, прежде всего в Перу и Боливии, доклад комиссии ООН оценили как необъективный, с «сильнейшим креном в сторону колониализма, как покушающийся на базовые принципы бытия коренных народов Южной Америки и ведущий к уничтожению значительной части индейского культурного наследия». Эво Моралес направил соответствующее письмо Генеральному секретарю ООН. В марте 2009 года Моралес во главе делегации «кокалерос» прилетел в Вену на заседание комиссии ООН и в ходе выступления демонстративно пожевал лист коки. «Это не кокаин, это лекарство для народа. Недопустимо, чтобы лист коки был в списке запрещённых препаратов. В своём естественном виде он не вредит здоровью человека», — заявил Моралес и призвал к пересмотру международного законодательства, предусматривающего наказание за выращивание коки.
Позиция Эво Моралеса предельно проста: «Нет — кокаину, да — посадкам коки!» С этой категоричностью президента нельзя не согласиться. О программах уничтожения «кустарника раздора» не раз заявляли его предшественники в президентском дворце Кемадо. Крестьян-кокалерос пытались сломить репрессиями, судебными преследованиями, денежными поощрениями, выплачиваемыми за переход на «перспективную» сельскохозяйственную культуру типа киви. Агенты ДЕА США при попустительстве властей хозяйничали в Боливии, выполняя кощунственную, с точки зрения индейцев, задачу: «Нет посадкам коки!» Все эти программы бесславно провалились и, более того, способствовали сплочению крестьян.
Нужно отметить, что сейчас в Боливии, как и в соседних с нею странах, проводится большая работа по бытовому и продовольственному использованию коки. Карамель, витаминизированная добавка к муке, тонизирующий чай, зубная паста — всё это варианты применения листьев коки. А жевать их в андских странах будут и впредь, несмотря на все «рекомендации», «дружеские советы» и зуботычины от различных международных комиссий. Традиции есть традиции.
Необъявленная «блокада» со стороны США и пример венесуэльского президента подтолкнули Боливию в сторону России. Визит Моралеса в Москву (16 февраля 2009 года) стал историческим событием и началом нового этапа отношений между нашими странами.
Колоритная фигура первого президента-индейца — заманчивый объект для всех пишущих о Латинской Америке. Поэтому многие позавидовали известной мексиканской писательнице Елене Понятовской, которую журналистские дороги свели с бывшей подругой Эво Моралеса. Она-то и приоткрыла завесу таинственности над личной жизнью Эво.
Невысокая и худенькая Мария Луиса Ресендис Уртадо — президент Союза индейских и крестьянских женщин штата Керетаро в Мексике. Эво и Мария познакомились в 1991 году в Гватемале, куда приехали на Международный конгресс, посвящённый 500-летию индейского сопротивления.
Симпатичный индеец из Боливии рассказывал на форуме о проблемах крестьян-кокалерос, о том, что кока для боливийцев — то же, что маис для мексиканцев, и что зловещее ЦРУ хочет уничтожить плантации этой традиционной для аймара и кечуа культуры.
Когда форум завершился, Эво и Мария, прощаясь, обменялись адресами. Так началась многолетняя переписка. Эво становился всё более заметным индейским активистом, его приглашали во многие страны, и он отовсюду писал Марии. А она с того памятного 1991 года стала носить в сумке его фотографию. В 1993 году Эво прилетел в Мексику. Они встретились и были в те дни, как вспоминает Мария, невероятно счастливы.
Эво не раз звал Марию в Боливию, но она не решалась покинуть родину. Их переписка, разговоры по телефону продолжались до самого избрания Эво Моралеса президентом страны. Потом всё кончилось. Ни писем, ни звонков.
Они так и не обзавелись семьями. Накануне избрания Моралеса президентом поговаривали, что он скоро женится, однако сам он отшутился: «Моя любовь — Боливия!»
Полной противоположностью «необразованному индейцу» Моралесу можно считать президента Эквадора Рафаэля Корреа — экономиста-профессионала международного класса.
Эквадору долгое время не везло на правителей. Специфической особенностью политической жизни страны была президентская чехарда. Даже по латиноамериканским понятиям шесть эпизодов такого рода за период с 1997 по 2006 год — явный перебор. С инаугурацией каждого из президентов у эквадорцев пробуждалась надежда на лучшее будущее, реформирование страны на основах социальной справедливости и реальной демократии. Однако иллюзии быстро проходили. Эксцентричный Абадала Букарам был отстранён «за умственную неспособность к управлению». Хамиль Мауад старался не перечить Вашингтону, не оправдал народных чаяний и был свергнут при необычайно активном участии индейских организаций. Власть оказалась в руках «бананового короля» Альваро Нобоа, самого богатого человека в стране, который обещал эквадорцам золотые горы, но защищал интересы ТНК и свои собственные.
Когда подполковник Лусио Гутьеррес победил на выборах 2002 года, протестный электорат переживал эйфорию: в Эквадоре появился свой Чавес! Вот кто вытащит страну из перманентного кризиса, наметит чёткую программу действий, призовёт олигархов к порядку! Оказалось, что Гутьеррес был всего лишь имитатором образа «решительного борца» за социальные права народа. Вашингтон рекомендовал ему держаться подальше от венесуэльского «тирана», и покладистый президент так и не решился на визит в Венесуэлу, зато зачастил в Вашингтон. Он слепо следовал рекомендациям МВФ, считая, что с его помощью сумеет стабилизировать национальную экономику. Но инфляция в стране стремительно росла, коррупционеры разворовывали государственную казну, а обещанная национализация нефти так и осталась предвыборной наживкой для электората. Попытки Гутьерреса править «железной рукой» привели к массовым народным протестам, уличным столкновениям и жертвам. Конгресс отстранил его от власти.
В отличие от Гутьерреса почти неизвестный на международной политической арене Рафаэль Корреа перед выборами съездил в Венесуэлу, встретился с Чавесом и в ноябре 2006 года одержал победу на президентских выборах как кандидат левых сил и прогрессивных индейских организаций. После того как он посетил Каракас, столицу Боливарианской революции, и пожал руку «популисту» Чавесу, проамериканская пропаганда стала подавать его как «элемент» дестабилизации и «гарантированного» углубления социально-классовых конфликтов в стране. Однако сближение с Чавесом только способствовало росту популярности Корреа. Эквадорцы поверили, что этот молодой политик способен покончить с двадцатилетним засильем хищнического капитализма и неолиберальными экспериментами под лозунгом «рынок решит все проблемы».
Рафаэль Корреа родился 6 апреля 1963 года в городе Гуаякиле. Его детские годы были омрачены семейной драмой, которую оппозиция пыталась использовать для компрометации нового лидера. Отец Рафаэля провёз в США наркотики, был арестован и попал в тюрьму. В семье скрывали правду от мальчика, говорили, что отец работает в далёкой Америке. Матери пришлось одной содержать семью. Она готовила обеды, которые Рафаэль после школьных уроков разносил клиентам, служащим небольших фирм. «У меня было суровое детство, — не раз говорил Корреа, отбиваясь от обвинений по поводу «связей его семьи с наркотрафиком». — Какова моя вина в том, что совершил отец, когда мне было пять лет? Он умер тринадцать лет назад, и я не берусь судить его. Отец был жертвой системы, отчаявшимся безработным, как и многие другие».
У президента Эквадора хорошее образование: он окончил Католический университет в своем родном городе, потом учился на «казённые стипендии» в университетах Бельгии и США, специализируясь на финансово-экономических проблемах. В университете Иллинойса Корреа в 2001 году защитил докторскую диссертацию. Его незаурядные способности были замечены, и в апреле 2005 года ему предложили пост министра экономики и финансов в правительстве Паласио. Однако отсутствие «политкорректное™» в высказываниях Корреа (в частности, критика в адрес МВФ и Всемирного банка) стало причиной конфликта с президентом и последующего ухода с должности. Харизматичность, молодой задор, энергичная, понятная народу речь Корреа в одночасье превратили его в популярного политика. Корреа называет себя католиком-гуманистом, борцом за социальную справедливость и всестороннее развитие страны. При случае он напоминает, что не является марксистом, хотя к марксистской доктрине относится с уважением.
В Эквадоре, как и в других андских странах, значительную часть населения составляют коренные народы — не менее 40 процентов. Накануне официального вступления на пост президента индейские общины объявили Рафаэля Корреа главой эквадорцев на своей традиционной церемонии, которая прошла в провинции Котопакси, неподалёку от городка Сумбауа. Это место было выбрано не случайно. Ещё студентом Рафаэль провёл там год добровольцем, обучая индейцев математике и грамоте. Он и сам учился у индейцев, овладел языком кечуа. Значение этой церемонии посвящения в вожди невозможно переоценить. Впервые за всю новейшую историю Эквадора представители индейских общин участвовали в инаугурации. На церемонии присутствовали президенты Боливии Эво Моралес и Венесуэлы — Уго Чавес. Жрецы провели с Корреа обряд очищения и вручили ему жезл и пончо как символы власти. В своём выступлении Корреа заявил, что «неолиберальная ночь заканчивается, и в Латинской Америке начинается новый день более справедливых, суверенных и достойных государств».
Принятие новой конституции на общенациональном референдуме стало для Эквадора эпохальным событием. Президенту Корреа, выступившему с этой инициативой, пришлось преодолевать упорное сопротивление олигархических кругов, обслуживающей их традиционной политической элиты и военно-полицейских структур, денационализация и продажность которых достигли критического уровня. Эквадорский лидер последователен в реализации проекта по строительству «Социализма XXI века», но без какого-либо подражательства и копирования боливарианского опыта реформ в Венесуэле.
Корреа предстоит огромный объём работы. Многое на пути реформ уже делается: наведён порядок в сфере энергетики, получения справедливых доходов от нефтедобычи, пересмотрены контракты с иностранными компаниями и восстановлено членство в ОПЕК. Мужественным шагом президента стало его решение отказаться от выплаты внешнего долга. Под его руководством специалисты смогли доказать несправедливость и незаконность всех «долговых обязательств».
Соединённые Штаты не раз давали понять, что считают «неприемлемой» ориентацию Корреа на «радикальный популизм по модели Чавеса». Крайне болезненно воспринял Пентагон решение эквадорца закрыть в 2009 году базу ВВС США в Манте. «Скорее мне отрежут руку, чем я подпишу документ о продлении контракта на аренду», — заявил Корреа. Сейчас на территории Эквадора американских военнослужащих нет. Президент Эквадора без колебаний высылает из страны сотрудников ЦРУ и ДЕА, уличённых в подрывной деятельности. Как демонстрацию силы США против этой южноамериканской страны можно рассматривать события 1 марта 2008 года, когда с территории Колумбии была проведена операция по уничтожению временной партизанской стоянки FARC в приграничной зоне Эквадора. Операция разрабатывалась под руководством спецов из Пентагона и на самых решающих участках обеспечивалась американскими коммандос и военной разведкой США — РУМО. Они же стояли за спиной тех агентов полиции, которые в сентябре 2010 года попытались осуществить государственный переворот и убить президента.
Корреа активно диверсифицирует международные связи Эквадора. В частности, объясняя суть своей политики на российском направлении в еженедельной радиопрограмме, президент был предельно чёток: «Россия обладает обширным рынком, современными технологиями и богатыми природными ресурсами. Сейчас эквадорско-российские отношения являются наилучшими за всю их историю и направлены на повышение благосостояния обоих народов. У России есть политическая воля к сближению с Латинской Америкой». Эту точку зрения он подтвердил во время визита в Москву осенью 2009 года.
В одном ряду с Уго Чавесом, Эво Моралесом и Рафаэлем Корреа всё чаще упоминается имя президента Аргентины Кристины Фернандес де Киршнер. После Евы Перон это самая яркая женская фигура на аргентинской политической сцене.
Кристина, как её называют на родине, однажды сказала: «Если я и идентифицирую себя с Евой, то с той, которая стоит у микрофона, подняв сжатый кулак». Эвита была идолом, надеждой, опорой и глашатаем всех униженных и оскорблённых в Аргентине в середине 1940-х — начале 1950-х годов. Она их называла mis descamisados — «мои безрубашечники» — и делала всё возможное, чтобы социальная справедливость стала для них не абстрактным понятием, а реальностью. По словам Фернандес, Эвита всегда была близка ей именно этим: «Если есть необходимость проводить параллели, то хотелось бы, чтобы нас сравнивали как политиков, борющихся за социальные права простых людей».
Кристина появилась на свет в местечке Рингелет (в окрестностях города Ла-Плата) 19 февраля 1953 года. Её отец, Эдуардо Фернандес, из испанских эмигрантов, работал водителем городских автобусов. Он разочаровался в семейной жизни и сбежал в неизвестном направлении, когда Кристи не было и десяти лет. Мать её, Офелия Эстер Вильхельм, немка по происхождению, поощряла в дочери самостоятельность, независимость, умение добиваться поставленной цели, несмотря на житейские, финансовые и прочие проблемы.
Приобщение к политике началось на юридическом факультете университета Ла-Платы. В первый студенческий год Кристина стала членом «Фронта объединений имени Евы Перон», который позднее трансформировался в организацию «Перонистская университетская молодёжь». Это был легальный филиал нелегальной группировки городских партизан «монтонерос».
Позднее Кристина, отдавая должное прошлому, говорила, что поколение 1970-х восхищает её интеллектуальной подготовленностью, чувством долга, наличием высоких идеалов и много чем ещё. И критически отзывалась о политических заблуждениях того периода, одним из которых было «презрение к демократическим процедурам»: «По большому счёту, это было проявлением высокомерия к воле народа. Не доверять воле народа — ошибочная позиция, глупостью является вера в то, что можно изменить общество, ещё не созревшее для внутренних перемен. Было много политического инфантилизма, ограниченности, самоуверенности».
В 1975 году Кристина вышла замуж за Нестора Киршнера. Репрессии военной диктатуры (1976–1983), «исчезновения» и убийства многих друзей, заставили молодую семью Киршнеров перебраться на родину Нестора — в местечко Эль-Калафате (провинция Санта-Крус) в далёкой Патагонии. Они занялись адвокатской практикой, связанной с торговлей недвижимостью. Работали не покладая рук, дела шли успешно, материальное благополучие семьи улучшалось. Появились дети: сын Максимо и позднее дочь Флоренсия.
После краха военной диктатуры Киршнеры вновь занялись активной политикой. Нестор был избран сначала мэром Рио-Гальегоса, столицы Санта-Круса, а потом губернатором провинции. Кристина возглавляла его избирательные команды, набиралась политического опыта, училась разоблачать и предотвращать чёрные «пиар-операции» соперников. В мае 2003 года Нестор Киршнер занял высший государственный пост.
Кристина, безусловно, сыграла важную роль в карьере мужа. Но у неё были свои амбиции. Она выстраивала собственную политическую карьеру: первая ступенька — член законодательного собрания в провинции Санта-Крус, затем — депутат и сенатор Национального конгресса Аргентины. Порой по популярности она затмевала Нестора. В декабре 2007 года Кристина Фернандес получила из рук мужа символы власти — президентский жезл и бело-голубую нагрудную ленту.
Доктрина «хустисиализма» предполагает построение справедливого общества «третьего пути» — между капитализмом и социализмом. По традиции, «хустисиалисты» стараются делать акцент на социальных проектах.
Кристина обозначила содержание своей социально-экономической программы как продолжение «хустисиалистского» курса правительства Нестора Киршнера. Иначе и быть не могло. За четыре года правления он сумел вдохнуть в народ оптимизм, нейтрализовать последствия кризиса, в который ввергли страну экономические эксперименты, проводившиеся неолиберальными правительствами в 1980–1990-е годы. Аргентинцы до сих пор с ужасом вспоминают тот период безудержного разграбления государственного сектора национальной экономики. Приватизаторы давали щедрые обещания, гарантировали эффективный рынок и небывалое процветание. Всё оказалось обманом: в традиционно благополучной Аргентине, снабжающей мясом и пшеницей полмира, дети начали умирать от голода. Безработица, дороговизна, отсутствие крыши над головой, циничное высокомерие власти — всё это привело к небывалому росту социальной напряжённости.
Нестор Киршнер круто изменил экономический курс страны. ВВП пошёл в рост, заметно уменьшилось число безработных, были повышены минимальная заработная плата, пенсии и социальные пособия. Поэтому, когда Кристина и её «Фронт за победу», объединяющий перонистов, радикалов и бывших социалистов, начали предвыборную кампанию, их поддержали в первую очередь бедняки, жизнь которых за время президентства Нестора Киршнера начала улучшаться. Правительство президента Кристины делает всё возможное, чтобы закрепить позитивные тенденции в финансово-экономическом развитии страны, обеспечить народную поддержку усилиям по преодолению неолиберальных реформ, в которых, как в ловушке, находилась Аргентина.
Кристина продолжила процесс деприватизации, начатый Нестором Киршнером. Под контроль государства стали возвращаться стратегически важные предприятия. Так, был аннулирован контракт со смешанной европейской компанией, которая в 1993 году приватизировала «Агуас Архентинас» («Воды Аргентины»). Иностранцы провели «оптимизацию» компании, результатом которой стали резко возросшие тарифы на воду и сокращение рабочих мест с 8500 до 3500, то есть более половины служащих были выброшены на улицу. Водоснабжение и питьевая вода перестали быть частной собственностью. Государство вернуло себе компанию «Аргентинские аэролинии». Она была приватизирована со множеством коррупционных нарушений испанской компанией «Марсанс». Погоня за прибылью, избавление от «лишнего персонала», безудержная эксплуатация тех, кто остался в штате, доведение аэропарка до критического состояния — вот и вся «модернизация», которую осуществили испанские хозяева. Под контроль государства вернулся завод, строящий военные самолёты, который был приватизирован американской компанией «Локхид Мартин». Парламент почти единодушно одобрил национализацию частных пенсионных фондов. Эти фонды, созданные по чилийской модели, показали свою неэффективность и уязвимость для коррупционных махинаций.
В обществе проводимую национализацию встречают в целом позитивно. Самый восторженный отклик аргентинцев получило объявление о «деприватизации» трансляции футбольных матчей. Право показа в Аргентине футбольных матчей 18 лет назад приватизировал медиахолдинг «Группа Кларин». С тех пор большинство встреч транслировалось только по коммерческим кабельным каналам, а за наиболее интересные игры со зрителей взималась дополнительная плата. Теперь футбольные матчи на государственном телевидении показываются бесплатно.
Быстрому восстановлению экономики Аргентины из «неолиберальных руин» способствовал курс на активизацию всесторонних отношений с Венесуэлой, начатый Нестором Киршнером и продолженный Кристиной. Она всегда выступала в защиту стратегического альянса с Венесуэлой: «В энергетическом снабжении Латинской Америке не обойтись без Боливии и Венесуэлы. Латинская Америка нуждается в Чавесе точно так же, как Европа — в Путине. До Чавеса все венесуэльские энергоресурсы на грабительских условиях направлялись в США».
Вашингтон пытался вбить клинья раздора между Каракасом и Буэнос-Айресом. И Нестор, и Кристина щедро осыпались «звездно-полосатыми» комплиментами как «демократы без страха и упрёка», и всякий раз после этого следовал риторический вопрос: что общего может быть у них с Чавесом, этим популистом и потенциальным диктатором? Но как не вспомнить, что в сложнейший для экономики Аргентины момент на помощь пришла именно Венесуэла. Многомиллионная финансовая поддержка, масштабные закупки сельскохозяйственной продукции, поставки энергоресурсов по льготным тарифам, распределение венесуэльских государственных заказов на аргентинских предприятиях, в том числе на строительство танкеров (один из них получит имя «Ева Перон»), — всё это только часть интенсивного торгово-экономического сотрудничества. Оппозиция в обеих странах подвергает его безапелляционной критике. В Венесуэле преобладает тезис: «Пропадут наши денежки!» В Аргентине враги сближения нажимают на то, что «хитроумный Чавес пытается навязать стране популистский режим».
У Киршнеров есть влиятельные противники в силовых структурах. Нестор аннулировал законы об амнистии, принятые при президенте Карлосе Менеме в отношении преступлений военной диктатуры 1976–1983 годов. В Аргентине в те годы погибло около тридцати тысяч человек. При Киршнерах из архивов извлекли сотни дел, начались судебные процессы по делам военнослужащих, которые совершили преступления. Конечно, это только усиливает недовольство оппозиции.
В июне 2009 года в стране прошли досрочные выборы в парламент: наполовину обновилась палата депутатов, и на треть — сенат. Кристина мотивировала проведение выборов необходимостью обновления законодательного органа с целью принятия мер по преодолению нового, на этот раз всемирного, экономического кризиса. Политологи рассматривали выборы как своего рода референдум о доверии пропрезидентскому блоку «Фронт за победу». «Фронт» потерпел поражение, утратив контроль над обеими палатами парламента.
Кристина и её ближайшее окружение считают, что среди главных причин поражения — не только всемирный экономический кризис. Правительство не имело достаточного резерва прочности, чтобы эффективно противостоять дестабилизационным действиям олигархических кругов, крупных агроиндустриальных собственников, реакционеров всех мастей. Как следствие — недовольство избирателей высоким уровнем инфляции, безработицей, вынужденным сворачиванием ряда социальных программ.
Серьёзным дестабилизационным фактором был конфликт правительства с производителями аграрной продукции. Западные СМИ подавали его как «недовольство фермеров» или даже просто «крестьян» политикой правительства. На самом деле мировой рост цен на зерновые привёл к тому, что аргентинские землевладельцы стали продавать за рубеж бблыиую часть урожая сои, пшеницы и кукурузы. Автоматически выросла стоимость продуктов питания внутри Аргентины. Чтобы остановить рост цен, правительство попыталось путем повышения экспортных пошлин заставить сельхозпроизводителей оставлять больше продукции для внутреннего рынка. Сельскохозяйственные «бароны» пошли на ответные действия. Тон задавали четыре крупнейших агрокомплекса, в директивных органах которых преобладают представители ультраправых сил Аргентины, включая бывших военных. Именно эти «крестьяне» перекрывали автомагистрали, выливали на дороги молоко, перестали поставлять сельхозпродукты в городские магазины, что привело к их дефициту и удорожанию. Это был откровенный шантаж.
Кристина Фернандес не скрывала своего возмущения и назвала протесты «клоунадой». Тем не менее некоторые слои городского населения, в особенности «средний класс», присоединились к протестам. Они, стуча пустыми кастрюлями, устроили на улицах городов, в том числе столицы, марши поддержки. «Единственное препятствие на пути к экономическому процветанию и счастью народа — это правительство Фернандес» — такое заявление звучало на митингах оппозиции.
Сторонники Кристины тоже проводили многолюдные манифестации в поддержку своего лидера. На одном из митингов она выступила с балкона президентского дворца, с которого Ева Перон не раз обращалась к «безрубашечникам». Возможно, это была одна из лучших речей Фернандес за всю её политическую карьеру. Она говорила так, словно от этого выступления зависела судьба Аргентины. Решение о повышении таможенных пошлин, объясняла она, принималось «для того, чтобы все аргентинцы смогли жить намного лучше», чтобы «доходы распределялись справедливо», что в действиях правительства «не было намерения навредить кому-либо». Она призвала оппонентов расчистить дороги и дать возможность аргентинцам жить и работать нормально. «Нам необходимо научиться разрешать наши разногласия демократическим путём, — взывала она. — Средний класс из-за своих предрассудков часто кончает тем, что действует против своих же интересов. Интересы среднего класса такие же, что у всех тружеников, нужно учиться видеть дальше того, что нам показывают по телевидению».
После того как сенат не поддержал правительство и проголосовал против повышения налогов, Кристина Фернандес отменила постановление, положив, таким образом, конец затяжному конфликту. Но от своих долгосрочных планов она не отказалась и продолжает утверждать, что «пережитки» неолиберализма наносят колоссальный вред политике и экономике.
Политическое противостояние в Аргентине нарастает с каждым днём. Всё громче залпы информационной войны. Возможно, некоторым утешением для Кристины послужит тот факт, что Ева Перон тоже была объектом такой войны. В конце 1940-х годов, когда Соединённые Штаты делали всё, чтобы свергнуть тогдашнего «популиста» — президента Хуана Перона, американская пропаганда распространила фальшивку о том, что Ева Перон была агентом абвера. Для подкрепления версии резидентура ЦРУ в Монтевидео издала книгу с «подлинными документами» германской разведки о шпионской деятельности Евы Перон.
И вот через полвека предпринята попытка компрометации другой неугодной Вашингтону фигуры. На этот раз «главным доказательством» стал чемоданчик с почти миллионом долларов, которые были якобы направлены Чавесом на финансирование избирательной кампании Кристины. Владелец чемодана — «доверенное лицо Чавеса», некий Антонини Вильсон, — был задержан в аэропорту Буэнос-Айреса. Вильсона быстро отпустили, но доллары изъяли для выяснения всех обстоятельств их ввоза. Буквально на следующий день Вильсон оказался в Соединённых Штатах, куда вылетел не по венесуэльскому, а по американскому «запасному паспорту». С этого и начался в Майами громкий процесс по «золоту Чавеса и Фернандес». Кристина назвала эту кампанию «Операцией мусор», разработанной «на мусорных свалках международной политики».
Многие политологи, анализируя «левый поворот» Латинской Америки, считают, что он стал ответом на неолиберальные реформы и их катастрофические последствия. Поэтому на передний план выступили приоритеты национальной экономики и ориентация на социальную справедливость. Всё это характерно для деятельности президентов-«популистов».
И здесь есть смысл привести точку зрения философа и социолога А. Тарасова:
Данный текст является ознакомительным фрагментом.