3. Лютая зона, дом родимый

3. Лютая зона, дом родимый

Мне повезло: мой маршрут был коротким, лагерь находился поблизости от Ленинграда. У каждого лагеря свое лицо, свое прозвище, под которым он слывет в тюрьмах. У нашего очень миленькое: «лютая зона». Он был ненамного хуже других, в чем-то даже лучше, поскольку город близок. Во всяком случае прокламированная прозвищем лютость не означала каких-то зверств его администрации. Как я потом убедился, первое впечатление было верным: в администрации и охране здесь работали такие же люди, как и везде, — одни грубее, другие культурнее, как и в любом советском учреждении. Попадались пьяницы и проходимцы, но именно у офицеров (большинство с университетским образованием) я встречал и подлинную человечность, а ведь сохранить человеческие качества в здешних условиях нелегко.

Лагерь вообще не принадлежал к числу тех, которые предусматривали особые строгости в содержании заключенных, положенные по наиболее суровым приговорам. Это не был лагерь усиленного или строго режима. Наш был «общак» — лагерь общего режима. Но как раз такие лагеря имеют недобрую славу среди заключенных. В лагеря более сурового режима попадают за особо тяжкие и масштабные преступления. Там содержатся преступники крупного калибра, люди серьезные, с размахом, они на мелочи не размениваются и суеты в лагере не любят. Сидеть им долго, и они предпочитают спокойный стиль поведения (хотя в любой момент готовы к побегу и бунту). Да и строгости режима сковывают возможную неровность их нрава. В «общаке» таких строгостей нет, режим вольнее, и для дурного нрава уголовников больше возможностей реализации. А сидят здесь в основном уголовники не того пошиба — хулиганы, воры, наркоманы, насильники. Почти все они — пьяницы. Это люди низкого культурного уровня, истеричные и конфликтные. Сшибка таких характеров непрестанно высекает нервные разряды, и в атмосфере грозовая напряженность. Верх берут те, кто наиболее злобен и агрессивен, и под внешним порядком устанавливается обстановка подспудного произвола «беспредела», как это звучит на жаргоне заключенных.

«Беспределом» наш лагерь действительно отличался, хотя в других «общаках», по отзывам побывавших там, примерно тоже самое, может, лишь самую малость помягче. Впрочем, у нас говорилось так: «Кому лютая зона, а мне — дом родимый». Насчет дома, это, конечно, правда, но у всякой палки две стороны. Одна — у тех, кто бьет.

Может быть, дело в том, что мой глаз был изощрен исследовательским опытом в социальных науках, но с самого начала то, что выглядело снаружи серой массой, расслоилось. Я увидел, что равенством тут и не пахнет. Все заключенные очень четко и жестоко делятся на три касты: воры, мужики и чушки.

«Вор» — это не обязательно тот, кто украл. По лагерной терминологии, вор — это отпетый и удалой уголовник, аристократ преступного мира, господин положения. По специализации он может быть грабителем, убийцей, бандитом, а может и спекулянтом. Важно, чтобы он лично был опасен и влиятелен. В лагере он если и ходит на работу, то не трудится за станком, а либо руководит, либо надзирает, либо снисходительно делает вид, что работает, а норма записывается за счет мужиков и чушков. Воры должны следовать определенному кодексу воровской чести: не сотрудничать с «ментами», не выдавать своих, платить долги, быть смелыми и тому подобное. Но зато они обладают и целым рядом самочинных прав (например, отнимать передачи у других). Воры образуют высшую касту.

«Мужики» — из преступников помельче. Название определяется тем, что они в лагере «пашут». За себя и за воров. Нередко в свою смену и в следующую за ней. У них много обязанностей и некоторые права — так, нельзя отнимать у них пайку хлеба (это «положняк», то, что положено), остальное можно. Это средняя каста.

«Чушок» — это раб. Чушки работают в свою смену и в следующую, а кроме того, несут непрерывные наряды по зоне и обслуживают воров лично. У чушков — никаких прав, с ними можно проделывать все, что угодно. А угодно многое. Это низшая каста — каста неприкасаемых, париев. Сюда попадают грязные (отсюда и название), больные кожными заболеваниями, слабые, смешные, малодушные, психически недоразвитые, чересчур интеллигентные, должники, нарушители воровских законов, осужденные по «неуважаемым» здесь статьям (например, сексуальным) и те, кто страдает недержанием мочи.

Особую категорию чушков составляют «пидоры» — педерасты. С ними вор или мужик не должен на виду даже разговаривать или находится рядом. Если случайно окажется рядом, то — процедить сквозь зубы: «Дерни отсюда (то есть поди прочь), пидор вонючий!» Вот и все что можно сказать пидору на людях. Или врубить ему по зубам и демонстративно вымыть руку.

В пидоры попадают не только те, кто на воле имел склонность к гомосексуализму (в самом лагере предосудительна только пассивная роль), но и по самым разным поводам. Иногда просто достаточно иметь миловидную внешность и слабый характер. Скажем, привели отряд в баню. Помылись (какое там мытье: кран один на сто человек, шаек не хватает, душ не работает), вышли в предбанник. Распоряжающийся вор обводит всех оценивающим взглядом. Решает: «Ты, ты и ты остаешься на уборку», — и нехорошо усмехается. Пареньки, на которых пал выбор, уходят назад в банное помещение. В предбанник с гоготом вваливает гурьба знатных воров. Они раздеваются и, сизо-голубые от сплошной наколки, поигрывая мускулами, проходят туда, где только что исчезли наши ребята. Отряд уводят. Поздним вечером ребята возвращаются заплаканные и кучкой забиваются в угол. К ним никто не подходит. Участь их определена.

Но и миловидная внешность не обязательна. Об одном заключенном — маленьком, невзрачном, отце семейства — дознались что он когда-то служил в милиции, давно (иначе попал бы в специальный лагерь). А, мент! «Обули» его (изнасиловали), и стал он пидором своей бригады. По приходе на работу в цех его сразу отводили в цеховую уборную, и оттуда он уже не выходил весь день. К нему туда шли непрерывной чередой, и запросы были весьма разнообразны. За день получалось человек двадцать. В конце рабочего дня он едва живой плелся за отрядом, марширующим из производственной зоны в жилую.

Касты различаются по одежде и месту для сна. Воры ходят в ушитой по фигуре и отглаженной форме черного цвета, похожей на эсэсовскую. Предпринимаются всякие усилия, чтобы раздобыть черную краску и выкрасить получерную со склада стандартную форму в черный цвет. Или выменивается на продукты чью-то отслужившую форму — пусть верхнюю, но зато черную! Мужики ходят в синей, реже в серой «робе», отутюженной, но не ушитой. Она висит на мужике мешком и должна так висеть. Нечего ему модничать. Но он должен быть чистым и часто стирать свою робу. Ну, а чушки — те в серой рвани, из обносков. Утюга им не дают. Чушок тоже должен следить за собой, но при его обязанностях (регулярно чистить постоянно засоряющиеся коллективные уборные и прочее) это очень трудно, так что и спрос не велик. А вот пидоры обязаны быть безукоризненно опрятными.

Спят воры на нижнем ярусе коек, мужики — на втором и третьем ярусах, чушки и пидоры — в отдельных помещениях похуже, часто без окон — в «обезьянниках». Даже мимо «обезьянника» проходишь — шибает в нос жуткая вонь; это из-за тех, у кого недержание мочи.

Перед ворами все расступаются, они с гордо поднятой головой разгуливают по центральной части двориков и помещений, обедают за почетными местами — во главе стола, получают все первыми. Мужики скромно ждут, когда дойдет до них черед, кучками собираются у стен, стараясь поменьше попадаться ворам на глаза. Чушки стоят в конце стола, получают все в последнюю очередь, часто довольствуясь объедками (вору и даже мужику объедки подбирать негоже, «западло»). Чушка можно узнать по согнутой фигуре, втянутой в плечи голове, забитому виду, запуганности, худобе, синякам. Пидорам вообще не разрешается есть за общим столом и из общей посуды — пусть едят в уголке по собачьи.

Администрация делает вид, что ничего не знает о делении на касты. На деле знает, признает это деление и учитывает при своих назначениях бригадиров, старшин и прочих. Иначе должности будут пустым звуком. Просто невозможно себе представить, чтобы вор стоял навытяжку перед мужиком или еще того хуже — чушкой или чтобы чушок посмел хоть что-нибудь приказать вору. Даже не смешно.